- Не знаю… - Крит тоже почуял недоброе.
В это время судно вышло уже за пределы гавани и уходило в открытое море, в темноту, в холодный ночной мрак.
Когда от берега было уже далеко и одинокие огоньки скрылись из вида, Пифострат сказал начальнику тюремной стражи: "Приступайте!" Затем повернулся к воинам и громко, как в бою, скомандовал:
- Встать вдоль борта! Обнажить мечи!
Все воины выполнили команду. Пленные уже стояли с противоположной стороны. Уже не было слышно ни проклятий, ни криков, только шепот молитв. И тут все услышали:
Если достойная смерть,
Лучшая доля для павших,
Смело, о граждане, в бой,
Меч и доспехи при нас!
Звучным юношеским голосом пел Героид. И все, закованные в цепи пленники, как один, подхватили любимый пеан херсонеситов:
Эй, херсонесцы, вперед,
Дети и жены на стенах
Смотрят на нас, не рабы -
Граждане смотрят на нас.
Героид поднял руки, и пленники, не дав опомниться воинам, бросились на них. Крит почувствовал, как цепи с силой ударили его по голове. И звон цепей слился со звоном мечей. И пеан превратился в рев. Крики и стоны. Кровь брызнула на руки Крита: это Героид наткнулся на его меч. Крит дернул меч на себя, но толпа нажала, и Героид обнял Крита, как брата, и стал тихо оседать на палубу. Крит не сдержал его веса, и оба повалились на доски. И Крит услышал: "Греки убивают греков".
Но вскоре все пленники были убиты или выброшены за борт. И только один сумел выбраться на корму и стоял на ее возвышении.
- Достать его, - крикнул Пифострат.
Кто-то кинулся по лестнице за ним. Человек выпрямился и крикнул: "Убийцы! Тираны! Да покарает вас Посейдон!" - и прыгнул в море, в темноту, в холодные осенние волны.
- Кто это? - прошептал чуть слышно Крит.
- Евмарей, бывший страж булевтерия. - Это сказал Ахет. Только тут Крит увидел его - он был рядом.
Весь путь назад воины молчали. И даже те, кто был под командой Пифострата, гераклейцы, тоже хранили молчание. С этого вечера все были повязаны кровью.
Уже на подходе к пирсу Крит увидел - несколько факелов освещали причал. Судно быстро и точно подошло к пирсу. Матросы бросили канаты.
- Слава героям! - голос Евфрона знаком был уже всем.
На судне все заметно оживились.
- Ну же, спускайтесь, верные мои воины!
Крит увидел на пирсе множество колесниц; женские голоса и смех раздавались во мраке ночи.
- В чем дело? - Евфрон проявил нетерпение.
- На судне пропали сходни, - крикнул кибернет.
- Тогда мы подадим другие! - крикнули снизу.
Вскоре появились сходни. Воины, друг за другом, спускались на пирс. Первым вышел Пифострат. Он подошел к Евфрону, что-то тихо сказал. Тот одобрительно похлопал его по плечу.
- Воины, друзья мои! - Евфрон громко и возвышенно обратился ко всем, кто был на судне. - Вам было нелегко это сделать. Но кто-то должен обрезать сухие ветки. Иначе сад погибнет. Все вы это знаете. Когда мы победим скифов, а мы их победим, вы поймете, что так было нужно. Поймут и те, кто сомневается. А чтобы немного развеяться, я дарю вам на эту ночь всех гетер Херсонеса. И десять амфор чудесного вина!
Со всех сторон раздались восторженные крики! Особенно из рядов гераклейцев-наемников. Но молчал Крит. Молчал и Ахет. Вскоре колесницы, груженные воинами и гетерами, понеслись в сторону дома Папии, самой богатой гетеры города. Но не было среди ее гостей Крита и Ахета, не было там и Хелены. И это не осталось не замеченным.
ПОСОЛЬСТВО
Всю дорогу Сириск писал. Давно у него не было для этого столько времени. Рукопись его все росла. Он описал все события, связанные с его странствием в Ольвию и пленением, хотя знал: до тех пор, пока ойропаты не выдали себя сами, Сириск не мог обнародовать свою "Историю жизни племен и городов, что окружают полис Херсонес". Так назвал он свой труд.
По пути он много беседовал с матросами, с воинами. И те охотно ему помогали. А Диаф был прямо-таки в восторге.
- Я преклоняюсь перед тобой, господин, - сказал он на второй день плавания. - Ты сидишь за столом вот уже второй день. Но о чем ты пишешь? Что это? Явно не стихи. Или, может быть, это государственная тайна?
- Нет, Диаф, тут никакой тайны. - Сириск вышел на палубу, и они стояли у борта и смотрели на высокие таврические горы, что синели вдали. - Просто должен кто-то описать все, что происходит вокруг. Пусть те, кто прочитает, узнают друг о друге. И потомки должны знать, что было на их земле раньше?
- Выходит, ты работаешь для тех, кто еще не родился?
- И для них, и для тех, кто уже сейчас живет, но ничего достоверного не знает о жизни своих соседей.
- Сомнительна мне польза твоих трудов, хозяин. - Диаф уже привык, что был другом, слугой, но не рабом. Поэтому был смел в своих высказываниях.
- Отчего же, Диаф?
- Оттого, хозяин, что знакомые мне скифы в моем племени не читают историй по свиткам. Жизнь они познают, не слезая с коней. Кто прочитает твою "Историю"?
- Я думаю, ты не прав, Диаф, - спокойно возразил Сириск. - Мой учитель, Еврилох из Афин, часто давал мне читать "Историю" Фукидида. И "Историю" Геродота. Эти книги написаны много лет назад, но все образованные люди знают их. И, может быть, от этого было меньше войн в последние годы. Люди стали интересны друг другу. Убивают, когда ненавидят. А ненавидят почти всегда от страха перед неизвестным и непонятным. А если люди будут знать друг друга, значит и полюбят.
- Ты молод, хозяин. Я старше тебя, и я сомневаюсь, что узнав, люди станут любить и жалеть друг друга. Наоборот, разгорится жадность, захочется украсть, ограбить. Если не от жадности, так просто из зависти.
Сириск ничего не ответил. Он долго молчал и смотрел на горы. "О, боги, - думал он, - как необъятны эти горы, так же необъятны невежество и темнота людская. И прав Диаф. Но что же так гложет меня ночами? Что заставляет писать этот труд? Может быть, вера в то, что когда-нибудь люди поймут, что они люди, а не звери. И возлюбят друг друга. И не будет войн, жадности и зависти. И все будут умны и милосердны. Так - должно быть. Это норма жизни. Так говорит мне мой внутренний голос. Так вещают мне боги. И не беда, что горы так высоки, а невежество - столь необъятно. Тот, кто хочет подняться на вершину, должен когда-то вступить на первый камень у основания самой высокой горы".
- Надо же когда-то начинать жить по-божески, Диаф. - Сириск произнес эти слова, и Диаф понял их смысл. Он помолчал, а потом сказал:
- Я счастлив, хозяин, что я твой… друг. И хотел бы всегда помогать тебе.
- От помощи не откажусь, - улыбнулся Сириск. - Вот, скажи, для начала. У меня путаница со словом "ойропата". Одни говорят так, а другие эдак.
- Ойорпата - это наше скифское слово. - Диаф оживился. - И означает оно мужеубийца. "Ойор" - значит по-скифски "муж", а "пата" - убивать. Вот и получается не ойропата, как говорят неправильно в Херсонесе, а ойорпата.
- Пойду запишу.
Сириск был всегда рад новым сведениям. Вот и теперь, он записал все, что поведал ему Диаф. И еще добавил: "Теперь уже стало ясно - набеги на клеры, наряду со скифами, совершают и ойорпаты. Но цели у них разные. Скифы нападают осенью, чтобы захватить урожай и вино, а ойорпаты - в начале весны, чтобы пленить женихов. Но скажу достоверно: среди них есть прекрасные жены, достойные в высшей степени уважения. И многие из них осознали - не может юность и любовь мириться с убийством. А что будет дальше, опишу потом, если боги даруют мне жизнь и время".
К вечеру ветер усилился. Корабль несся, как чайка, а воздух был свеж и прохладен.
- При таком ходе завтра войдем в Танаис, а там уж и царство Амаги, - радостно сказал кибернет, в первую очередь думая о лошадях, которые стояли в трюме. Они ели много овса и сена, а кибернету это не нравилось.
Сострат несколько раз пытался заговорить с Сириском, но тот молчал, отвечал односложно.
- Не можешь забыть? - как-то утром спросил его Сострат.
- Не могу и не собираюсь. И прошу тебя, не ходи за мной. - Сириск с трудом скрывал неприязнь. - Прошу, делай то, что тебе поручили, а меня не тронь. Ты мне неприятен.
С этого дня недруг Сострат стал еще и врагом. С виду он был приветлив и даже заботлив. Но в сердце он замыслил явно что-то недоброе.
- Не нравится мне этот Сострат. - Диаф сразу почуял неладное.
- Забудь о нем, Диаф.
- Как забыть, если вокруг тебя ходит волк, готовый к прыжку. Ох, не к добру этот человек.
- Да, был лисой, а стад волком, - ответил Сириск. - Но наше дело - исполнить долг. А Сострат - Евфронов сикофант. Главное - мы это знаем. А значит, он нам не страшен.
Пантикапей проходили ночью. Как на беду, подул встречный борей. Кибернет убрал парус, и корабль пошел на веслах. Было холодно, низкие облака затянули все небо.
- Это хорошо, что пасмурно, - сказал кибернет. Он и Сириск сидели в кубрике и наблюдали за гребцами, преодолевающими встречный ветер и волны.
- А может быть, зайдем в Пантикапей, отстоимся? - сказал совсем еще юный сын кибернета, Боиск.
И кибернет, и Сириск, и даже матрос-рулевой улыбнулись.
- Пора бы тебе знать, сынок, - обратился к нему отец, который очень любил Боиска и взял его в опасное путешествие после горячих упрашиваний сына, - что пантикапейцы платят Агару дань, значит, они как бы принадлежат скифам. А мы со скифами воюем. Так что от Пантикапея нам надо держаться подальше. Они хоть и братья-греки, а все же могут задержать. Как иначе они оправдаются перед Агаром? "Прости, - скажут, - царь Агар, отпустили мы твоих врагов, не взыщи уж…" - Все засмеялись. - Так что рисковать не будем.