Когда-то мы втроем - с Кристиной и Светой - всерьез увлекались биологией. В прошлом я частенько помышляла о карьере исследователя живой и мертвой органики. Строение нервных клеток и задачки по генетике доставляли мне настоящую радость. Вполне понятное чувство, учитывая, что в роду у нас было полным-полно ученых-медиков, включая непосредственных дедушек-бабушек и других прямых родственников. Но на последних поколениях эта традиция как-то понемногу сама собой выдохлась. Вот и меня что-то занесло в будущие юристы, должно быть, главную роль тут сыграло то, что мой двоюродный дед - режиссер, получил сперва юридическое образование, так что и у меня планы были "наполеоновские" и мало связанные с этим "сперва". Оба же моих родителя были художниками. Хотя насчет папы затруднительно сказать, художник он в первую очередь или историк.
Однако еще многое в нашем доме напоминало о славном труде предков: закругленными хирургическими ножницами мы резали зелень, большими, способными резать хрящи и тонкие кости, разделывали курицу, а скальпели использовали если не для папиной миниатюрной скульптуры, то для заточки карандашей. Только складная ампутационная пила на моей памяти никак не применялась в нашем домашнем хозяйстве.
- Да бог с ними, с настоящими людьми! - нетерпеливо воскликнула Оля. - Как мы сами-то собираемся создать человечество? И будем ли мы создавать динозавров? А инопланетян лучше заранее послать куда подальше, с нас и одной планеты по горло хватит. По-моему, мы уже решили, что в нашем мире боги существуют, а именно - мы с вами, так давайте поступим традиционно божественно!
- Разумное предложение, - обрадовалась Лена.
- А мы еще и планету не создали, - напомнила я. - И вообще ни единой строчки. Как бы нам начать?
Мы переглянулись, не выпуская чашек из рук. С соображениями по существу никто не торопился.
- Бумага - вот лежит, - на всякий случай папа заботливо указал в центр стола.
- Ну, давайте, - решилась Света, деловито пододвигая к себе чистый лист. Что было довольно забавно, так как ручку в тот же момент прихватила я. Мы попытались поменяться. Опять получилось не то. После всяких смешков и перо и бумагу оставили Свете, как будущему журналисту. - Что у нас в исходной позиции?
Никто не успел ответить ничего разумного. В люстре вдруг что-то зашипело, и мы оказались в кромешной темноте.
- Ну, здорово, - послышался разочарованный голос Лены из непроглядного мрака.
- Это какой-то конец света, а не начало, - весело заметил отец. - Где-то тут были свечи, а спички в моей комнате…
- Сейчас принесу, - подхватила я и отправилась во тьму на поиски спичек.
- Осторожней, Верочка, там могут быть привидения, - пакостным тоном пропела во тьме Ира.
- Скорей уж инопланетяне, - парировала я.
- Или эти, как их… као… коа… - Вот и попробуй разъяснить что-нибудь будущим философам про многомолекулярные комплексы…
- Коацерваты, - напомнила Кристина.
Послышался небольшой грохот.
- Ай! - воскликнул кто-то.
- Пардон, - сказал папа. - Кого это я зашиб подсвечником?
- Меня, - отозвалась Оля. - Только это не подсвечник. Это, кажется, Дон Кихот, и сдается мне, что он чугунный.
- Не исключено, - посочувствовал папа. - С него станется.
Оказавшись в другой комнате, я удивилась царившей здесь темноте. В гостиной были задернуты тяжелые шторы. Но здесь-то окна не были зашторены. Папа почти никогда этого не делает, разве что днем, при слишком ярком солнце. И значит, какой-то свет должен проникать снаружи - от луны, от фонарей, от соседних домов, да еще отражаемый снегом, хотя… если отключился весь квартал… Впрочем, какое-то слабое свечение от окна исходило. Но сразу же за стеклом все скрывалось в сплошной мутной пелене. На улице была метель, такая густая, будто дом обернули толстым слоем ваты. Я ощутила легкое беспокойство: где-то там бродит мама в этом молоке? Впрочем, едва ли она торопилась прекращать поход по магазинам и рано возвращаться, зная, что у нас тут сборище.
Перестав праздно поражаться, я отыскала спички на рабочем секретере и вернулась в гостиную.
Похоже, кто-то здесь уже пытался выглянуть за шторы. Света начала рассказывать какую-то жуткую фантастическую повесть о живом плотоядном тумане. Оля требовала не пугать маленьких детей. Лена никак не могла понять, где тут маленькие дети.
- А как же я? - весело воскликнула Оля. Самая крупная из нас.
- Бывает и хуже, - зловеще сообщила Света. - Я в детстве выдумывала сказки, от которых потом сама не могла уснуть.
- Обожаю истории с трагическими концами, - призналась Ира. - Когда никто в живых не остается.
- Включая читателя? - добродушно полюбопытствовал папа.
- Терпеть не могу плохих концов, - заявила я, зажигая спичку. - Много пафоса и мало толку.
- Зато жизненно! - заметила Ира.
Отблески живого свечного пламени заиграли на нежных ребрышках фарфоровых чашек, стеклах книжных полок, золотых литерах томика Гальфрида Монмутского, отложенного только перед встречей и потемневшем клинке толедской сабли на стене…
А дальнейшее уверило меня в том, что все происходящее, оказывается - всего лишь сон.
Наша компания, все в том же составе, очень удобно парила в пространстве безо всякой опоры. Сотни маленьких язычков пламени, а может быть - звезд, совершали вокруг нас медленное безостановочное вращение. Мы расположились в вакууме как в мягких креслах и с умеренным любопытством поглядывали друг на друга и на вальсирующие звезды.
- Интересно, - проговорила Ира, размышляя вслух. - А я-то думала, что не сплю и нахожусь совсем в другом месте…
- Во сне всегда кажется, что не спишь, - отозвалась Света. - Правда, меня это не касается - я всегда знаю, когда я сплю. Так что, какая тебе разница? Ты же мне только снишься.
- Вот и нет, - обиделась Ира. - Это ты мне снишься! И что ты вообще делаешь в моем сне?
"Забавно они рассуждают, - подумала я. - А ведь сами - всего лишь сны…"
- Ага, ваш это сон… - иронично проворчала Оля. - Еще скажите, что это сон Брахмы!
- Есть и такая глобальная гипотеза, - миролюбиво согласился папа, явно тихо потешаясь. - И аллегорически - не противоречит истине.
Откуда-то почти неслышно лилась музыка, и мы не сразу заметили, что ее такты каким-то образом складываются в рассказ. Это ни в коем случае не было сколько-нибудь внятной речью - смысл возникал в голове сам собой. Следить за ним оказалось довольно занятно, и мы с удовольствием принялись "слушать" зашифрованную сказку.
Жили-были в далеком будущем двое безумных ученых, - другие в сказках вообще попадаются редко, - решившие перекроить мир по своему вкусу. И вернувшись в далекое для себя прошлое, изменили ход истории так, что все следовавшие затем столетия оказались стерты, будто никогда их и не было, и будто все, кто жил в них, никогда не рождались и никогда уже не появятся на свет. И теперь никому из их мира остановить их уже нельзя. А вот мы пока еще можем. Так почему бы нам не сделать доброе дело, а заодно спасти самих себя?
Действительно - почему бы нет? С удовольствием! Продолжение сказки обещало быть интересным. А вот и пункт назначения: Шампань, десятое августа тысяча пятьсот семьдесят второго года - удивительная четкость названий и цифр для сна, врезающаяся в память, прожигающая себе в ней дорожку…
II. Шампанское
Увы, но сон прервался. И то, что я утыкаюсь носом в подушку, окончательно в этом убеждало. А жаль… Так ничего толком и не началось.
Открывать глаза не хотелось. Оставалась еще некоторая надежда на то, что сон вернется. Но потихоньку она рассеивалась. Да и подушка, похоже, сбилась. Не открывая глаз, я ткнула ее рукой - и она показалась мне какой-то странной на ощупь. И какое загадочное сцепление - то ли щека царапнула подушку, то ли подушка - щеку. Диванная? Еще больше меня озадачила даже не подушка, а мое собственное "самоощущение", возникшее при движении. Несколько минут я пыталась сообразить, что же меня может так озадачивать, но к определенному выводу не пришла. Между тем, сонливость продолжала развеиваться, и мне вдруг пришло в голову, что никогда поутру у меня не бывало такого отличного самочувствия, да еще в феврале. Подумав так, я зевнула напоследок и открыла глаза…
Ничего себе! Что еще за шутки?!
Подскочив на кровати, я села. Сердце заколотилось как заведенное, будто требуя, чтобы его срочно выпустили, причем выскочить оно, похоже, собиралось через макушку. Под левой ключицей что-то неприятно кольнуло, но мне было уже не до таких пустяков.
Где это я?! Кровать была незнакомой, вычурно-резной, с высокими подушками и фигурными столбиками. Постельное белье, хоть далеко не ветхое и не сыплющееся прахом, напоминало музейный экспонат - из плотной ткани, похоже, атласной, темно-красного цвета и покрытое тканым узором в тон.
В небольшое раскрытое окно в толстой стене лился мягкий утренний свет и врывался легкий теплый ветерок, влажный от недавно прошедшей грозы. Воздух был совершенно, ненормально, летним и будто лесным - очень чистым. И за окном пели птицы.