– Итак, с первым заданием Гонзаго мы разделались, – сказал Кокардас, – взяли лакейские костюмы. Теперь второе, – Гонзаго сказал: "Убедитесь в том, что на улице Певчих стоит портшез и при нем есть носильщики".
– И это сделано, – доложил Паспуаль.
– Сделано, то сделано, – Кокардас почесал за ухом, – но там, почему то два портшеза. Что скажешь на это, мой миленький?
– Замечательно! Один будет запасной, – рассудил Паспуаль. – А знаешь, меня никогда не носили в портшезе.
– Подумаешь, удивил. Меня тоже не носили.
– На обратном пути прикажем, чтобы нас по очереди несли в портшезе.
– Само собой. В третьих он сказал: "Войдите в дом".
– Мы вошли.
– "В доме есть девушка".
– Посмотри, благородный рыцарь, – воскликнул брат Паспуаль, – видишь, как я дрожу.
– С чего это вдруг?
– Стоит лишь начать разговор о прекрасном поле, как я начинаю волноваться.
Тут Кокардас довольно грубо шлепнул нормандца по плечу.
– Крапленый туз! Знаю, что друзья должны уметь прощать друг другу разные слабости. Но на сей раз ты меня доконал. Клянусь, если ты еще раз повесишь не на уши какую-нибудь лапшу о твоих юбочных страданиях, я их тебе обкорнаю шпагой!
Брат Паспуаль не заметил грамматического несовершенства фразы Кокардаса Младшего, хотя уяснил, что речь шла о его, Паспуаля, ушах, которые он любил и берег, не смотря на их непомерную длину и то обстоятельство, что они по любому поводу краснели.
– Ты, ведь, запретил мне подглядывать в скважину, – сказал нормандец. – Как же мы сможем убедиться, что здесь есть девушка?
– Птичка – на месте, можешь не сомневаться. Слышишь, как щебечет?
Из-закрытой комнаты донесся звонкий девичий смех. Брат Паспуаль прижал руку к сердцу и блаженно прищурился.
– "Вы возьмете девушку, – продолжал цитировать приказ Гонзаго Кокардас, – точнее, не возьмете, а вежливо предложите ей сесть в портшез и распорядитесь, чтобы носильщики доставили его в особняк у Сен-Маглуар".
– "В случае крайней необходимости применить силу", – дополнил Паспуаль.
– Именно так, мой зайчик. Думаю, что по пятьдесят пистолей на мордочку за такие пустяки совсем не худо. Верно?
– Счастливчик этот Гонзаго, – томно вздохнул Паспуаль.
Кокардас угрожающе взялся за эфес своей шпаги. Нормандец поспешил ухватить его за руку.
– Друг мой дорогой, – произнес он в горестном порыве. – Ну убей меня сейчас же на месте. Это единственный способ погасить пламень пожирающий мою душу. Вот моя грудь. Пронзи ее смертельным ударом.
Кокардас смягчился. Растроганно улыбнувшись, он сказал.
– Только этого нам не хватало. Давай ка лучше пообещаем друг другу из этих ста пистолей не истратить ни су на выпивку и на женщин.
– Обещаю, – прошептал брат Паспуаль и обречено потупил взор.
Из спальни Авроры послышался смех.
Вдруг за спинами приятелей раздался тихий, но властный голос:
– Пора! Сейчас она выйдет. Приготовьтесь!
Они стремительно обернулись. У стола стоял горбун, которого они видели во дворце Гонзаго. Он развязывал их свертки.
– Вот это номер! – изумился Кокардас. – Откуда он здесь взялся?
Паспуаль от неожиданности попятился. Горбун протянул каждому по ливрее.
– Поторапливайтесь! Время не ждет, – скомандовал он, не повышая голоса.
На какое то мгновение они застыли в нерешительности. Переодеваться в лакейский наряд особенно не хотелось гасконцу.
– Серп тебе в жатву! – взвился он. – С какого храма ты свалился? Твое-то какое дело?
– Заткнись! – уверенно оборвал его горбун. – Слушай и делай, что велено.
Из-за дверей спальни раздался голос доньи Круц.
– Прекрасно! Вот и ты готова. Можешь отправляться, если уже подали портшез.
– Ну, живее! Живее! – сурово скомандовал горбун и задул лампу.
Наступила темнота.
Впрочем, она продолжалась недолго. Через несколько секунд отворилась дверь спальни, и оттуда в общую комнату проникло немного света. Кокардас и Паспуаль отбежали за винтовую лестницу и, сбросив плащи, натянули лакейские ливреи. Горбун распахнул окно, выходившее на улицу Певчих и два раза коротко свистнул. Немедленно зашевелился один из портшезов. В это время через общую комнату на ощупь пробирались девушки, помогавшие облачать Аврору. Горбун, открыв перед ними дверь, выпустил их на улицу.
– Вы долго будете там возиться? – нетерпеливо прошептал он гасконцу и нормандцу.
– Мы готовы, – отозвались те.
– За дело! – скомандовал горбун.
Из спальни Авроры вышла донья Круц:
– Карамба! Нужно срочно найти носильщиков для меня! Мой таинственный провожатый конечно, об этом не позаботился.
Едва донья Круц переступила порог, горбун закрыл за ней дверь, и общая комната опять погрузилась в полную темноту. Донья Круц не боялась людей, но не любила темноты, потому, что в ней, как она была убеждена с детства, укрывается дьявол. Вот и сейчас ей чудилось, что он затаился где то рядом, чтобы боднуть ее своими рогами. Сделав несколько неуверенных шагов, бывшая гитана решила вернуться. Но едва она прикоснулась к двери, как ее запястье ухватили две мохнатые руки. По счастью они принадлежали не дьяволу, а всего лишь Кокардасу Младшему. Донья Круц попыталась позвать на помощь, но от испуга потеряла голос и вместо громкого крика испустила слабый хрип, который Аврора не услышала. Она сейчас вертелась перед зеркалом, нанося последние штрихи к своему бальному туалету. Как раз в это мгновение на улице начался шум. Минуту назад тихая сонная улица Певчих внезапно огласилась восторженными восклицаниями:
– Несут!
– Везут!
– Где?
– Вон там, видишь, карета без лошадей, там, на площади Трауар?
– Ух ты, вот это да! А где он живет?
– В отеле д'Ангулем. Пора бы знать, моя милая.
– Ой, падаю. Ой, не могу, приближается!
– Да здравствует мсьё Лоринстон!
– Ура! Ура! Ура!
Шум на улицы нарастал.
– Сударыня, – произнес Кокардас, исполнял глубокий поклон, который в темноте никто не увидел, – позвольте смиренно предложить вам ручку, ради всего святого?
Донья Круц бросилась в другой конец комнаты, где ее тут же перехватила другая пара рук. Они были не столь мохнаты, но более мозолисты, чем предыдущие, и принадлежали брату Паспуалю. На этот раз ей удалось крикнуть: – На помощь! Но опять же голоса на улице оказались громче:
– Вот он! Вот он!
– Слава мсьё Лоу Лористону!
– Лоу Лористон! Лоу Лористон! Лоу Лористон!
Голос доньи Круц пропал, заглушенный криками ликующей толпы, точно так же, как мгновение назад, поглощенный темнотой, остался незамеченным изящный реверанс Кокардаса Младшего. Внезапным изворотом бывшей гитане удалось вырваться из рук брата Паспуаля. Нормандец и гасконец больше не пытались ее схватить. Они попросту загородили собой два выхода из комнаты, оставив свободной дверь, выводившую на крыльцо. Нащупав в темноте, она ее распахнула. Уличные фонари на миг осветили ее лицо, при виде которого Кокардас изумленно вскрикнул. И сейчас же дожидавшийся на крыльце человек в темном плаще набросил донье Круц на голову накидку, (так, что закрыла ей все лицо), и ловко обмотал ее вокруг шеи. Затем подоспел еще один, – они вдвоем усадили ни живую ни мертвую от страха девушку в портшез и захлопнули дверцы.
– В особняк за Сен-Маглуар! – скомандовал Кокардас.
Портшез тронулся. Наблюдавший эту сцену с крыльца Паспуаль вернулся в дом. Он был взволнован и дрожал, как пескарь на траве. Кокардас о чем-то размышлял.
– Она прелестна! – захлебываясь пролепетал нормандец. – Ай да, Гонзаго!
– Слава Богу! – удовлетворенно заметил Кокардас. – Мы исполнили все в лучшем виде!
– Какая миленькая ручка с шелковистой кожей!
– Мы честно отработали свои пятьдесят пистолей!
Кокардас потоптался на месте в некоторой нерешительности.
– Какая талия! – продолжал свое Паспуаль. – я не завидую Гонзаго ни за его титулы ни за его золото, но…
– Хватит! – перебил Кокардас. – Дело сделано, пора убираться.
– Теперь долго не смогу спать по ночам… – не унимался нормандец.
Кокардас схватил брата Паспуаля за воротник и, несколько раз встряхнув его как шарнирную марионетку, вразумительно произнес:
– Прежде всего, нужно развязать старуху и мальчишку! Или юбки тебе настолько вскружили голову, что ты позабыл о милосердии?
– Ты не находишь, что почтенная дама неплохо сохранилась! – вопросом на вопрос отозвался брат Паспуаль, после чего от Кокардаса Младшего получил в спину увесистую оплеуху. Гасконец повернул ключ, отпирая вход на кухню. Но прежде, чем он открыл дверь, с лестницы послышался голос горбуна, о котором гасконец и нормандец уже успели позабыть.
– Пока что я вами доволен, храбрецы, – сказал он. – Оставьте в покоев дверь.
– Нет, ты погляди, как он разговаривает, этот замухрышка, – проворчал Кокардас.
– Удивительно, – прибавил Паспуаль, – в темноте его голос на меня производит необъяснимое впечатление. Мне чудится, что я где-то его уже слышал.
Раздалось несколько сухих щелчков. Горбун высек из огнива искру и зажег лампу.
– Ну, и что же нам прикажете делать теперь, ваше превосходительство, повелитель Эзоп? – не без иронии осведомился гасконец. – Кажется, так вас называют?
– Эзоп, Иона, и еще кое как по другому, – ответил человечек. – Слушайте мою команду!
– Ты понял Паспуаль "команду". Ах ты, крапленый туз!
Кокардас, паясничая, приставил ладонь к шляпе, словно отдавал честь. То же сделал и брат Паспуаль.
– Мы слушаем распоряжений вашего сиятельства!
– И правильно делаете, – сухо заметил горбун.