Тем не менее, быть может, даже не осознанное полностью им самим чувство одиночества подталкивало его к странным свиданиям с Варежкой, которую он очень хорошо помнил еще десятилетней диковатой девочкой, когда пять лет назад, несколько месяцев находясь в плену у Антипа, из чувства жалости к ребенку, вынужденному жить в ужасных, как ему казалось, условиях разбойничьего лагеря, стал учить Варежку читать, писать, и считать, а увидев, что она очень быстро и легко всему учится, уже перешел было к рассказам об устройстве мира, как тут появился Медведев и освободил его из плена разбойников. Он помнил, что уже тогда Варежка очень привязалась к нему, помнил, как она прощалась с ним на разоренной медведевской земле и шептала на ухо, что никогда его не забудет…
И вот с тех пор, когда он с изумлением узнал Варежку в одной из пансионерок монастыря святой Терезы, под Вильно, здесь, совсем рядом, когда она окликнула его и напомнила о себе, он уже не мог избавиться от ее странного очарования, как и не мог отделаться от согревающего душу предвкушения какого-то необыкновенного счастья и одновременно от леденящего ее странного предчувствия неумолимого рока, который рано или поздно должен свершиться.
Впервые здесь под Вильно они встретились случайно, когда князь Андрей, направляясь в загородную резиденцию маршалка Ходкевича, проезжал мимо монастыря святой Терезы, и в этот раз князь Андрей снова направлялся к маршалку дворному по его вызову. Только теперь он приехал на час раньше, чтобы успеть к заветной калитке и, пробираясь к монастырской стене верхом, обеспокоено думал о том, что дорожка вытоптанная в снегу к калитке его частыми посещениями может выдать любопытному наблюдателю место их свиданий.
Оставалось лишь надеяться на то, что бдительность монастырских сторожей не будет простираться так далеко - дорожку обнаружить можно было, но для этого следовало обойти снаружи по глубокому снегу и сугробам весь монастырский забор, изнутри же Варежка зимой была настолько осторожна, что, уходя, присыпала снегом свои следы, чтобы никто не заметил ее тайных вылазок.
- Здравствуй, милая Варежка, - сказал он, ласково пожимая маленькую ручку, протянутую сквозь узкую щель решетки. - Ты сегодня выглядишь такой счастливой, поделись своей радостью.
- Ах, князь, я действительно счастлива, потому что надеюсь, что уже в это воскресенье, смогу танцевать с тобой на балу в ратуше в честь прощанья с королем, куда ты наверняка приглашен.
- Увы, Варежка, к сожалению, я приглашен на прощальный бал, но не в городскую ратушу, а в королевский дворец в Троках.
- Вот и замечательно, - радостно воскликнула Варежка. - Ведь король, открыв бал в Троках, через полчаса отправится со своей свитой в Вильно и примет участие в нашем балу. Разве ты не можешь приехать в свите его величества?
- Надеюсь, мне удастся испросить на это разрешения у маршалка Ходкевича, к которому я сейчас и направляюсь.
- Постарайся, пожалуйста, а то мне назначили в кавалеры какого-то князя Вацлава Юрьевича Четвертинского, но я вовсе не хочу с ним танцевать, я хочу первый танец на своем первом балу танцевать с тобой. А ты? Скажи, ты хочешь этого?
- Разумеется, Варежка, я очень польщен и…
- Прошу тебя не надо любезностей - перебила Варежка. - Если ты захочешь, ты сможешь, я знаю.
- Конечно, я постараюсь, - улыбнулся Андрей и добавил: - Я очень хочу с тобой танцевать.
- Вот и прекрасно, как только король уйдет, сразу же пригласи меня, я буду ждать! Ну, все, мне пора.
Она вновь быстрым движением просунула свою худенькую ручку меж прутьев решетки, вопреки всем правилам хорошего тона, прикоснулась обнаженной рукой к руке Андрея и скрылась в зарослях плюща.
…Маршалок Ходкевич, приветливо улыбнувшись, шагнул навстречу.
- Здравствуй, князь! Присаживайся. Что нового? Как здоровье твоего батюшки?
- Увы, неважно. Я навещал его на Рождество, он был слаб, но бодр и силен духом. Однако, возраст и болезнь берут свое. Батюшка велел тебе кланяться.
- Спасибо. Я его помню и люблю. Скоро у меня будет для тебя серьезное дело, однако, я еще не готов поручить его. Думаю, после отъезда короля, появится больше необходимых материалов, и тогда я обо всем расскажу тебе. А пока будем готовиться к прощальному балу.
- Пан маршалок, я слышал, будто король намерен, открыв бал в Троках, отправиться в Вильно и почтить своим присутствием бал в городской ратуше.
- Да, обычно он так делает.
- Вы будете сопровождать его величество?
- Разумеется, это входит в мои обязанности. Я же отвечаю за безопасность королевской персоны.
- А могу ли я, в свою очередь, сопровождать вас?
Маршалок рассмеялся.
- Ты не обязан, - ты же не отвечаешь за мою безопасность. Ба! Догадываюсь! Неужели, наконец, у тебя появилась дама сердца?
Князь Андрей смутился.
- Ладно, ладно, не опускай взора, словно красна девица. Давно уже пора. Тебе, небось, уже двадцать шесть?
- Двадцать семь, ваша светлость.
- Тем более! Разумеется, я возьму тебя с собой. И как только мы появимся в ратуше, отпущу на все четыре стороны.
- Благодарю, - поклонился Андрей и встал.
Пожалуй, еще никогда в жизни он не покидал загородный дворец Ходкевича в таком радостном и приподнятом настроении.
Глава четвертая
ВАСИЛИЙ УДАЛОЙ, КНЯЗЬ ВЕРЕЙСКИЙ
Еще никогда за свою историю Медведевка не видела такого количества гостей - друзья и соседи Медведева со всей округи съехались на разговение в первый день Рождества.
Первым явился, как обычно, Леваш Копыто в сопровождении Ядвиги и троих детей - двух от первого брака с Яном Кожухом Кротким, и третьим мальчиком, родившимся уже в совместном браке - особая гордость Леваша, поскольку ему уже перевалило за пятьдесят, а Ядвига была на двадцать лет моложе второго мужа.
- Здоровеньки булы! - пробасил Леваш и низко поклонился в пояс. - С праздником превеликим вас, дорогие мои!
Он обнял Василия, поправил громадные казацкие усы, галантно, по литовскому обычаю поцеловал руку Аннице и, оглянувшись, скомандовал:
- Фома! А ну-ка быстро на кухню, к Зинаиде! Выкладывай там все! - И пояснил, подмигнув Василию и Аннице: - Там кое-что из спецификус-вкуснятинус, приготовленных собственноручно Ядвигой - пусть все отведают и от нашего стола кроху.
Затем приехали Картымазовы вместе с Зайцевыми.
Имение Зайцевых лежало еще западнее, чем Картымазовка, и Зайцевы всем семейством сперва прибыли в Картымазовку, а потом уже вместе отправились в Медведевку, на четырех санях, с бубенцами, в сопровождении нескольких дворовых людей на конях для всяческой помощи хозяевам.
Зайцевых было шестеро - сам глава семьи - Макар, его супруга - Анисья, и четверо их детей. Самая старшая - шестнадцатилетняя дочь Анастасия с разрешения родителей пересела в Картымазовке в отдельные сани с молодым Петром Картымазовым, которому уже исполнилось двадцать.
Федор Лукич был, как всегда, строг и сдержан - Василия обнял за плечи, Аннице поклонился и отошел в сторону, предоставляя дальнейшие приветственные разговоры своей супруге Василисе Петровне и уступая место для приветствия Зайцеву, который тепло обнялся с Медведевым и представил ему и Аннице своих младших детей, которых они еще не видели.
Последними приехали Бартеневы - Филипп с бабушкой и двумя четырехлетними близнецами-сиротками Алексеем и Дарьей, нареченными так в честь отца и матери Филиппа и Анницы, да две дворовые девушки-няньки при детях, ну и конечно лив Генрих Второй со своей неразлучной лютней.
Василий и Анница отметили про себя, что Чулпан не приехала с ними, но, разумеется, не расспрашивали о ней, понимая, что Филипп хочет избежать ненужных разговоров.
В те времена среди коренных московитов жили люди разных народностей, в том числе и очень много татар. Татары торговали лошадьми и конской сбруей, были прекрасными мастерами по изготовлению луков и стрел. Отличные воины, они целыми отрядами находились на службе не только у Великого князя, но и у всех его братьев и даже у небогатых дворян. Не было еще тогда никаких национальных или религиозных конфликтов между жителями. Каждый жил в своей вере и в своих правилах, руководствуясь в отношениях лишь простыми чисто нравственными представлениями о людях: хороший - плохой, добрый - злой, смирный-забияка… Так что, когда соседи судачили о том, что Чулпан живет у Филиппа, то это не по тому, что она была татарка, а лишь из-за того, что когда молодая и красивая женщина, живет в одном доме с молодым и красивым вдовым мужчиной, конечно, всех занимает вопрос: есть между ними что-нибудь или нет. Вслух же, в присутствии Филиппа, о Чулпан даже не упоминали, опасаясь его несдержанного нрава и нечеловеческой силы, даже, несмотря на то, что после смерти Настеньки он очень изменился - как бы притих весь, спрятался где-то внутри самого себя, и если раньше всегда ходил, высоко подняв голову, и раздвинув огромные плечи как можно шире, то сейчас, казалось, даже уменьшился в размерах, его плечи опустились, голова уже не смотрела в небо, и давно уже никто не слышал его зычных возгласов, так знакомых всей округе: "Йохо-о-о-о! Йе-е-е! Йо-о-о!", которыми всегда сопровождалось его любимое занятие - езда верхом на необъезженных конях, да и вообще за последние несколько лет никто не видел Филиппа верхом.
Одновременно с началом праздничной трапезы в медведевском доме, началось веселье рядовых жителей Березок и приглашенных ими родственников и знакомых из соседних имений. Праздновали прямо на улице, в посаде, где тянулись длинные импровизированные столы, на которых стояли лишь брага, мед и пиво, а горячую еду женщины выносили из домов и подавали к столу с тем, что она тут же съедалась, не успев замерзнуть - день был морозный, хотя солнечный и тихий.