- Видели, как нагло он ухмылялся, когда уходил? - спросил Джереми. - Клянусь, он держит нас за идиотов! Легенда такова, Рэмми: мы предали тебя и обменяли письмо на обещание заплатить нам в Дамаске - обещание, ничем не подкрепленное. Он пытался нас запугивать - мол, свистнет своим дружкам, и те разделают нас под орех, если мы не уступим. Как же мы любим господина Юсуфа Дакмара, ребята… Господи, вот и Дераа! Если все откроется до отхода поезда, то нас турнут обратно, как и предсказывал Грим. Тогда отправляем Мэйбл домой к мужу, а сами продолжим путешествие на верблюдах. Я прав, Грим?
Грим кивнул. Но тут вмешалась Мэйбл.
- Я с вами до конца, ребята, - заявила она. - Вы еще не поняли? У меня уже волосы седеют. А вы предложили мне настоящее приключение, и я не расстанусь с письмом, пока не опустится занавес.
Мы, признаться, чуть не наложили в штаны, когда поезд подкатил к убогой станции, где хайфская ветка присоединяется к главной Геждасской дороге, и состав движется дальше по прямой мимо дрянного городишки, потому что в поезд вошел французский офицер и, переходя из вагона в вагон, сухо поглядывал на каждого пассажира. Он потребовал мой паспорт, что было чистым блефом, а я, в свою очередь, попросил его подтвердить свои полномочия. Он улыбнулся, достал резиновый штамп и сообщил, что если я желаю посетить Бейрут или Алеппо, мне придется получить у него визу.
- Боже сохрани! - ответил я. - Я еду в Дамаск, чтобы навестить свою тетушку.
- А эта дама?… Ваша жена?
Я рассмеялся так, что услышал весь поезд. Просто не мог сдержаться. В этой стране волей-неволей вспоминаются сюжеты из Ветхого Завета, причем кажется, что история Авраама, который выдавал свою жену за сестру со всеми вытекающими драматическими последствиями, случилась буквально на днях. Я решил, что в данном случае не стоит следовать примеру патриарха. К тому же француз вел себя нагло, а я стараюсь не потакать наглецам.
- А вам-то что? - спросил я.
- Дело в том, - продолжал он, бесстыдно улыбаясь, - что вы говорите с американским акцентом. Закон запрещает перевозить через границу золото, а американцы всегда его везут, поэтому мы обязаны досматривать их.
- Предъявите доказательства ваших полномочий! - гневно парировал я.
- О, если уж на то пошло, здесь есть таможенный офицер, облеченный всеми полномочиями. Но он сириец. Мне почему-то кажется, что вы предпочтете, чтобы вас досматривал европеец.
- Не давай себя надуть, - чуть слышно прошептал Грим. Но мне подсказки уже не требовались.
- Зовите вашего сирийца, - потребовал я. Француз послушно удалился, наградив меня напоследок взглядом через плечо, который был красноречивее любых слов.
- Он будет блефовать напропалую, - заметил Грим. - Только не переставай с ним препираться.
- Меня досматривали на шести границах, - заявила Мэйбл. - Если это сириец, я не против. Пока вы рядом со мной, ребята, он будет хорошим мальчиком. То ли дело во Франции и в Италии! Кстати… может, кто-нибудь возьмет у меня письмо?… Нет, дудки! Я с ним не расстанусь! Рискну, пожалуй. Самое большее, что попросит этот сириец, - это вывернуть карманы, а потом он убедится, что я не прячу под юбкой мешок золота, и… Все, тихо: они идут.
Француз вернулся с улыбающимся оливково-смуглым сирийцем на буксире, круглолицым малым с синими щеками, очевидно, под цвет его саржевой формы. Француз отступил, и сириец довольно неловко объявил, что правила вынуждают его подвергнуть Мэйбл и меня неприятному для нас досмотру.
- На предмет чего? - спросил я.
- Золота, - ответил он. - Закон запрещает провозить его через границу.
- У меня только один золотой, - сказал я, показывая ему монету в двадцать долларов, и его желтые глаза просияли при виде их. - Можете взять, если так проще.
Под взглядом француза я положил деньги на его открытую ладонь. И тут же стало понятно, что сирийский таможенник выбывает из международного конфликта. Он был куплен с потрохами, исполнен благодарности и в ближайшие несколько часов мог лишь пылко выражать симпатию Соединенным Штатам.
- Я их обыскал! - сообщил он французскому офицеру. - Золота при них нет, все в порядке.
У всех есть недостатки, в том числе у французов, однако французы более восприимчивы к силе логики, чем большинство людей. Офицер в малиновых штанах и при сабле цинично усмехнулся, пожал плечами и отправился дальше нарушать покой других пассажиров.
Глава 12.
"ЗАВАРИ КАШУ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНИ БУДУТ ГОТОВЫ"
Перед самым отправлением к двери нашего купе подошел красавец - несомненно арабских кровей с холеной черной бородкой, хотя и одетый в европейский синий саржевый костюм. Костюм был безупречно скроен, а бородка столь же безупречно подстрижена. Араб пристально смотрел на Грима.
Видно было, что каждый мускул его тела послушен ему, да и держался он как настоящий боец. Предположение подкрепляла метка под глазом, которая вполне могла быть шрамом от пули. Этот парень мог подойти и без всяких предисловий попросить у меня взаймы или помочь расправиться с врагами - и получил бы и то, и другое. Более того: он получил бы это снова, даже не расплатившись за первый раз.
Однако Грим удостоил этого человека лишь беглого взгляда и больше не обращал на него внимания, пока поезд не набрал скорость. И тут человек в синей сарже подал голос.
- О, Джимгрим!
Голос у него был высоким и звонким, точно колокол.
- Входи, Хадад, - ответил Грим, едва взглянув на него. - Чувствуй себя как дома.
Вошедший забросил чемодан в сетку, а я уступил угловое место, чтобы он мог сидеть лицом к Гриму. Он ответил на мою учтивость улыбкой, мелькнувшей, как клинок в замахе, не тратя времени на глупые протесты. Он знал, чего хотел. Знал достаточно, чтобы брать, когда предлагают. Понял меня и ожидал, что я его пойму. Потрясающий малый. Он сел, чуть подавшись вперед и не касаясь спиной подушки, а его руки с сильными пальцами неподвижно покоились на коленях. На Мэйбл Тикнор он посмотрел не то что с тревогой - скорее настороженно.
- Есть новости? - спросил Грим.
- Мир звенит от новостей, Джимгрим! - со смехом ответил он по-английски. - Кто эти люди?
- Мои друзья.
- Твои близкие друзья?
Грим кивнул.
- И дама тоже?
Грим опять кивнул.
- Эта рекомендация много стоит, Джимгрим!
Грим представил нас, назвав Джереми Джмилом Расом.
- Ха! Я слышал о тебе, - сообщил Хадад, глядя на Джереми. - Австралиец, который странствовал по всей Аравии? Думаю, я единственный араб, который знал, кто ты на самом деле. Помнишь случай в Вади Хафизе, когда местный священник выдвинул против тебя обвинение, а шейх в желтом куфийи объявил толпе, что знает, что ты пророк? Я и есть тот шейх. Мне понравилась твоя отвага. Я часто думал о том, что с тобой стало.
- Вот теперь сам видишь! - воскликнул Джереми, и они обменялись рукопожатиями.
В течение последующих двадцати минут Хадад и Джереми тараторили, обмениваясь воспоминаниями. Это походило на перестрелку двух пулеметов, и человек, который не знает Аравии, не понял бы и половины. Исключение составляет примерно один из десяти миллионов, и я к этому числу не принадлежу. Однако Грим слушал своего собеседника, как радист тиканье морзянки. Наконец Хадад прервал беседу, иначе Джереми так и болтал бы до самого Дамаска.
- Значит, стервятники слетаются, Джимгрим? Или мы потеряли надежду? Мы собираемся хоронить Фейсала или короновать его?
- Много ли тебе известно? - спросил в ответ Грим.
- Ха! Больше чем тебе, мой друг! Я только что из Европы. Лондон, Париж, Рим… Я останавливался в Дераа, чтобы послушать, как разносятся слухи и переходят через границу туда и обратно. Англичане склоняются в пользу Фейсала и помогли бы ему, если бы могли. Французы против него и предпочли бы видеть его мертвым святым, нежели живой докукой. Но вот какая сплетня встревожила меня больше всего: Фейсал якобы отправил письмо в Иерусалим, призывая мусульман восстать и перебить евреев. Это не похоже на Фейсала, но французский агент в Дераа заверил меня, что письмо попадет к нему буквально на днях.
Грим улыбнулся Мэйбл.
- Может, покажешь ему письмо? - предложил он.
Мэйбл тут же порылась в загадочных глубинах под своей английской блузой и вытащила документ, завернутый в медицинский бандаж из промасленного шелка. Хадад развернул его, внимательно прочел и вручил Гриму.
- И ты дал себя этим обмануть? - возмутился он. - Разве Фейсал так говорит или пишет? С каких пор он стал трусом и подписывается числами вместо имени?
- Что ты об этом думаешь? - спросил Грим.
- Ха! Ясно, как чернила на бумаге. Это письмо написано, чтобы использовать его против Фейсала. Во-первых, оно навлечет на него подозрения британцев. Во-вторых, у французов появится повод напасть на него. В-третьих, они смогут уличить его в измене, а за такое можно посадить его в тюрьму или казнить… правда, сначала его надо схватить. Что ты думаешь с этим делать, Джимгрим?
- Собираюсь показать его Фейсалу.
- Хорошо! Я тоже еду повидать Фейсала. Возможно, нам вдвоем удастся объяснить ему, как лучше поступить.
- Если мы сперва договоримся, - ответил Грим, сухо улыбнувшись.