– То, что ставкой в этой игре будет счастье всей его жизни, в игре, которую он может и не выиграть.
– Однако, что же понуждает его рисковать?
– Клятва.
– Какая клятва?
– Клятва, которую он дал одному умирающему.
– Как его имя?
– Оно вам хорошо известно, монсиньор. Его звали Филипп Лотарингский герцог де Невер.
Регент опустил голову, сразу как то обмяк и осунулся. Недолго помолчав, он тихо произнес:
– Почти двадцать лет прошло, а я ничего не забыл, ничего! Как я любил моего друга, моего бедного Филиппа, и он меня любил. С тех пор, как его не стало, не знаю, удалось ли мне хоть раз пожать чью-нибудь истинно дружескую руку.
Горбун впился взглядом в регента. Он был очень взволнован. В один момент с его языка едва не сорвалась какая-то фраза, но он вовремя сдержался, и лицо его опять приняло бесстрастный вид. Филипп Орлеанский поднял взгляд и медленно произнес:
– Кроме близкой дружбы с герцогом де Невером нас связывали родственные узы. Моя сестра вышла замуж за его кузена герцога Лотарингского. Как глава государства и как шурин я должен оказывать поддержку его вдове, которая к тому же стала супругой еще одного моего близкого друга. Если дочь Невера жива, я могу пообещать, что она получит богатое наследство и выйдет замуж за достойного аристократа, носящего титул не ниже принца, если она, разумеется того пожелает… Обо мне говорят, что я владею одной бесспорной добродетелью, умею, де, прощать обиды и даже оскорбления. Наверное, это правда. Я способен забыть любое зло, причиненное лично мне, если пойму, что его совершивший, – искренне в том раскаивается. Однако здесь дело совершенно иного рода. Речь мне обо мне, а о злодейском убийстве. Когда я узнал, что Филипп де Невер убит, я поклялся, что отомщу за его смерть. И вот теперь, став во главе государства, я обязан не отомстить, а покарать убийцу. Это будет уже не месть и даже не возмездие. Это будет правосудие.
Филипп Орлеанский замолчал, – ему показалось, что в глазах горбатого собеседника блеснули слезы. Но тот, словно в знак одобрения внезапно склонил голову, а когда ее опять поднял, то регент не смог бы поручиться, что не поддался иллюзии, вызванной игрой света время от времени коптящих ламп.
– Пока что для меня много не ясно, – продолжал хозяин кабинета. – Почему этот Лагардер так долго тянул, прежде, чем обратился ко мне?
– Потому, что он решил лишь тогда снять с себя обязанности опекуна, когда мадемуазель Аврора де Невер станет взрослой женщиной и сможет сама решать, кто для нее друг, а кто нет.
– У Лагардера есть доказательства того, о чем вы сейчас от его имени говорите?
– Есть… Есть, кроме одного.
– Какого же?
– Он пока не знает твердо, кто убийца.
– А нетвердо знает?
– Да. Он считает, что знает. Чтобы узнать убийцу у него есть некая примета.
– Примета в таком деле не может служить доказательством впрочем.
– В скором времени у вашего высочества будет возможность решать это самому. Что же касается рождения и достоверности того, что именно эта девушка – дочь Невера, здесь все в порядке.
Регент опять задумался.
– Какую клятву дал Лагардер? – спросил он после некоторого молчания.
– Он пообещал заменить ребенку отца.
– Значит, в момент смерти Невера он был с ним рядом?
– Да. Умирая, Невер просил Лагардера позаботиться о его дочери.
– Лагардер защищал Невера своей шпагой?
– Он сделал все, что было в его силах. Они дрались вдвоем против двадцати. И только, когда Невер умер, Лагардер унес ребенка, не смотря на то, что оставался один против нескольких наемников.
– Да. Мне известно, что во всем мире нет более грозного клинка… – пробормотал регент. – Но в наших ответах все равно многое неясно. Если, как вы утверждаете, Лагардер участвовал в том бою, то почему же у него остались сомнения в отношении убийцы?
– Бой происходил ночью. А убийца был в маске. Он подкрался сзади. Невер упал как подкошенный. Перед смертью он простонал: "Друг, отомсти за меня!"
– И этот человек, нанесший смертельный удар сзади, – продолжал регент с заметным сомнением, – был не маркизом де Келюсом?
– Мсьё маркиз де Келюс уже несколько лет, как умер, – ответил горбун, – а убийца жив. Вашему величеству достаточно сказать слово, и Лагардер предстанет перед вами сегодня же ночью.
– Ах вот как? – оживился регент. – Значит Лагардер в Париже?
Поняв, что допустил оплошность, горбун прикусил губу.
– Если это действительно так, – прибавил регент, поднимаясь, – то он мой!
Он позвонил в колокольчик и отдал распоряжение вбежавшему лакею:
– Немедленно пригласите ко мне господина де Машо.
Мсьё де Машо был начальником сыскной полиции. Горбун принял спокойную позу.
– Монсиньор, – сказал он, взглянув на свои часы. – В эту минуту мсьё Лагардер ждет меня за пределами Парижа на одной из дорог, которую я вам не назову даже под пыткой. Сейчас одиннадцать вечера. Если мсьё де Лагардер не получит от меня никакого известия до половины двенадцатого, то ускачет на коне к границе королевства. У него есть надежные соратники, которые помогут ему покинуть территорию Франции. Ваша полиция не успеет его задержать.
– Я задержу вас заложником! – воскликнул регент.
– Если вам так угодно, – улыбнулся горбун, – я в вашем распоряжении, монсиньор.
И он выжидательно скрестил на груди руки. В кабинет стремительно вошел начальник полиции. Он был близорук и поначалу не заметил горбуна. Не дожидаясь вопроса, он сходу заговорил:
– Видите, какие новости, ваше королевское высочество, разве можно здесь проявлять снисходительность? У меня есть бесспорные доказательства, что они действуют заодно с Альберони. Чалламаре увяз по самую макушку, а старые придворные аристократы во главе с герцогом и герцогиней Мэнскими…
Повернувшись спиной к горбуну, регент прижал палец к губам. Господин Машо наконец разглядел незнакомого посетителя. В молчании прошло не меньше минуты. За это время регент несколько раз украдкой изучал горбуна. Тот стоял спокойный, как изваяние.
– Я пригласил вас Машо, – наконец заговорил регент, – как раз для того, чтобы обсудить все эти проблемы с Челламаре и остальными. Прошу вас, подождите меня минуту в соседней комнате.
Машо с любопытством посмотрел на горбуна через лорнет и направился к дверям. Когда он уже находился на пороге, регент, спохватившись, сказал ему вслед:
– Попрошу вас, Машо, пусть мне сюда принесут охранную грамоту, чистый бланк с печатью и подписями.
Когда Машо удалился, регент улыбнулся. Он не привык так долго оставаться серьезным.
– Какого черта на должность начальника сыска берут близоруких? – весело проворчал он, и потом, возвращаясь к прежнему:
– Мсьё шевалье де Лагардер ведет со мной дипломатическую тяжбу по всем правилам внешних сношений. Он направляет ко мне послов, в своем письме оговаривает условия, где главным является получение им охранной грамоты. Видно, он преследует какую то корысть, надеяться получить вознаграждение.
– В этом ваше королевское высочество ошибается, – ответил горбун. – Господин де Лагардер ничего не требует. Впрочем, даже регенту Франции не по силам в полной мере вознаградить шевалье де Лагардера.
– Черт возьми! – бросил герцог. – Все-таки придется пригласить эту таинственную романтическую личность сюда. Он наверняка будет иметь бешеный успех при дворе и воскресит моду на странствующих рыцарей. Как долго придется его ждать?
– Два часа.
– Прекрасно! Мы его представим как непредусмотренную программой интермедию между индейским балетом и ужином дикарей.
Вошел лакей с охранной грамотой, подписанной министром Лё Бланком и мсьё де Машо. Регент собственноручно проставил имя и подписался.
– Мсьё де Лагардер, – говорил регент, заполняя бланк, – не совершил никакого преступления, чтобы его нельзя было простить. Покойный король поступал сурово с дуэлянтами. У него были на то основания. Однако, нравы, благодарение Богу, изменились. Сегодня шпаги лучше держать в ножнах. Помилование для мсьё де Лагардера будет подписано завтра, а пока только временная охранная грамота.
Горбун протянул к ней руку. Но регент не торопился передавать ему листок.
– Вы должны предупредить мсьё де Лагардера, что любое проявление насилия с его стороны прекращает действие данного документа.
– Время для насилия до конца не истекло, – торжественно произнес горбун.
– Что вы хотите этим сказать, сударь?
– То, что еще в течение двух дней шевалье де Лагардер не сможет принять это условие.
– Это почему же? – встрепенулся герцог Орлеанский, измерив собеседника холодным взглядом.
– Потому, что ему не позволяет клятва.
– Значит, кроме обещания стать приемным отцом ребенка, он поклялся в чем то еще?
– Он поклялся отомстить за жизнь Невера… – горбун запнулся.
– Так, так, продолжайте, мсьё… – приказал регент.
– Шевалье де Лагардер, – медленно произнес горбун, – унося ребенка, крикнул убийцам: "Вы все умрете от моей руки!" Их было девять. С семью из них Лагардер уже повстречался. Они мертвы.
– От его руки? – побледнев, прошептал регент.
Горбун утвердительно кивнул.
– А как же эти двое оставшихся? – спросил регент.
Горбун замялся: