Когда пробило четыре часа дня, мы вернулись на Новую площадь, чтобы проследить за торговцем птицами до его дома. Примерно через час торговец с женой погрузили клети в повозку и отправились домой. За дубовыми воротами они повернули к башне Валонго и остановились у трактира Дуэро, мрачного на вид здания. Спустя полчаса торговец с женой отправились дальше, и мы продолжили нашу напряженную слежку. Но вскоре торговец пустил своих лошадей в галоп, запорошив нам глаза поднятой пылью. Но Даниэль нашел выход из ситуации: мы вернулись к трактиру Дуэро и расспросили трактирщика. Он рассказал нам, что торговец с женой по вторникам и четвергам обычно останавливаются у него, чтобы пропустить пару стаканчиков, иногда перед началом торговли, а иногда после. Даниэль спросил, будут ли они здесь в канун дня святого Иоанна, и мы узнали, что торговец с женой в этот день обычно заходят в трактир рано утром. Выйдя на улицу, Даниэль обнял меня за плечи и заговорщицки прошептал:
- Украдем, завернем, унесем… Послушай, Джон. Мы вернемся сюда на рассвете двадцать третьего числа. Это значит, у нас всего… - он подсчитал, постучав пальцами мне по макушке, - пять дней. Итак, с завтрашнего дня приступим к рисованию.
Позже я узнал, что мой друг, вернувшись домой, положил мертвого дятла на кровать, сел рядом на пол и приступил к работе. Используя свои инструменты, он собирался до кануна дня Святого Джона вырезать из сосновой доски не менее десяти фигурок, чем он и занимался с утра до вечера в течение последующих пяти дней.
В тот день его лихорадочную деятельность прервал стук в дверь. Это была сеньора Беатрис. Ее отекший глаз приобрел сине-желтый оттенок и почти закрылся. У нее были сломаны два ребра, и дышала она с явным трудом. Остановившись в дверях, она поблагодарила Даниэля за то, что он спас ее. Он слушал слова благодарности, уставившись в пол, боясь, что, если он посмотрит ей прямо в глаза, то сеньора Беатрис поймет, что он знает об их родстве.
Позже он сказал мне:
- Мое сердце билось так сильно, что я не слышал ничего, кроме его глухого стука. Но ты можешь мной гордиться, Джон, я не издал ни звука и ни о чем не спросил ее. Да и о чем я мог спросить? Пусть все останется как есть.
Когда сеньора Беатрис ушла, Даниэль продолжал вырезать фигурки, орудуя ножом с такой силой, что оставил глубокий вырез на хвосте дятла.
Когда я пришел домой, мама с бабушкой вышивали в гостиной. Бабушка Роза заключила меня в объятия, обдав тяжелым запахом духов, затем спросила об отце моего друга, очевидно, пытаясь оценить его положение в обществе. Мама покосилась на меня и сказала:
- Предоставь это мне.
Я попросил разрешения удалиться и убежал в свою комнату.
Вспоминая подобные случаи из своего детства, я понимаю, что мама хотела ограничить мое общение со своей матерью. Более того, я никогда не видел двоих маминых старших братьев, хотя они жили всего в трех милях от нас, в Авейро. Когда мама зашла поцеловать меня на ночь, я попросил ее задержаться на минутку и закрыть дверь.
- Ведь бабушка еще здесь, а у нее прекрасный слух, - прошептал я.
Мама прикрыла рот, пытаясь подавить смешок. Закрыв дверь, она присела рядом со мной и положила мне руку на грудь.
Волнуясь, я забыл о всякой деликатности.
- Мама, а мы случайно не евреи?
- О, Господи! Что за глупости?
- Сегодня кое-что произошло.
- Что? Говори, Джон.
- На Новой площади я встретил проповедника. Он приходил поговорить со мной и Даниэлем. И он сказал, что… что мы евреи.
- Ты и Даниэль? Он сказал, что вы с Даниэлем евреи? Очень странно…
- Нет, ты, папа и я. Мама, он знает наши имена.
Мама изумленно приоткрыла рот.
- Что это за человек? Ты знаешь его имя?
- Лоренцо. Он не назвал фамилии. Я уже видел его однажды. Тогда у него были длинные жирные волосы и ужасная накидка. Но с тех пор он изменился. Когда он говорил с нами, на нем была дорогая одежда, а волосы причесаны. Мне кажется, он колдун. Или некромант. Он показывал фокусы.
- Джон, он ведь не обидел тебя и Даниэля? - взволновано спросила мама.
- Нет, но он сказал, вы должны увезти меня в Шотландию.
- Очень странно… И что ты ответил?
- Я сказал, что я - португалец, и я здесь родился.
- Молодец. А что потом?
Я сел в кровати.
- Потом Даниэль сказал, чтобы он убирался, но он не ушел. Он сказал, что нас сожгут. Он даже вытащил и показал нам зажженную свечу.
Мама вскочила и закрыла лицо руками.
- Господи… О, Господи…
- А во рту у него был маленький зяблик. Он хотел откусить ему голову.
Мама сняла свою шелковую шаль и прислонилась лбом к стене. Я подбежал к ней и усадил обратно на кровать. Через некоторое время она успокоилась и погладила меня по голове.
- Мама, нас ведь не сожгут?
- Нет, конечно, нет. - Она нахмурилась и покачала головой. - Этот мужчина - сумасшедший. Он пытался напугать тебя. Он просто любит пугать детей. У него не в порядке с головой.
Она взяла меня за руку.
- А что за птичка у него была во рту?
- Он, наверное, купил ее на рынке. И засунул в рот, пока мы не видели. Он собирался откусить ей голову, но потом отпустил.
- Вот видишь, это лишний раз доказывает, что он из тех полоумных, что любят пугать детей. Прошу тебя, Джон, не думай больше об этом. Я позабочусь о нас обоих. И если еще раз встретишь его, беги со всех ног домой, не задерживайся ни в коем случае. А теперь укройся одеялом.
- Так мы не евреи? - снова спросил я.
Мама взбила мне подушку и резко бросила:
- Я уже ответила тебе, Джон.
Я надулся. Она смягчилась и поцеловала меня в лоб:
- Джон, если бы мы были евреями, разве бы ты не знал об этом? Ведь было бы видно, что ты отличаешься от всех остальных.
- Я осмотрел себя с ног до головы, и Даниэль помог мне, но мы не нашли никаких признаков еврейского происхождения.
- Признаков? Каких еще признаков?
- Рогов. Или хвоста.
Мама хлопнула по матрасу.
- Прошу, не говори глупостей. Ты ведь не воспринимаешь это всерьез…
- Но ты же знаешь, что люди считают меня странным, даже Даниэль.
- Джон, ты не более странен, чем они. Ты такой же, как все. Такой же, как я и твой отец. И оставь эти глупые разговоры.
Мама поцеловала мою ладонь, затем стиснула ее в своих руках.
- Никогда не падай духом, - она нежно улыбнулась. - Ты - смысл всей моей жизни, Джон. Ты знаешь об этом?
Я кивнул, и она добавила:
- Да, это правда, ты не такой, как другие дети. Но у тебя нет рожек, и никогда не наступит тот день, когда меня хоть чуточку обеспокоит то, что о тебе думают другие. Никогда!
Она поцеловала меня в губы.
- А теперь спи. Когда твой отец вернется с верховьев реки, он займется этим Лоренцо с сальными волосами и канарейками во рту.
Это были слова, которых я ждал, поскольку был твердо убежден, что моему отцу под силу справиться с любой проблемой.
Позже, уже почти заснув, я услышал отчетливый крик бабушки Розы:
- Он сказал это ребенку?!
Я подкрался к двери, слегка приоткрыл ее и прислушался.
- Это все Наполеон, - гневно продолжала бабушка. - Его победы свели с ума всю Европу. Церковь не в силах расстроить его планы.
Какое-то время до меня доносился лишь яростный шепот, потом бабушка воскликнула:
- Евреи, евреи, евреи!
В тот момент я подумал, что это окончание долгой обвинительной тирады в адрес странного народа.
На следующий день мама впервые пригласила Даниэля к нам. Я встретил его на улице, он нес рваный мешок из-под муки, внутри которого что-то стучало. В ответ на мои расспросы, мой друг лукаво улыбнулся и достал из мешка фигурку дятла. Фигурка была грубо вырезана, неровно зачищена и совсем непохожа на настоящего дятла. Я мог бы привести длинный перечень недостатков: крылья похожи на обрубки, клюв слишком тупой, на хвосте явный дефект, но все же я нашел фигурку чудесной.
Мама угостила меня и Даниэля сладкими бисквитами, подав угощение на фарфоровом сервизе с фабрики Порту Массарело, с изображением белых и голубых ветряных мельниц. Даниэль никогда прежде не пробовал чай и, судя по всему, не умел пить из фарфоровых чашек. Он сжал свою чашку так сильно, что я напугался, как бы в меня не полетели осколки. Он только слегка смочил губы в горячем напитке, не выпив ни капли.
Мама держала чашку, отставив мизинец на аристократический манер. Глядя ей в глаза, я старался определить, дошли ли до нее уже слухи о родстве Даниэля и сеньоры Беатрис, но мама ничем не выдавала себя.
- Я так рада, что ты смог составить нам компанию сегодня, - начала она разговор. - Джон говорил, ты живешь недалеко от Миражайи, верно?
- Да. - Даниэль посмотрел на меня. Он чувствовал какой-то подвох и был бы рад скрыться из-за стола.
- Твой отец, кажется, рыбак?
- Да.
- А мать швея?
Мой друг кивнул и на все остальные вопросы отвечал в такой же односложной манере. Мама сохраняла невозмутимый вид. Она радовалась любой возможности попить чаю со мной; это доставляло ей удовольствие, независимо от того, насколько несодержательной была беседа.
Всякий раз, когда она опускала глаза или отворачивалась, Даниэль вытягивал губы так, что на шее у него выступали сухожилия, и он становился похожим на черепаху. Мама передала мне бисквит, и я решил оживить разговор.
- Мама, Даниэль - очень меткий стрелок. Ты бы видела негодяя, в которого он попал камнем. Все вокруг было залито кровью…
Мама подняла руку.