- Джон, Полуночник сказал мне однажды, что пустыня ждет молнию, как невеста жениха, а когда молния приходит, то пустыня сливается с ней. Все, кто живет там, все звери, большие и маленькие, все мужчины, женщины и дети, все бросают свои дела и уходят. Молния - это зов небес для них. Они должны следовать за ней, иначе смысл их жизни будет потерян. А теперь, Джон, слушай внимательно… Полуночник рассказывал мне, что ему запрещали следовать за дождем, когда он прислуживал в поместье господина Рэйнольдса. Он не мог покидать усадьбу. Но здесь он - свободный человек, и я никогда не буду запрещать ему делать то, что он пожелает. Ты ведь не хочешь, чтобы он утратил смысл своей жизни, сынок?
Я знал, какой ответ хочет услышать папа, но был слишком взволнован, чтобы произнести слова, которые он от меня ждал. Он сам ответил за меня:
- Наверняка, не хочешь… С ним все будет в порядке. Он вернется к нам.
- Но ведь Порту - не пустыня!
- И тем не менее, Полуночник всегда будет следовать за дождем и молнией, так же как и мы будем следовать тому пути, который предназначен нам судьбой. Придется смириться с этим, малыш.
Пока Полуночника не было, у нас на четверо суток разверзлись хляби небесные. По улицам города текли реки грязи. Мы думали, что бушмен вернется домой грязный с ног до головы и чихающий, как друид, но наши ожидания не оправдались, как, впрочем, каждый раз, когда дело касалось нашего друга из Африки.
Когда он вернулся через пять дней, его желтовато-коричневые шерстяные штаны, белая рубашка и синий жилет были безупречно чистыми, и лишь босые ноги, вымазанные грязью, и влажноватый запах мокрой ткани говорили о том, что этот человек почти неделю провел под дождем, звездами и облаками.
- Добрый день, - сказал он, и лицо осветилось улыбкой. - Мы заметили вас издалека и умираем от голода.
Когда утихли наши радостные возгласы, мама первой заметила порез у него на лбу, примерно с дюйм длиной. Она бросилась к нему и кончиками пальцев прикоснулась к ране, на которой уже запеклась кровь. Полуночник засмеялся и заявил, что это - ерунда, потом взял ее руку и поднес к губам, как его научили.
- Я сама перевяжу тебя, - сказала она.
- Хорошо, но сначала дайте мне снова взглянуть на семейство Стюартов.
Полуночник был очень рад своему возвращению. Поймав мой счастливый взгляд, он подмигнул, намекая, что многое собирается мне рассказать. Я обнял своего друга и вдохнул его родной запах.
Папа помог бушмену убрать мешок, колчан и лук, затем посадил его за стол, а мама осмотрела рану. Я же не мог больше сдерживаться и задал вопрос, который меня мучил все время с тех пор, как он вернулся.
- Но как, черт побери, ты умудрился не запачкать свою одежду?! - спросил я.
- Джон! - воскликнула мама. - Джентльмен никогда не употребляет подобных слов, даже если он взволнован.
Я ответил ей:
- Но я - не джентльмен.
Я вовсе не шутил, поскольку решил для себя, что от меня не должны требовать галантных манер, пока мне не исполнится шестнадцать.
- Чистая правда, - пошутила мама. - Но я сделаю из тебя джентльмена, чего бы мне это ни стоило.
- Как же тебе удалось остаться таким элегантным? - спросил папа.
- Как только я вышел за город, где поблизости не было домов, я снял одежду и аккуратно сложил ее в мешок, а затем повесил его высоко на дуб. Правда, вещи стали мокрыми-премокрыми, - засмеялся он. - Но они высохли сегодня по пути домой, только штаны остались немного влажными.
- Но как ты запомнил этот дуб? - спросил я.
Он недоуменно посмотрел на меня:
- Джон, не будь глупцом, я никогда бы не потерял такое важное дерево.
- Все, хватит об этом, - приказала мама. - Переоденься теперь в сухое. Я не хочу, чтобы ты снова заболел перед Рождеством. Я этого не вынесу. Тем более, ты скоро начнешь обучение у аптекаря, и не следует появляться на пороге дома сеньора Бенджамина с лихорадкой. Если не можешь…
Мама могла бы возмущаться до рассвета, если бы папа не отважился прервать ее тираду:
- Делай, что говорят, Полуночник, а то мы не придем к согласию. Пожалуйста, иди с Джоном в свою комнату и переоденься, а затем спускайся и поужинай с нами.
Мы с Полуночником помчались наверх, в его комнату. Переодеваясь, он рассказывал о своих приключениях. Чувство гордости за то, что он отдает мне предпочтение, всегда переполняло меня, когда я слушал африканца. Когда я однажды рассказал об этом ощущении, он ответил, что когда я метался в бреду с лихорадкой, он, чтобы изгнать болезнь, дал мне съесть жука, который до сих пор находится внутри меня. В нем тоже живет жук, и они вспыхивают, почуяв друг друга.
Застегивая рубашку, Полуночник рассказал мне, как он покинул Порту и начал искать сердце грозы; через вспаханные поля и леса он шел к темнеющему небу. Когда я спросил, не встретил ли он людей на своем пути, он ответил:
- Ни единой души. Меня никто не видел. Я хитрый-прехитрый, когда хочу спрятаться.
Африканец сказал, что дождь настиг его на холме, на вершине которого росли сосны. Он целыми часами плясал под ними.
- Чтобы призвать больше дождя? - спросил я.
Он пожал плечами, потом прищелкнул языком. Когда я стал настаивать, чтобы он ответил по-английски, он только усмехнулся. Это был уже не первый раз, когда Полуночник начинал щелкать вместо объяснений, но я знал, что, отмалчиваясь, он не хотел обидеть меня или что-то утаить, как я поначалу думал. Он просто не знал, что ответить.
Спустившись в гостиную, Полуночник, удовлетворяя любопытство моих родителей, в подробностях рассказал то, что я считал лишь самым началом эпического повествования об опасном приключении. Но он быстро закончил свой рассказ, сообщив, что после плясок охотился четыре дня. Не подозревая о том, что я ждал его рассказа целый час, он взял ложку и начал жадно поедать морковный суп.
- А сколько… сколько зверей ты убил? - спросил я.
Мама сочла эту тему неподходящей для мальчишки моего возраста и шикнула на меня, но отец сказал:
- Нет, Мэй, пусть он расскажет нам о своих трофеях.
Полуночник ответил:
- Я убил крупную газель. Красивое животное. - Его глаза засветились. - Я нарисовал ее на большой скале.
- Как ты можешь спокойно убивать животных? - спросила мама, качая головой. - Мое сердце бы не выдержало, если бы я это увидела.
- Я - бушмен, а она - газель. Я должен питаться или умереть.
- А зачем ты нарисовал ее? - спросил я.
- Я должен был указать Богомолу место, где она погибла.
- А как ты поранил лоб? - спросил отец.
- Моя стрела ранила газель вот сюда, - ответил бушмен, ткнув пальцем в свои ребра. - И она быстро помчалась прочь. Я гнался за ней по лесу, и ветка ударила меня…
Он взмахнул рукой, изображая удар, и засмеялся над собственной неловкостью.
- А чем ты питался, кроме газели? - спросил я.
- Двумя зайцами. И целой кучей муравьев.
- Муравьев?! - Мама поперхнулась и закашлялась.
С озорным блеском в глазах Полуночник гордо добавил:
- Ваши португальские муравьи не так вкусны, как наши африканские.
- Я должен это записать, - сказал отец и сделал вид, что заносит эту интересную фразу в свою записную книжку.
Мама открыла рот. Стукнув по столу кулаком, она воскликнула:
- Чтобы я больше не слышала об этой гадости! Ешь суп, пока не остыл, - повернулась она к Полуночнику.
- А ты, - она посмотрела на отца, - прекрати свои глупые шутки.
- Ты же, - последнее указание предназначалось мне, - ты… ты просто сиди и слушай!
- Именно этим я и занимался.
- И не говори со мной таким тоном!
- Как скажешь, мама.
Я толкнул Полуночника локтем и спросил:
- Ты возьмешь меня как-нибудь на охоту?
Прежде чем он успел ответить, мама резко сказала:
- Это исключено. Джон, я запрещаю тебе охотиться.
- Ты не поняла меня, мама. Не на четыре дня. Только на один. - Я поднял палец и повернулся к Полуночнику. - Мы могли бы уйти всего на один день. Когда зайдет солнце. Я имею в виду, нам не нужно будет оставаться в лесу во время грозы, прятать одежду на деревьях и есть муравьев. Мы могли бы пойти на охоту меньше, чем на… меньше.
Опасаясь ссоры, папа прервал меня:
- Джон, я буду благодарен тебе, если ты позволишь нам с мамой обсудить это позже.
Мама вздрогнула.
- Джеймс, охота в этом доме не подлежит обсуждению.
Я нахмурился, но никто из них, казалось, не заметил этого, что еще больше разозлило меня.
После ужина я собрался пойти в свою комнату, но папа выразительно взглянул на меня и напомнил, что я не извинился.
Полуночник сжалился надо мной и сказал:
- Знаешь, Джон, когда я охотился, я видел необычную птицу.
- Какую еще птицу? - надменно спросил я.
Родители и Полуночник удержались от смеха лишь потому, что нежно любили меня.
- Однажды, - начал бушмен, - когда я был мальчишкой твоего возраста, я остановился у небольшого озера, чтобы напиться. Озеро было недалеко от Долины Сернобыка, где я родился. В воде отражалась огромная птица.
Он расставил руки насколько мог широко и раскинул пальцы веером.
- Она была вся белой, а крылья и длинный хвост - цвета слоновой кости. Но когда я повернулся посмотреть на нее, она улетела в ночной лес, и с того времени я страстно желал увидеть ее поближе.
Он глубоко затянулся, выпуская изо рта дым колечками, и когда он продолжил рассказ, мне показалось, что он превращает дым в слова: