Это были первые слова, которые он произнес во время своего плена, и старый Венонга был немало удивлен, услышав их. У Натана же на лице появилась насмешливая улыбка. Он произнес эти слова на языке шавниев так правильно и так бойко, что Венонга уже только это показалось чудом, и он еще более убедился в том, что перед ним колдун. Он отступил и боязливо осмотрелся, как будто пленник уже вызвал духа.
- Я слышал голос мертвых, - воскликнул он. - Мой брат - большой колдун, а я великий предводитель и не боюсь ничего.
- Предводитель лжет мне, - возразил Натан, который, раз уже начал говорить, не хотел более молчать. - Не существует такого белого дьявола, который бы наносил вред шавниям.
- Я старый человек и говорю правду, - продолжал Венонга не без гордости. - Знай, у меня были сыновья и внуки, были молодые воины, еще мальчики, они также должны были вскоре отправиться на войну… Где же они? Дшибеннёнозе был в моей деревне, в моем жилище. Никто из них не остался жив: Дшибеннёнозе их всех убил!
- Да! - воскликнул пленник, и глаза его сверкнули. - Да, они пали от его руки! Никто не был помилован, потому что они были из семьи Венонги.
- Венонга - великий предводитель! - вскричал Черный Коршун. - У меня теперь нет детей, но он отнял также детей и у белых!
- Да, у белых! Отнял и сына у доброго отца - у мирного квакера, которого шавнии называли Онваес, - сказал Натан.
Венонга пошатнулся, словно громом пораженный, и диким взглядом уставился на пленника.
- Мой брат - великий колдун! - воскликнул он. - Он знает все и говорит правду. Венонга великий предводитель: он снял скальп с квакера.
- И с его жены и детей! - добавил Натан громовым голосом, бросая на предводителя гневные взгляды. - Никого из них ты не пощадил! Ты убил их всех! А он, несчастный супруг и отец, был другом шавниев, другом Венонги!
- Белые - собаки и разбойники! - возразил предводитель. - Квакер был мой брат, но я убил его потому, что я люблю кровь белых. Мой народ горевал о квакере, но я… я воин! Я не раскаиваюсь в этом и не боюсь ничего!
Натан взглянул туда, куда с торжеством указал предводитель: там он увидел скальп и кудри, которые когда-то украшали головки невинных детей. Он задрожал всем телом, в глазах у него помутилось, и в каком-то судорожном припадке он бессильно откинулся на кожи.
- Мой брат великий колдун! - продолжал Венонга. - Он должен указать мне Дшибеннёнозе! Или же он умрет.
- Предводитель лжет! - вскричал Натан насмешливо: - Он боится Дшибеннёнозе и только хвастается перед пленником.
- Я - предводитель и великий воин! Я буду сражаться с защитником белых! Укажи мне Дшибеннёнозе!
- А вот когда ты можешь увидеть его!.. - крикнул Натан с необыкновенной живостью: - Разруби мои оковы, и я приведу тебе Дшибеннёнозе!
Сказав это, Натан протянул ему свои ноги, чтобы Венонга одним ударом топора мог освободить его от уз. Венонга, однако, медлил из привычной осторожности и предусмотрительности.
- Ха! - крикнул Натан с той же насмешкой. - Предводитель хочет поразить Дшибеннёнозе и боится безоружного пленного.
Насмешка подействовала. Топор упал и разрубил ремни. Натан подставил руки, но Венонга вновь помедлил.
- Предводитель увидит Дшибеннёнозе! - вскричал Натан, и последние ремни распались.
Пленник обернулся и, устремив дикие, огненные взгляды на Венонгу, пронзительно засмеялся и подвинулся к нему на шаг ближе.
- Вот, смотри! - громко закричал он. - Твоя воля исполнена! Я губитель твоего народа! Это я принес несчастье тебе и твоей семье!
И, прежде чем пораженный неожиданностью Венонга успел прийти в себя, Натан, как голодный волк, кинулся на него с бешенством, схватил его одной рукой за горло, другой вырвал у него стальной топор, бросил врага на землю и, не выпуская его из мощной руки, с такой силой нанес ему удар топором, что кровь потоком хлынула из разрубленного черепа. Еще удар - и Венонги уже не было в живых…
Точно так несколько лет тому назад сам он с нечеловеческой свирепостью погубил жену и детей Натана.
- Умри, собака! - крикнул ему теперь Натан. - На-конец-то, наконец ты в моей власти!.. Да, ты умрешь!
И еще один удар нанес он врагу; потом вонзил топор ему в грудь, сорвал с его пояса нож для скальпирования и быстро, одним надрезом отделил кожу от головы индейца. Затем он сделал крестообразный надрез на груди - знак страшного Дшибеннёнозе. Потом он с тоской посмотрел на скальпы, локоны и волосы своих собственных детей, убитых Венонгой, и, содрогнувшись, поспешно бросился к. двери хижины и ушел из деревни. Но в каком-то безумном, диком возбуждении не удержался он, чтобы не испустить пронзительного крика, который возвещал об исполнении давно желанной и наконец удовлетворенной мести. Крик этот, пронзивший тишину ночи, разбудил не одного воина и не одну мать. Но подобные звуки были так привычны для деревни, что беспокойство вскоре улеглось: женщины и воины снова погрузились в сон, а тело их предводителя остывало в собственном жилище, на голой земле, незамеченное и неотомщенное.
Глава двадцать вторая
НАПАДЕНИЕ
Роланд ночью спал беспокойно. Проснулся он рано утром от страшного шума, поднявшегося в деревне. Сперва послышался долгий, пронзительный, зловещий женский крик; ему в ответ раздался дикий мужской, а на этот отозвались и повторялись вновь и вновь другие голоса, пока они не слились в единый вопль ужаса и отчаяния.
Пленник, ничего не понимая и не имея возможности разузнать, что случилось, поглядел на своих сторожей. Те тревожно вскочили при первом звуке, схватившись за оружие и глядя друг на друга в растерянности и в каком-то напряженном ожидании. Крик повторился… Сотня голосов завыла, и воины бросились вон из хижины, оставив своего пленника в полном недоумении. Роланд напрасно старался что-то угадать. Сначала он подумал, что Том Бруце с отрядом храбрых кентуккийцев явился освободить его и других пленников. Но эту мысль он вскоре отбросил, так как среди всего этого шума, поднятого индейцами, ни разу не раздалось ликующего "ура" и не раздалось ни одного выстрела, возвещающего начало сражения. Прислушавшись, Роланд отметил, что в криках индейцев слышались не только удивление и испуг. В неистовых голосах слышалось бешенство. Чувство ярости вскоре заглушило все другие ощущения у диких.
В эту минуту в хижину неожиданно вошел Авель Доэ, испуганный, бледный.
- Капитан! - закричал он, - они убьют вас… Нельзя более медлить. Соглашайтесь на мои условия, и я сейчас же спасу вам жизнь. Вся деревня в смятении: мужчины, женщины и дети вопиют о крови, и нет человека, который бы остановил их в подобные минуты.
- Но… что случилось? - спросил Роланд.
- Небо и ад разверзлись, - продолжал Доэ. - Дшибеннёнозе был в деревне и убил предводителя в его собственном жилище, у собственного очага. Венонга лежит мертвый в своей хижине, он скальпирован, с крестом на груди… Колдун ушел. Наверно, его освободил Дшибеннёнозе, а Венонга уже окоченел. Разве вы не слышите завываний? Дикари жаждут мести, и она постигнет вас! Они убьют, сожгут вас, разорвут на клочки. Это верно! Пройдет всего лишь минута - они будут здесь, и тогда горе вам!
- И нет никакого спасения? - спросил Роланд.
Казалось, кровь застыла у него в жилах, когда он
услышал дикий вой, звучавший все громче и громче.
- Только одно! - ответил Доэ. - Примите мои условия, и я освобожу вас или умру с вами. Ну, говорите же скорей, и я разрублю ваши ремни. Живей, живей! Слышите, воют как волки. Они уже близко. Давайте руки, я разниму ремни… Хотите или нет?
- Я много отдал бы, чтобы спасти себе жизнь, - ответил Роланд. - Но если я могу купить ее только позором и несчастьем Эдиты, то по мне в тысячу раз лучше смерть!
- Да говорю же вам, вы будете убиты! - горячился Доэ. - Они идут, а у меня нет ни малейшей охоты видеть вас заколотым у меня на глазах. Капитан, решайтесь скорее!
- Я уже сказал вам свое решение и никогда не соглашусь на позор! - твердо сказал Роланд. - Никогда, говорю я, никогда!
Доэ все еще надеялся, что капитан согласится на его условия: пока тот говорил, он уже разрезал ремни на его руках, хотел было разрезать и остальные, как вдруг более десятка диких ворвались в хижину, кинулись на Роланда, выли и поднимали свои ножи и топоры, как будто хотели разрубить его на куски. Таково, без сомнения, и было намерение многих из них. Они и сделали бы это, если бы более старые и более выдержанные воины не отстранили их, хотя и не без труда. Поднялся спор, завязалась драка, борьба, подобная борьбе стаи разъяренных собак над раненой смертельно пантерой. Лишь несколько мгновений продолжалась яростная свалка; потом Роланда схватили трое сильных людей и на руках унесли его из хижины. На улице на него набросилась толпа женщин, детей, они кололи его, били палками, что воины едва могли защитить его. Однако к ним на помощь подоспели другие воины и вынесли пленного.
Шум разбудил и Эдиту, которая находилась в хижине Венонги. Крик старухи, жены Венонги, которая первая нашла труп, вызвал общую суматоху. Жители деревни врывались в хижину, в ужасе и смятении громко выли и поднимали такой шум, что мог бы разбудить даже мертвого. Она поднялась со своего ложа и слабая, вся дрожа, свернулась в темном углу хижины, чтобы хоть как-то укрыться от беспощадных существ, которые жаждали ее крови.
Страх ее еще больше усилился, когда в комнату вдруг ворвался человек и, схватив ее, кинулся с нею к двери, а на ее отчаянные мольбы не убивать ее отвечал хорошо знакомым голосом Бракслея: