Привел себя в более или менее фотогеничное состояние, для чего пришлось принять ванну, сбрить недельную поросль на лице, почистить зубы и расчесаться.
Проделав все вышеперечисленное, я предстал перед зеркалом во всей красе.
– Повезет же кому‑то – отхватить такой лакомый кусок.
Дуэт за спиной многозначительно хмыкнул.
Из кухни донесся звон, затем хлопнула дверь, и повеяло ароматом пряностей.
В животе заурчало, и я послушно направил свои стопы к источнику запахов.
– Доброе утро. – Ната чмокнула меня в щеку и указала на сковородку, вертя в руках яйцо:
– Ты какую будешь: глазунью или как?
– Глазунью.
– Сколько?
– Три.
– Айн момент.
Пока она разбивала яйца поверх шкварчащих ломтиков сала, я нырнул в холодильник.
Через минуту на столе не осталось свободного места: сплошь одни тарелки.
– Кстати, – сказала Наташа, проворно макая наколотым на вилку ломтиком хлеба в желток, – с утра я связалась со своей девочкой и скачала тебе на винт всю собранную за ночь информацию.
– С‑а‑и‑а, – прошамкал я с полным ртом.
– А?
– Я говорю – спасибо.
– А...
– И много?
– Не очень. Но места на винте, свободного разумеется, осталось еще меньше, поэтому я слегка его почистила.
– Что?!
– Не паникуй.
Она изящно отправила в рот колечко помидора и стрельнула в меня хитрым взглядом.
– Ну да, стерла, наверное, что‑нибудь нужное?
– Да не трогала я твой фотоархив...
– Какой?
– Баб твоих голых!
– Ы‑ы, – только и смог я сказать, чувствуя, как краска заливает щеки.
– Игрушку стерла.
– Какую?
– Mortal.
– Это можно. У меня «инсталяшка» на диске есть.
– Так что о Коше твоем «метров» восемнадцать набежало. Просмотри, что надо – милости просим, остальное – «Delete», и ручкой на прощание.
– Что бы я без тебя делал?
– Есть ты можешь самостоятельно, – принялась загибать пальцы блондинка, – на горшок – тоже...
– Мур‑р‑р, – раздалось за спиной, отчего я чуть не слетел со стула. Нервным каким‑то стал, дерганым... от любого шороха вздрагиваю.
На кухню чинно вошел кот Василий.
И это враг царской власти? Бунтарь и поэт?
Наташа тотчас наполнила блюдечко молоком и поставила коту под нос. Он мурлыкнул и принялся старательно лакать.
Неужели это тот же представитель рода кошачьего, что употреблял со мной на пару брагу в кабаке? Артист, однако... не тот жанр искусства он выбрал, ох не тот...
– Ладно, мне пора. – Ната поднялась. – Оставь модем в режиме ожидания. Я буду время от времени скидывать найденную информацию.
– Спасибо. – Я поклонился и поцеловал ручку.
– Аркаша, Аркаша, – сказала подруга, приобняв меня, – смотри, не влезь в неприятности. – Она посмотрела мне в глаза. – Я прошу...
– Все будет хорошо.
– Если что... сразу звони.
– Непременно. Нужно же будет обмыть мое чудное исцеление.
Пока Натка переодевалась, я разделался с «глазуньей».
Васька многозначительно скосил глаза, и я положил ему кусок холодной курятины. Он заметно повеселел.
«Как там Прокоп? – мелькнула мысль. – Догадался перейти на самообслуживание или сидит голодный?»
Спустилась Наташа. Я залюбовался ладной фигурой. Точеные ножки в черном нейлоне, коротенькая юбочка‑резинка, концентрирующая внимание на округлой рельефности ягодиц, и топик, под которым груди выписывают сосочками восьмерки, бросая дерзкий вызов силе земного притяжения.