- Вот и Бальсфиорд, вон он там лежит, это ваше владение, господин, там вы можете сидеть и ловить рыбу, а нам предоставьте спокойно пасти на горах наших оленей.
Стуре посмотрел вниз на долину, расстилавшуюся перед ним, и действительно, увидел зеленеющие берега Бальсфиорда. Невдалеке рассмотрел он свой дом, освещенный пробившимися сквозь тучи лучами солнца.
- Благодарю тебя, добрый Мортуно, за твою помощь! Прошу тебя, проводи меня до дома и отдохни у меня.
Лапландец покачал головой.
- Не бойся Олафа, - возразил Стуре, - я тебя помирю с ним.
- Ты не можешь сделать, чтобы он дал мне руку, да я этого и не хочу. Прощай! Мортуно не забудет тебя.
С этими словами он прыгнул в туман, не откликаясь более на зов Стуре.
Стуре нашел при своем возвращении, что Олаф прилежно работал. Амбар был достроен, дом прибран, товары и припасы были приведены в порядок. Остальной дрянью, как называл Олаф, он не занимался. Стуре смеялся над этим. Когда он осмотрел работы, то заметил, что в его отсутствие они не подвинулись вперед. Лесопильная мельница не была готова; только когда он сам взялся за дело и стал работать с утра до вечера, ему удалось направить дело, как следует. Благодаря искусству в механике, он нашел возможность устроить свою мельницу гораздо целесообразнее, чем обыкновенно это здесь делалось. Норвежские рабочие сначала смеялись над умным датчанином, но теперь с недоверчивым удивлением увидели, что блок мог двигать пилу взад и вперед, и что хорошо установленным зубчатым колесом можно поднять и повернуть больше, чем могут это сделать двенадцать человек.
Этот успех возбудил в Стуре самые радостные надежды. Через неделю со множеством планов в голове он возвращался с прогулки по своему маленькому владению и увидел у дверей своего дома Гельгештада, Павла Петерсена и Эгеде, только что подъехавших верхом. Стуре поспешил навстречу гостям и радушно, вместе с Олафом, вышедшим на крыльцо, приветствовал их.
- Это прекрасно, господин Гельгештад, что вы так скоро посетили меня в Бальсфиорде; благодарю вас за это, - сказал Стуре. - Сядьте, пожалуйста, я посмотрю, что у меня есть дома.
Приезжие болтали с Олафом, когда вошла служанка и поставила на стол остатки бараньего окорока и краюху черного хлеба. Стуре, вошедший вслед за девушкой, извинился с некоторым смущением, что не может больше ничего предложить.
- Удивительно! - воскликнул, смеясь, Гельгештад. - У вас тут довольно дичи, и море полно рыбы, а, между тем, ваша кухня так бедна.
- Право, - отвечал Генрих, - я это время мало заботился о своем столе, да и Олаф не напоминал мне об этом. Оба мы работали с утра до вечера, не думая об охоте и о рыбной ловле.
Гости сели без церемонии за стол и, справившись с мясом, принялись за хлеб.
- Значит, у вас нет масла в доме? - спросил купец.
Стуре должен был сознаться, что нет.
- И ни куска сыра, - прибавил Павел не без иронии.
Ничего подобного не оказалось.
- Эге! - воскликнул писец со смехом. - Что же вы не попросили у вашего доброго друга, Мортуно, лапландского сыра, когда вы сидели с ним вместе под скалой? Господин Стуре ничего не принес тебе, Олаф?
- Что же ему было принести?
- Ну, может быть, новую шляпу вместо твоей простреленной. Мортуно, ведь, очень вежливый господин!
- Я его проучу, - сказал Олаф с угрозой.
- Он может себя считать счастливым, что нашел такого великодушного друга. Вингеборг до сих пор не может этого забыть.
- Ну-у, - вмешался Гельгештад, - ваше поведение, господин Стуре, всем нам не особенно-то понравилось. Могли бы не защищать этого мошенника, по крайней мере, ради Олафа.
- Разве ты ничего этого не знаешь? - спросил Павел у норвежца.
Олаф отрицательно покачал головой.
- Вы должны понять, - продолжал купец, - что теперь самое время подать пример. Эта сволочь день ото дня становится нахальнее и своевольнее. На лапландцев отовсюду приходят жалобы. В Маурзунде они жестоко избили ненавистного им человека; у одного рыбака подожгли дом, всюду происходят неслыханные воровства; и всю эту похлебку заварил нам колдун Афрайя, а Мортуно - его первый помощник. Для примера надо его наказать, тогда они опять станут кроткими. Мортуно посягал на жизнь Олафа, уже ради этого вам следовало его поймать, а не способствовать его бегству.
- Ты способствовал его бегству? - гневно спросил Олаф.
- Да, - сказал Стуре. - Не махай на меня рукой, а выслушай сперва; ты бы сам то же сделал.
Он рассказал все, что случилось и под конец живо воскликнул:
- Разве я мог допустить, чтобы этот несчастный убил человека на моих глазах? И мог ли я ловить того, кто принял во мне участие, когда я заблудился? Никогда рука моя не сделала бы этого. Вы жалуетесь, что лапландцы возмущаются; обращайтесь с ними по человечески, и они сдадутся.
- Будь проклят тот, кто может стать другом лапландцев, - воскликнул Олаф и страшно стукнул кулаком по столу.
Гельгештад встал и просил успокоиться.
- Оставим это, - сказал он, - господин Стуре делает то, что он считает лучшим. На юге люди думают иначе, чем на севере. Пойдемте, господин Стуре, посмотрим, что вы создали. Идемте!
Стуре последовал за ним и должен был призвать все свое самообладание, чтобы превозмочь овладевшее им беспокойство. "Я должен быть рассудительным и осторожным", - прошептал он про себя, - "у этого человека вряд ли доброе на уме; иначе он не привез бы с собой писца. Но я думаю примирить его с собою; он должен меня похвалить, когда увидит, что я создал на Бальсфиорде". Он спокойно смотрел, как Гельгештад заглянул в большой сарай, где еще было довольно пусто, и как он, ворча, покачал головой, увидев, что в лавке не все товары лежали в порядке.
- Терпение, господин Гельгештад, - сказал Стуре, - в будущем году вы и этим останетесь довольны. Я начал с самого трудного, и оно мне удалось. Посмотрите, что я наработал. Сколько трудов стоила дорога; вот мосты, плотина, мной построенная; а теперь осмотрите мою мельницу и каток, который стоил мне больших усилий. Будущей весной надеюсь его окончить.
Он повел Гельгештада дальше, красноречиво объяснял ему все свои планы и каких выгод он от них ожидает. Взоры старого купца мало-помалу просветлели. Хитрая усмешка свидетельствовала о его возрастающем одобрении. Новое устройство лесопильной мельницы особенно ему понравилось. Он высказал, что это хорошая постройка; лучшей он нигде не видел.
- Итак, я надеюсь, - сказал Стуре, - что ваше доверие ко мне не поколеблется. Я прошу вас оказать мне новую поддержку. Хотите выслушать, что я вам могу предложить за это?
- Ну-у, очень любопытно, начинайте, - ответил Гельгештад.
- Мое предложение состоит в том, - сказал Стуре, - что я, в благодарность за вашу великодушную помощь, честно разделю с вами пополам всю прибыль, вытекающую из моего предприятия. Довольны вы этим?
- Половиною? - воскликнул Гельгештад, усмехаясь, - не в моем характере идти в половину. Да я и не великодушен, а потому не желаю делить, а желаю иметь то, что мне принадлежит. Одним словом, я приехал, чтобы восстановить мое право.
- Что вы этим хотите сказать, господин Гельгештад? - с удивлением спросил молодой владелец гаарда. - Что вы называете своим правом?
Купец снял шляпу и отбросил назад жесткие волосы.
- Ну-у, - сказал он, - пришло время прямо смотреть в лицо. Я ознакомился с вашим хозяйством, Стуре, и рассчитываю, что так не может идти дело. Вы расточили ваши припасы и разбросали мои деньги. В Бергене надо заплатить восемь тысяч ефимков, да в Эренесе - восемь. Теперь вы хотите снова занять, но все уйдет тем же путем. Смотрю я на ваш гаард, каков он есть, и думаю, что если его придется продавать в
Тромзое, то вряд ли найдется человек, который даст за него и двенадцать тысяч ефимков. Я рассчитываю, что не следует его допускать до продажи, если вы сами до этого не доведете.
- Я, господин Гельгештад? - воскликнул Стуре в смущении и смотрел то на купца, то на Олафа и Петерсена, подошедших к ним.
- Вы, сударь, - продолжал тот, кивнув головою. - Если вы не примете моего предложения, то имение ваше поступит в продажу с аукциона. Можете тогда посмотреть, что от него останется.
- Если я вас верно понял, - сказал Стуре, и губы его задрожали, - вы хотите меня лишить всякой дальнейшей помощи?
- Ну-у, - ответил старик, с насмешливой улыбкой, - я был бы дураком, если бы дал еще хоть полушку. Вместо этого я требую, чтобы вы возвратили мне мои деньги назад.
- Пусть будет по вашему, - гордо возразил Стуре, - назначьте мне срок.
- Срок? Вы не поставили срока, об этом ничего не помечено в вашем векселе, сударь. Поэтому вы должны уплатить ваш долг в течение сегодняшнего и завтрашнего дня.
- Как? - воскликнул Генрих с горячностью, - вы не можете этого требовать. Это значило бы отнять мою собственность по заранее составленному хитрому расчету.
- Подумайте, что вы говорите, господин Стуре, - сказал Петерсен, вмешиваясь, - вы наносите Нильсу тяжелое оскорбление; он может вас привлечь к уголовной ответственности.
- Ну-у, - сказал Гельгештад, - я требую только моих денег и в присутствии этих двух свидетелей предъявляю вам долг на сумму шестнадцати тысяч серебряных ефимков. Если до завтра долг не будет уплачен, я накладываю арест на ваше имение.
- Со стороны закона можно это исполнить без малейшего препятствия, - прибавил писец.
Стуре молча слушал; презрение и гнев наполняли его душу.