Весь день они втроём ходили по парку, и мама тихо и напевно читала стихи. Её голос то звенел, то замирал, глаза мерцали, лицо бледнело от волнения, и Юра заражался этим волнением, ощущением чего-то невыразимо прекрасного, ряди чего хотелось жить и мечтать.
"Ты мужчина, - как-то сказала мать. - И конечно, должен быть сильным и ловким. Но душа - твоя должна чувствовать красоту, Юра. Без этого жизнь никогда не будет полной…"
Тот приезд отца был последним - началась революция. С тех пор в Юрину жизнь ворвалось так много непонятного, трудного, произошло так много перемен. Знакомые, посещавшие - Львовых, прежде такие уверенности, спокойствия, стали суетливыми, они часто спорили. Мама отсылала Юру из комнаты, но он слышал обрывки их разговоров, хотя и велись они вполголоса. Из этих обрывков он пытался сложить картину происходящего. Единственное, что он понял - это противоборство красные и белых. Красные подняли смуту, разрушили прежнюю жизнь, а белые встали на её защиту; и скоро, очень скоро все будет по-прежнему.
Проходили дни, но ничего не возвращалось… Незадолго до их отъезда в Киев, незнакомый человек принёс маме весть, что папа жив и находится в Ростове. Этот человек и посоветовал маме ехать в Киев. Юра слышал, как он сказал: "Наши скоро там будут, и вы встретитесь с мужем…"
Что же теперь станет с Юриной жизнью, теперь, когда все рухнуло?
…Склонилось к горизонту большое, расплавленное от зноя солнце. Тень от деревьев легла на могилу. Прошелестел сухими листьями ветер - предвестник наступающей ночи.
Юра не знал, как ему жить дальше, что делать, как поступить. Добираться ли к дяде в Киев или, быть может, вернуться обратно, в пустой, покинутый ими дом?
В звонкой степной тиши он вдруг явственно, услышал далёкие раскаты грома. Впрочем, небо было ясное, без единого облачка. Юра, понял, что это не гром, а звуки далёкой артиллерийской канонады. Значит, там идёт сражение.
Юра быстро поднялся, сразу решив идти туда - ведь там воюет с красными его отец. Он так обрадовался канонаде, подсказавшей ему выход из этой безысходности. Он не думал о том, как найдёт отца во фронтовой неразберихе и найдёт ли. Вернее, эти мысли вспыхивали в глубине его сознания, но он не задерживался на них, потому что перед ним забрезжила надежда и потерять её было невозможно. И Юра пошёл в сторону канонады. Он шёл, часто оглядываясь на могильный холмик, пока не затерялся этот холмик среди неровностей степи.
Впереди тёмной гребёнкой встал лес.
Не колеблясь, Юра вошёл в него. Он не выбирал дороги, шёл напрямик, иногда продирался через низкорослый кустарник, - брёл в высоких росных травах.
- Стой! - Окрик прозвучал неожиданно, резко, - как удар. И Юра, присев, ткнулся головой в кусты. - Кто идёт? - спросил тот же голос, клацнул затвор. И через мгновение кто-то по-прежнему невидимый приказал: - Выходи, стрелять буду!
Втянув голову в плечи, всматриваясь в темноту, Юра медленно пошёл вперёд. Исподлобья глядел туда, откуда звучал голос,
- Подойди ближе!
Юра сделал ещё несколько шагов и оказался в центре крохотной поляны.
- Гляди, мальчонка!
Человек вынырнул из темноты буквально в двух шагах. Именно вынырнул, сразу, как из воды. В бушлате, на голове фуражка со звездой. Это был Семён Алексеевич Красильников. Рядом встал ещё один человек, с винтовкой…
Проводив Кольцова, Красильников в тот же день выехал на автомобиле в прифронтовую полосу. Фролов остался в Очеретино, в дивизии.
После наступления белых в районе Луганска была спешно разработана операция, которая, по мнению командования, могла приостановить быстрое продвижение противника… Для этого предполагалось скрытно передислоцировать несколько дивизионов тяжёлых орудий к рокадной дороге, в район предполагаемого движения противника. Расчёт был такой: когда пехота и конница белых втянутся в пойму реки, по которой проходила дорога, все артдивизионы одновременно на десятки километров обстреляют противника ураганным огнём. После этого из засад выдвинутся батареи трехдюймовых орудий и накроют его шрапнелью. Остальное доделают броневики с пулемётами и конница. Секретность операции обеспечивали сотрудники Особого отдела.
К вечеру Красильников добрался до "своего" артиллерийского дивизиона, неподалёку от села Иванополье, и тут же отправился осмотреть окружающую местность, проверить, не упущено ли что-нибудь важное. В это время он и наткнулся на Юру…
Юра враждебно всматривался в стоящих перед ним незнакомых людей. "Красные, - неприязненно подумал он, - а может, бандиты, те, что налетели на поезд". И он невольно подался назад.
- Ну-ну, не бойся, - ласково и в то же время предостерегающе сказал Красильников. - Куда идёшь? Откуда?
Юра молчал.
- Ну и долго мы так в молчанку играть будем? - уже строго сказал Красильников. - Отвечай!
Юра долго с ненавистью смотрел на Красильникова. Все накопившееся в его душе горе, вся невысказанная обида вдруг сдавили ему горло, и он истерично закричал:
- Я ненавижу вас! Ненавижу! Ненавижу!.. - и, опустившись на траву, бессильно разрыдался.
Красильников склонился к Юре, тихо сказал:
- Чудно получается! Мы только увидели друг друга… познакомиться не успели, а ты уже ненавидишь! Это за что же?
- Всех вас! Бандиты вы! Бандиты!.. - глотая слезы, ещё более слабея от отчаяния, чувствуя себя беспомощным, маленьким и никому не нужным, выкрикивал Юра.
- Давай мы с тобой вот о чем договоримся! - Красильников положил широкую, успокаивающую ладонь на худенькое плечо Юры. - Ты не кричи. Я ведь вот не кричу. А если, брат, закричу, громче твоего выйдет.
- Все вы бандиты! - исступлённо твердил Юра, глядя затравленными глазами на часового и на этого спокойного, неторопливого человека в бушлате.
Красильников поморщился. Он понимал, что такое отчаяние от чего-то непоправимого, страшного, и жалел мальчонку. Стараясь быть как можно спокойней и мягче, произнёс:
- Ну, так мы с тобой ни до чего не договоримся. Заладил своё: "Бандиты, бандиты".
- А кто же вы? - Мальчик исподлобья с недоверчивым любопытством взглянул на Красильникова.
- Вот это уже другой разговор. Я - командир Красной Армии, - полунаставительно-полушутливо, как обычно говорят с капризными детьми, сказал Красильников. - А зовут меня Семёном Алексеевичем. Можешь меня звать просто дядей Семёном. А тебя как величать?
Юра помедлил с ответом, огляделся по сторонам. Эх, сейчас бы вскочить и броситься в кустарник - не догнали бы! А дальше что? Снова идти куда глаза глядят, неизвестно к кому, неизвестно навстречу чему?
- Так как же тебя зовут? - с мягкой настойчивостью повторил вопрос Семён Алексеевич.
Что-то дрогнуло в сердце мальчика, и он безразличным тоном, чтобы не подумали, что он струсил и сдался, ответил:
- Ну, Юра…
- Ну вот! Юрий, значит?.. - неподдельно обрадовался Красильников, проникаясь непонятной нежностью к этому насторожённому, но умеющему самостоятельно держаться мальчику. - Познакомились! Пойдём, как говорится, дальше. Поскольку ты, человек гражданский, оказался на территории, где располагаются военные, я по долгу службы обязан выяснить, кто ты, откуда и куда идёшь.
- Какой же вы военный? - с презрительной усмешкой сказал Юра. - Я вот возьму наган и тоже буду военным?
- Хм, - озабоченно вздохнул Красильников. - Кто же тогда, по-твоему, будет военный?
- У кого погоны! - с вызовом выпалил мальчик, лгать он не умел.
- Вот теперь все понятно!.. Должно быть, у твоего отца есть погоны? - многозначительно взглянув на стоящего рядом часового, сказал Красильников.
Юра не ответил.
- Скажи, а с кем же он воюет, твой отец? С гражданским населением, что ли?.. Ну, брат, и полова у тебя в голове! - энергично покачал головой Красильников. - Ладно! Разговор у нас с тобой завязался серьёзный. А время позднее, так что иди за мной.
Юра осторожно шагнул в темноту следом за Красильниковым. Сзади к ним пристроился боец с винтовкой. Так, гуськом, они шли довольно долго. Юра хорошо видел спину того, кто назвался Семёном Алексеевичем. Он шёл легко. Спина была гибкая, широкая. Выпирающие лопатки мерно двигались вверх-вниз. У пояса покачивался маузер в деревянной колодке.
Вскоре деревья расступились, и они вышли на большую поляну. Здесь горели костры, вокруг которых группами сидели люди. В отсветах пламени на фуражках поблёскивали звезды. У коновязей фыркали и шуршали сеном лошади.
Они остановились возле красноармейцев, устанавливающих орудие.
- Где командир? - спросил Красильников.
- Кто это там спрашивает меня? - раздался недовольный голос, и перед ними встал высокий человек с биноклем на груди. Склонив голову набок, он внимательно рассматривал Юру. - А это что за личность?
- Да вот, мальчонку в лесу подобрали, - сказал Красильников.
- Кто таков? Откуда и куда направлялся? - спросил командир дивизиона, ловко скручивая козью ножку. - Почему оказался в лесу? Один шёл или с тобой ещё кто был?
Человек спрашивал коротко и сердито. Казалось, он не обращал внимания на то, что перед ним мальчик, и оттого его вопросы звучали казённо.
- Я с поезда… - тихо сказал Юра. - Ехал с мамой в Киев, к родственникам. А по дороге на поезд напала банда… Мама умерла. Её похоронили там, в степи. - Юра дальше ничего не мог вымолвить - горло снова перехватили слезы, перехватило дыхание.
Подходили бойцы, понимающе слушали. Один не выдержал, выругался, сказал:
- Это Ангел, его работа.
Командир хмуро подтвердил: