VIII
СТУДЕНТ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ
Во вторник, 11 октября 1809 года, то есть пять месяцев спустя, день в день, после второго взятия Вены французской армией, офицер лет сорока в форме австрийского генерала, в сопровождении двух адъютантов и слуги с запасной лошадью в поводу, следовал по дороге из Альтенбурга в Вену.
Его открытое лицо, ясный взгляд свидетельствовали, согласно френологической теории Галля, о том, что среди достоинств его характера (или изъянов, смотря по тому, какой точки зрения придерживаться - дипломатической или моральной) хитрость занимала лишь незначительное место; но вместе с тем на лице его лежала тень какой-то угрюмости, что, по-видимому, была отражением его мыслей.
Поэтому, не желая тревожить раздумье генерала, оба адъютанта, обменявшись взглядами, немного отстали. Теперь, вместо того чтобы сопровождать его слева и справа, они следовали за главной фигурой этой маленькой кавалькады, беззаботно беседуя. Сзади почти на таком же расстоянии ехал слуга, держа в поводу запасную лошадь.
Было примерно четыре часа вечера, и скоро должно было стемнеть.
Заметив издали приближающихся всадников, какой-то молодой человек, вероятно отдыхавший на обочине дороги, поднялся, пересек ров и подошел к тому месту, где должен был проехать генерал и его свита.
Он был среднего роста; светлые волосы падали ему на плечи; его прекрасные голубые глаза выглядели печально из-за постоянно нахмуренных бровей, а едва пробивающиеся светлые усы были девственно-мягкими, как первый пушок.
На нем была фуражка с тремя дубовыми листьями, короткий сюртук, серые, плотно облегающие панталоны, мягкие до колен сапоги - все это составляло если не форму, то, по крайней мере, обычный костюм немецкого студента.
Движение, которое он только что сделал при виде кавалькады, казалось, говорило о том, что он хотел попросить у того, кто показался ему начальником, о какой-то милости или хотя бы о чем-то узнать у него.
И в самом деле, бросив быстрый взгляд на генерала, ехавшего во главе кавалькады, он сказал:
- Господин граф, не будет ли его превосходительство так добры сказать мне, далеко ли еще до Вены?
Генерал был так погружен в свои мысли, что, даже услышав голос, не сразу понял смысла слов.
Он доброжелательно поглядел на молодого человека, повторившего свой вопрос.
- Три льё, мой молодой друг, - ответил генерал.
- Господин граф, - продолжал молодой человек твердым голосом, как будто он просил о чем-то незначительном и даже не допускал и мысли об отказе, - я проделал очень длинный путь, очень устал и должен быть в Вене сегодня вечером, не разрешите ли вы мне сесть на лошадь, которую ваш слуга ведет в поводу?
Генерал посмотрел на молодого человека внимательнее, чем в первый раз, и, разглядев в нем все признаки изысканного воспитания, сказал:
- Охотно, сударь.
Затем, повернувшись к слуге, он произнес:
- Иоганн, дайте лошадь… Ваше имя, сударь?
- …усталому путнику, господин граф, - ответил молодой человек.
- Усталому путнику, - повторил генерал с улыбкой, показывающей, что он уважает инкогнито молодого человека, пожелавшего остаться неизвестным.
Иоганн повиновался, и молодой человек под полунасмешливыми взглядами обоих адъютантов сел на лошадь с ловкостью, доказывающей, что он был знаком если не с искусством, то, во всяком случае, с основными принципами верховой езды.
А потом, словно считая, что его место не рядом со слугой, он пустил свою лошадь в аллюр и таким образом оказался в одном ряду с адъютантами.
Генерал не упустил из виду ни одной подробности из действий молодого человека.
- Господин студент, - обратился он к нему после некоторого молчания.
- Да, господин граф? - отозвался молодой человек.
- Ваше желание сохранить инкогнито до такой степени сильно, что вы не желаете ехать рядом со мной?
- Совсем не то, - сказал молодой человек, - прежде всего я не имею никакого права на эту вольность, и потом, позволив себе это, я боюсь отвлечь ваше превосходительство от тяжелых раздумий, которыми вы несомненно должны быть поглощены.
Офицер посмотрел на молодого человека с большим любопытством, чем до этого.
- Послушайте, сударь, - сказал он. - Вы меня называете "господин граф", значит, вы знаете мое имя?
- Я полагаю, - сказал студент, - что имею честь ехать бок о бок с господином генералом графом фон Бубна.
Генерал кивнул в знак того, что молодой человек не ошибся.
- Вы говорили о тяжких раздумьях, в которые я погружен, значит, вы знаете, с какой целью я еду в Вену?
- Ваше превосходительство едет в Вену, чтобы вести непосредственные переговоры о мире с императором французов, не так ли?
- Простите, дорогой мой, - произнес граф фон Бубна, смеясь, - вы могли оценить мою сдержанность, когда речь шла об инкогнито, которое вы желаете сохранить, но, согласитесь, что мы не в равном положении, учитывая, что я не знаю ни кто вы, ни что будете делать в Вене, в то время как вам известно не только о том, кто я такой, но даже о моей миссии.
- Если уж говорить о том, чтобы быть с вами на равных, господин граф, вашему превосходительству достаточно посмотреть на мой костюм и вспомнить о милости, которой я у вас только что попросил, чтобы убедиться: мое положение намного скромнее вашего.
- Но, тем не менее, - настаивал граф фон Бубна, - вы ведь меня знаете? Вы, вероятно, знаете и то, что я буду делать в Вене?
- Знаю ваше превосходительство потому, что видел вас в самой гуще огня, где я сам был в качестве добровольца: сначала в Абенсберге, потом в Регенсбурге. Мне известно, что ваше превосходительство будет делать в Вене, потому что я иду из Альтенбурга, где происходят совещания между австрийскими и французскими уполномоченными, а к тому же прошел слух, что император Франц, устав от бесплодных переговоров, которые вели господа фон Меттерних и фон Нугент, вызвал вас в замок Дотис, где он живет после битвы под Ваграмом, чтобы передать вам неограниченные полномочия.
- Должен признать, что вы прекрасно осведомлены, господин студент, и о моих званиях, и о моей миссии, но позвольте мне в свою очередь прибегнуть к проницательности, коли уж вы не удостаиваете меня доверием. Прежде всего по вашему выговору я догадываюсь, что вы баварец.
- Да, господин граф, я из Экмюля.
- Следовательно, мы враги?
- Враги? - сказал молодой человек, глядя на графа фон Бубна. - Как это понимать, ваше превосходительство?
- Враги, черт возьми! Потому что мы, баварцы и австрийцы, только что дрались между собой.
- Когда я видел вас в Абенсберге и в Регенсбурге, господин граф, - сказал студент, - я не сражался против вас, и если мы когда-либо станем врагами, то это случится не тогда, когда вы будете воевать, а скорее тогда, когда вы заключите мир.
Граф пристально, со всей проницательностью, на какую был способен, посмотрел на молодого человека.
- Господин студент, - сказал он ему, помолчав немного, - вы знаете, что в этом мире всё либо счастье, либо несчастье; случай помог вам встретить меня, случаю было угодно, чтобы у моего слуги оказалась свободная лошадь, случаю было угодно, чтобы вы, устав, попросили у меня лошадь, наконец, случаю было угодно, чтобы я вам предоставил как другу то, в чем другой отказал бы как незнакомцу.
Студент поклонился.
- Вы выглядите грустным, несчастным, ваша грусть из тех, что можно утешить? Ваше несчастье из тех, что можно облегчить?
- Вы хорошо видите, - ответил молодой человек с глубокой печалью, - что у меня нет никакого преимущества перед вами, и вы меня знаете так же хорошо, как я вас! Не спрашивайте теперь меня больше ни о чем: вам известно, из каких я краев, вы знаете мои взгляды, понимаете мое сердце.
- Нет, я все-таки спрошу у вас еще кое о чем. Повторяю свой вопрос: могу ли я утешить вашу грусть? Могу ли смягчить ваше несчастье?
Молодой человек покачал головой.
- Мою грусть нельзя утешить, господин граф, - ответил он, - мое горе непоправимо!
- О! Молодой человек, молодой человек, - сказал граф фон Бубна, - тут замешана любовь!
- Да, хотя эта любовь не единственная моя забота.
- Возможно, но я утверждаю, что это ваше самое большое несчастье.
- Вы попали в точку, господин граф.
- Женщина, которую вы любите, вам неверна?
- Нет.
- Она умерла?
- Так было бы лучше!
- Как так?
- Она была обесчещена французским офицером, сударь!
- О! Бедное дитя! - сказал граф фон Бубна, протягивая руку своему молодому попутчику в знак двойного сочувствия, которое он выражал ему и девушке, о чьем несчастье он только что узнал. - Таким образом… - начал он снова, расспрашивая явно не из любопытства, а скорее из симпатии.
- Таким образом, - продолжал молодой человек, - я только что отправил отца и обеих сестер, - есть еще вторая сестра, ребенок девяти-десяти лет, - в Баден, где, скрыв свое имя, бедный отец сможет спрятать свой позор; проводив их, я возвратился сюда.
- Пешком?
- Да… Вы больше не удивляетесь тому, что я был так утомлен, не правда ли? И желая во чтобы то ни стало прибыть сегодня вечером в Вену, я прибегнул к вашей любезности.
- Понимаю, - сказал граф, - человек, обесчестивший вашу любимую, находится в Вене?
- И тот, кто обесчестил мою родину, тоже! - прошептал молодой человек, но достаточно тихо, чтобы г-н фон Бубна не услышал этого.