XII
ОТСТУПЛЕНИЕ
Четырнадцатого сентября 1812 года, с высоты Поклонной горы Наполеон видел, как в лучах яркого летнего солнца сверкают золоченые купола святого города; вся французская армия, поредевшая на четверть после битвы на Москве-реке, но еще насчитывающая девяносто тысяч человек, била в ладоши при виде этой картины и кричала: "Москва!", как четырнадцать лет назад - в противоположной части мира, у ворот Востока - она кричала: "Пирамиды! Пирамиды!"
В тот же вечер Наполеон вошел в покинутую жителями Москву. Галлы, овладев Капитолием, куда их привел неизвестный бренн, то есть царек, от звания которого латинские историки произвели имя человека, называя его Бренном, - галлы, повторяем, овладев Капитолием, обнаружили там, по крайней мере, сенаторов, сидящих в своих курульных креслах: было кого убивать.
В Москве же ничего подобного не было: здесь нашлись только французские негоцианты, пришедшие в большой ужас и сообщившие эту странную новость: "Москва пуста!"
Затем, той же бессонной ночью, Наполеон услышал удививший его крик: "Пожар!"
При этом крике он подошел к одному из окон Кремля, возвышающегося над городом: Торговые ряды были объяты пламенем!
Сначала он приписывает этот пожар неосторожности, обвиняет Мортье в плохой организации военной полиции; обвиняет пьяного солдата в совершении поджога; он приказывает отыскать этого солдата, наказать, расстрелять! Но ему объясняют, что все это не так, что между полночью и часом ночи на один из дворцов с воздуха спустился огненный шар, и в результате это не только вызвало пожар, но и, вероятно, послужило сигналом для поджигателей.
Действительно, это был сигнал, так как почти одновременно в трех других точках города возник и стал разрастаться огонь.
Наполеон еще сомневается, но сообщения следуют одно за другим. Только что вспыхнул пожар на Бирже, и было замечено, как полицейские солдаты поджигали ее смоляными фитилями на длинных палках! В двадцати, тридцати, сотне различных домов взрывались мины, спрятанные в печах, когда в них разводили огонь. Французских солдат убивало и ранило, дома загорались! Еще хуже того: шайки бандитов бегают по улицам города с факелами в руках. Они распространяют огонь с каким-то ожесточенным упоением, быть может упоением патриотизма; вид французов их только вдохновляет, угрозы поощряют к разрушению; ударом сабли невозможно вырвать эти факелы, и приходится вместе с ними отрубать руки.
Наполеон слушает все эти рассказы с глубоким изумлением, он не хочет этому верить, отвергает очевидное и только восклицает:
- О, несчастные! Варвары! Скифы!
Наступает день, но менее ясный, чем ночь: ночь освещалась пламенем, день был затемнен дымом.
Наполеона невозможно было оторвать от этого зрелища; он ходил от одного окна к другому и кричал:
- Погасите этот огонь! Да погасите же его!
Вот уже второй раз его голос, так сильно действующий на людей, не мог укротить стихию.
Примерно так же кричал он в Вене в день битвы под Эслингом, когда Дунай вздыбился и снес мосты, но в конце концов Дунай ему удалось победить!
Укротит ли он огонь, как укротил воду?
Нет; словно питаемый невидимой силой, огонь разрастался, его огромное кольцо все приближалось. Наполеон был буквально окружен морем пламени: каждый дом был как поднимающаяся волна, и ужасный прилив непрерывно приближается и уже начинает биться у стен Кремля.
День проходит в созерцании этого ужаса. Все толпятся вокруг императора и умоляют его покинуть Кремль, но он, будто боясь, что его хотят увести силой, цепляется за оконные рамы. Наступает ночь, а огонь уже так близок, что отражение пламени мечется на разгневанном лице этого второго Юпитера, осажденного титанами.
Все, кто считает, что имеют какое-то влияние на него, собрались здесь: его ближайший наперсник князь Невшательский, его зять Мюрат, его пасынок принц Евгений - все на коленях умоляют его, но он кажется глухим, бесчувственным, немым! Все его способности свелись лишь к одной - видеть! Скрещенные руки; непокрытая голова; лицо, позолоченное отблесками медного цвета… Он смотрит…
Вдруг из уст в уста пробежал шепот, каждый передает его как можно быстрее своему соседу и толкает перед собой, чтобы он скорее дошел, наконец, до императора.
- Огонь в Кремле!
Но этого все еще недостаточно.
- Пусть его потушат! - приказал император.
Повиновались: огонь потушен.
Десять минут спустя тот же шепот, еще более угрожающий, возобновляется.
- Потушите! Потушите! - повторяет Наполеон.
Но в третий раз пожар вспыхивает уже в Арсенальной башне. На этот раз схватили поджигателя: это полицейский солдат.
Его приводят к Наполеону, и тот ведет допрос.
Человек подчинился полученному приказу. От кого он получил приказ? От своего начальника. А тот от кого? От своего начальника.
Таким образом, приказ поступает сверху; значит, это не индивидуальный фанатизм каких-то мерзавцев, поджигающих столицу России: выполняется полученный приказ, выполняется заранее составленный план.
Наполеон пожимает плечами и с брезгливым жестом дает знак, чтобы увели с его глаз поджигателя. Того уводят во двор и закалывают штыком; он умирает, но при этом смеется и произносит по-русски какую-то угрозу.
Один поляк услышал ее. В ужасе он поднимается по лестнице дворца и достигает комнаты, где упорно продолжает оставаться Наполеон.
- Кремль заминирован! - сообщает он. - Русские надеются взорвать императора вместе с его штабом!
- Сир, - сказал Евгений, - против людей борются, как Цезарь и Александр; против богов борются, как Диомед и как Ахилл; но с огнем не борются.
- Хорошо! - сказал, решившись наконец, Наполеон, - где Северная лестница?..
Двери быстро раскрываются, гиды бросаются вперед, чтобы указать дорогу, торопятся, так как сами подвергаются опасности, спускаются по знаменитой Северной лестнице, увековеченной избиением, которое учинили там стрельцы.
- Куда император желает перевести свой штаб? - спросил Бертье.
- На петербургский тракт, - сказал Наполеон, - в Петровский императорский замок.
Таким образом, несмотря на пожар и заложенную мину, несмотря на разверзшийся под его ногами вулкан, он не отступит, не пойдет назад в сторону Франции, наоборот, он продвинется хоть на одно льё по дороге к Петербургу.
Но доберутся ли они до Петровского замка? Слишком долго ждали! Только что они были осаждены пожаром, теперь они просто блокированы огнем.
По коридору, проложенному через каменистые породы, им удается достичь потерны и выбраться, наконец, из Кремля.
Но, выйдя из Кремля, они оказались еще ближе к пламени, в центре огромного горящего костра; улицы, окутанные облаками дыма, не видны; воздухом, насыщенным пеплом, невозможно дышать: он обжигает легкие.
Наугад спустились куда-то, что походило на улицу. По счастью, это в самом деле была улица, но узкая, извилистая, с двух сторон охваченная огнем.
Император шел пешком в окружении человек двадцати; впереди него находились Мюрат и Евгений: они размахивали своими шляпами, чтобы легче было дышать; Бертье следовал за Наполеоном - всегда одинаковый: оставаясь позади, как и везде, проходя там, где шел император, но не впереди и не сбоку, получая от него импульс, но никогда не проявляя инициативы.