* * *
С тех пор прошел год. После смерти тавра Сириск не проронил больше ни слова. А по возвращении в Херсонес он взял обет молчания на один год. Постепенно все привыкли к молчаливому грустному юноше, всегда одинокому. Все время он проводил в храме Девы и не выходил из библиотеки с утра до вечера. Часто Верховный жрец привлекал его к помощи по проведению обрядов и праздников. И Сириск прекрасно справлялся во всем, что не требовало слов. Все, что можно было узнать о скифах и о таврах, он прочитал в обширной библиотеке, а то, что слышал и видел сам, он записывал в свой свиток:
"А тавры живут в горах и на южном побережье Понта. Занимаются охотой и, говорят, грабят проходящие торговые суда. Но я сам не видел. Чтобы узнать правду, я предпринимаю плавание на торговом судне в Ольвию с нашими купцами. О том напишу по возвращении, если боги даруют мне такую возможность".
Купцы охотно взяли Сириска с собой: Гераклид уплатил за фрахт и отправил с сыновьями сто медимнов зерна на продажу. Отец позволил и Криту отправиться с братом. Когда корабль, груженный хлебом, отплывал от пирса. Сириск увидел - Хелена подбежала и тоже помахала белым платком.
- Удачи тебе, Сириск, - сказала она. - Если сможешь, пришли мне весточку, и я отвечу тебе!
В этот день кончился обет молчания, и Сириск крикнул:
- Я напишу вам из Ольвии… Я напишу тебе, Хелена…
ОЙРОПАТЫ
Весь день дул южный ветер, и гребцы отдыхали; парус, огромный и тугой, полный попутного ветра, не ослабевал ни на мгновение. Вода уже не плескалась, а шипела о борта корабля, и ветер все усиливался.
- Если ветер не ослабеет, завтра к утру будем дома, - весело сказал Крит, глядя на Сириска.
- А чайки? - Сириск сидел, прислонившись к борту, и смотрел на парус, и на море, и на чаек, что медленно ходили по песчаной косе. Чаек было много. И они изредка поднимали головы, точно провожали корабль в дальний путь.
- А что чайки? - Крит не унывал. - Чайки как чайки. Вот пройдем Ахиллов Бег - а там и Херсонес недалеко. Отдохнем! Увидим Хелену! Думаю, она заждалась тебя, Сириск! Отец встретит нас с радостью! Еще бы! Столько пшеницы мы еще никогда не продавали! Думаю, исполнится твоя мечта - отец выполнит обещание и отпустит тебя в странствия по Скифии! Ты сможешь изучать своих любимых скифов и тавров! А если…
- Послушай, Крит, ты можешь помолчать? - Сириск с тревогой всматривался в горизонт. Солнце клонилось к западу, ветер крепчал. Корабль слегка накренился и все набирал ход. Скрип снастей усиливался, но судно шло ровно, слегка покачиваясь на волнах.
- Что ты там увидел? - Крит посмотрел на запад, туда, где багровое солнце, еще не дойдя до горизонта, тонуло в черных, плотных, бескрайних облаках, Сразу потемнело, ветер зловеще засвистел в канатах. - Шторма боишься? - Крит хотел еще что-то добавить, но Сириск оборвал его:
- Боги не любят трусов, но они не любят и болтунов!
- Сейчас месяц фаргелион, а весной сильных штормов не бывает! - Крит сказал это не так громко, и его голос заглушила команда кибернета:
- Убрать парус! Поставить долон.
Тотчас несколько свободных гребцов кинулись к парусу. Но убрать его оказалось из-за сильного ветра не так просто. Вскоре маленький долон с хлопком натянулся, корабль чуть сбавил ход. Наклон судна тоже стал меньше, и волна все чаще била в корму и борт. Брызги были холодные, и ветер был холодный, и жуткая темень предвещала ненастье.
- Язык бы тебе вырвать, - процедил старый кормчий Геродот.
Он слышал весь разговор братьев и, проходя мимо, сплюнул в сторону Критобула. Юноша промолчал. Волны уже заливали палубу, и кибернет дал команду крепить груз и все, что можно, снести в трюм.
- Шторм идет, - сказал кибернет, поравнявшись с Сириском. - Думаю, вам с братом лучше спуститься вниз.
- Нет, мы побудем здесь, - ответил за двоих Сириск. - Возможно понадобится помощь.
Кибернет, ничего не ответив, ушел в свою палатку на корме судна.
Неожиданно ветер подул с севера, море потемнело и корабль развернуло набок. Судно вздрогнуло. Волны, те что появились с севера, сталкивались с пологими попутными волнами, и все море покрылось белой пеной. Со всех сторон огромные бурлящие гребни волн. Все, кто не был занят управлением судна, скрылись в трюме, лишь Геродот и Теофил, второй кормчий, крепко держали кормовые весла, направляя корабль против очередной волны.
Только теперь Сириск понял свою ошибку - чтобы спуститься в трюм, им надо было пробежать по палубе к палатке кибернета, но волны, огромные, холодные уже покрывали всю палубу, А трюм был наглухо закрыт. Они держались за канат у борта, и Крит дрожал, видя, как Геродот метал на него злые ненавистные взгляды.
- Что делать? - Сириск едва услышал сквозь рев ветра и шум волн вопрос брата.
Он ничего не ответил. Очередная волна накрыла судно и надо было набрать воздуха в легкие, чтобы продержаться до того времени, когда вода схлынет. Сириск испугался - не столько волны, сколько Геродота. Он знал, что означает такой взгляд старого морского бродяги, если на корабле был каркун и Посейдон ревел во всю глотку, требуя жертвы.
Волна схлынула, и Сириск увидел - Геродот что-то кричал Теофилу, и тот согласно кивал в ответ, глядя на братьев, прижавшихся к борту под спасительной крышей задраенной носовой рубки. Все это Сириск заметил во время одной из частых вспышек молний и осознал, что, кроме Посейдона, Зевс-громовержец не менее разгневан на болтовню Крита. И это не сулит ничего хорошего.
Раскаты грома, шум и рев волн, вой ветра - все это слилось в единый гневный глас богов, но кормчий, несмотря ни на что, правил корабль против волн, и он каждый раз выходил из волны, разрезая ее своим острым носом. И фигура бога Гермеса вновь появлялась из кипящих бурунов, показывая направление своей деревянной рукой.
И все же, Сириск понял - если они не пробьются к трюму, тому, что был ближе всех, они продержатся в этой ледяной купели недолго: руки закоченели до боли, одежда отяжелела, и если они сейчас не сумеют пробиться к нему, потом добежать до входа в трюм у них просто не хватит сил.
Вновь сверкнула молния, и Сириск увидел - на месте Теофила уже стоял кто-то другой, дверь в каюту была открыта, и оттуда доносился приглушенный гул голосов. Двое гребцов, сгорбившись, выбрались из трюма и, цепко держась за канат и зло поглядывая на братьев, побежали в их сторону.
Но в это время судно вновь провалилось в бездну. И этот провал был бесконечно долог. Волна накрыла палубу, и Сириск услышал страшный треск. Яркий свет молнии пронзил толщу бурлящей волны. Гром грянул так, что было ясно - корабль выплыть на поверхность уже не сможет. И когда Сириск уже начал задыхаться, вода вдруг схлынула, и он жадно глотнул соленый холодный морской воздух. Крит был рядом. Долон вместе с мачтой исчез, и только обломки ее торчали из гнезда. Но это было не так страшно. Страшно было другое: весла кормчих болтались по воле волн. И не было ни Геродота, ни сменившего Теофила, ни гребцов, пробиравшихся на нос корабля, очевидно за Критом.
Корабль медленно разворачивало вдоль волны. Еще несколько таких волн, и судно, груженное амфорами, не выдержит ударов - оно будет разбито в щепки.
- Следуй за мной, - крикнул Сириск и, переждав волну, кинулся вдоль борта. Критобул бежал по пятам. Сириск, спиной почуяв волну, схватился за канат, и, видя, что брат сделал то же самое, прижался к борту. Удар волны был огромной силы, но все же они выдержали. И когда волна схлынула, в несколько прыжков добрались до кормовых весел. Судно уже развернуло вдоль волны. Порыв ветра сбил их с ног, но руки Сириска уже цепко держали удобную ручку кормового весла, успел ухватиться за нее и Критобул.
Судно, гонимое ветром, слушалось руля, и к следующей волне оно уже развернулось против ревущего вала. Удар был не опасен. Братья, посмотрев друг на друга, поняли: спасены.
Продвигаясь к палатке кибернета, Сириск обратил внимание на длинный кусок веревки, свисающей за борт. По ней отчаянно пытался вскарабкаться на корабль кормчий Геродот. На его счастье, он был обвязан ею и, смытый волной за борт, не утонул.
Сириск вытащил из воды Геродота-кормчего. Тело его было сильно изранено, а руки изодраны в кровь. Измученный, Сириск уже слабо осознавал свои действия. Он еле дошел до палатки кибернета, тут же свалился на лежанку и проспал целый день рядом с братом. И никто их не будил: все знали - братья спасли корабль, когда Геродота смыло за борт и судно легло набок от могучей волны.
На следующее утро, когда Сириск проснулся, он услышал приглушенный скрип снастей и крик чаек. Было светло, и ветер доносил в палатку запах жареной баранины в чесноке и веселые возгласы гребцов с палубы. Сириск прислушался.
- А ведь это ты, Геродот, крикнул: "Посейдон просит жертвы!" И первый назвал Критобула. - Веселый гул сразу стих, и Сириск не смог разобрать, что ответил Геродот, но прежний голос (кажется, это был Мирон из Керкинитиды) добавил: - А ведь они с братом спасли корабль!
Сириск встал и вышел из палатки. Все замолчали. Геродот по-прежнему стоял на руле и, как только увидел Сириска, вспыхнул глазами, хотя был уже не молод и мог скрывать свои чувства. Он ничего не сказал, но было видно: той ночи он никогда не забудет.
- Думаю, Посейдон простил Крита за его язык? - Сириск сказал это с улыбкой и подошел к кормчему.
Все смотрели на них, и даже гребцы, которые не видели Сириска из-за перекладин, вслушивались в его слова.
- Теперь мы братья, Геродот. Ты вытащил корабль из шторма, мы с Критом вытащили тебя из пучины! Будем же братьями!