- Если шлюха перестает приносить хозяйке заведения прибыль, ее выгоняют, и она уезжает. Клиенты не заплатили шлюхе, в результате чего та оказалась по уши в долгах, не может платить за квартиру и переезжает в более дешевую. Дорогая шлюха начинает капризничать, ее что-то не устраивает, и она переселяется в другие апартаменты. Ее дерьмо вдруг перестает пахнуть розами, и она перекочевывает.
Несколько секунд Чарльз сидел молча, а потом задумчиво сказал:
- А когда это случается, клиенты понятия не имеют, куда подевалась их любимая куртизанка.
- Если только она не напечатает в твоей газете объявление с указанием своего нового адреса, - улыбнулся японец.
- Хорошо! - воскликнул Чарльз. - Просто отлично! Думаю, на этом можно заработать. Но чуть раньше ты что-то говорил про долги.
- Ну да, клиенты часто зажиливают деньги, которые они должны потаскухам.
- Зажиливают? Как это понимать?
- Видишь ли, куртизанка требует деньги только после того, как она обслужила клиента, да и то не сразу. Дурацкая, на мой взгляд, традиция, но так уж принято. Она ведет записи и раз в четыре месяца выставляет клиенту счет. Но многие из них, особенно те, которые не желают возвращаться к той же самой шлюхе, отказываются платить. Ну зачем, скажи на милость, платить за еду, если ты уже наелся и не собираешься больше возвращаться в этот ресторан?
- Понятно, - сказал Чарльз и хихикнул.
- Это грязный смех, господин Сун.
- Что да, то да. Ну а если мы предоставим куртизанкам возможность публиковать претензии к тем клиентам, которые их… обирают? В жалобе можно указывать суть претензии, имена, адреса, даты и даже время. А потом мы предоставим клиенту возможность ответить на страницах наших же газет.
- Это позволило бы заполнить изрядную часть газетного пространства.
- И привлечь множество новых читателей. Что может быть лучше для повышения тиража, чем свара на страницах газеты!
Через два месяца газетные полосы заполонили письма проституток. Читатели с утра пораньше выстраивались в длинные очереди у ларьков, чтобы купить свежие номера газет "с пылу с жару". Некоторые публикации представляли собой вполне нейтральные объявления, гаобай, примерно такого содержания: "Чэньцзин Цзиньлань и Сяо Цзюань сообщают о том, что они переехали на роскошную улицу Баошу" или "Вэнь Юаньюань, проживающая по улице Тунань, для пущей услады клиентов меняет имя на Вэнь Юйюнь и переезжает на более уютную улицу Хуэйхуэй". Другие публикации носили не столь безобидный характер. Чаще всего в них сводили друг с другом счеты "ночные бабочки" и их клиенты. Примером может служить следующий обмен репликами:
"Я желаю публично сообщить о том, что куртизанка Миаси на самом деле является отвратительной проституткой! Она не изволила явиться, когда я устроил роскошный банкет для нее и моих друзей. Из-за столь неприличного поведения этого отвратительного существа я потерял свое лицо".
В следующем номере газеты возмущенному клиенту ответила сама Миаси:
"В нем нет ни капли сочувствия к труженицам моей профессии. В ту ночь я была загружена сверх всякой меры. Кроме того, его "роскошный банкет" состоял из блюда холодного риса. Такое же "угощение" находится у него в голове и между ног".
Затем газета печатала читательские комментарии на этот обмен колкостями, а следом - отповеди куртизанки и ее клиента в адрес читателей.
Люди стояли в очередях ночами, чтобы первыми купить свежие выпуски газет и насладиться тем, как на их страницах все поливают друг друга помоями.
* * *
Чарльз отложил в сторону статью, подготовленную для следующего номера газеты, и поднял взгляд на столпившихся вокруг него журналистов.
- Хорошо, - сказал он. - Очень хорошо.
- И очень выгодно, - добавил Цзу Жун Цзы, вечно пьяный грамотей, который написал для Чарльза самую первую историю. - Печатать такие статьи - все равно что чеканить монету.
Чарльз посмотрел на Цзу Жун Цзы, испытывая желание спросить, сколько тот уже успел выпить за это утро. В последнее время этот писака вообще не просыхал. В прежние времена Чарльз отвел бы его в церковь, дабы вылечить от пагубного пристрастия, но он уже давно не верил в божественные чудеса.
"Хорошо хоть не опиум", - подумалось ему. За последний год Цзу Жун Цзы не написал ни одной стоящей строчки, но Чарльз не мог найти в себе силы выгнать его. В конце концов, Цзу Жун Цзы был с ним с самого основания, с первого дня, когда начался его головокружительный взлет. Поэтому Чарльз в который раз решил оставить его в покое и перевел взгляд на других собравшихся вокруг стола журналистов - энергичных и сгорающих от нетерпения разделить финансовый успех издательской империи Чарльза Суна.
- Итак, - сказал он, - я готов выслушать ваши предложения.
Предложения посыпались как из рога изобилия, и кое-какие из них были подвергнуты подробному обсуждению. Некоторые журналисты предлагали завести в газете рубрику криминальных новостей. Начать ее можно было с подробного рассказа о так и оставшихся нераскрытыми убийствах двадцати семи торговцев. На лбу каждой жертвы неизвестный убийца оставлял надпись: "Казнен как предатель".
- Я обдумаю это, - сказал Чарльз, хотя и понимал, что подобный шаг таит в себе немалую опасность.
Маньчжурские власти следили за каждым его шагом. Стоило ли злить их еще больше, говоря о том, что из-за некомпетентности их полиции убийца по-прежнему гуляет на свободе? От своих осведомителей Чарльз знал: властям прекрасно известно, что именно его деньги позволили доктору Сунь Ятсену провести столь долгое время в Европе и Америке, изучая государственное устройство западных стран. Теперь добрый доктор вернулся в Китай и привез с собой то, что он назвал Тремя народными принципами. Первый, Принцип национализма, провозглашал необходимость для китайского народа сбросить ярмо маньчжурского правления и жить в мире с национальными меньшинствами, существующими в границах своих территорий, а также с другими нациями. Вторым был Принцип демократии, в соответствии с которым править в стране должен не император, а народ и все люди равны. Третий, Принцип социального благоденствия, содержал в себе довольно расплывчатые формулировки и являлся чем-то вроде жесткой версии социалистической теории, в соответствии с которой большая часть земли должна принадлежать государству.
Чарльз целиком и полностью поддерживал первые два принципа, а вот третий вызывал у него сомнения.
- Господин, - обратился к нему молодой журналист, - могу ли я предложить кое-что другое? Совершенно новый подход к Цветочным конкурсам.
- Что именно? - спросил, выходя из задумчивости, Чарльз.
- Проводить их на ипподроме, босс.
Чарльз никак не мог привыкнуть к тому, что его называют боссом. Тем более что слово было не китайское. Или еще хуже - просторечное "лаобань". Слово "босс" происходило из отвратительного недоязыка пиджин. Чарльз строго-настрого запретил всем семидесяти сотрудникам, работающим в четырех его конторах, использовать пиджин, но с ужасом обнаруживал, что пиджин, этот безобразный язык деградантов, становится все более модным среди молодых образованных ханьцев. Ему не раз приходилось слышать, как тот или иной журналист кричит мальчику-посыльному: "Чоп-чоп!"
Чарльз посмотрел на часы. Нужно было торопиться. Ему предстояло приготовиться к встрече с первой из девушек, которых отобрала для него сваха в качестве потенциальных невест. Ему было двадцать четыре. Он был одинок и очень богат. Пришла пора обзавестись семьей.
- Господин, - окликнул его молодой журналист.
Чарльз взглянул на горящие профессиональным азартом лица журналистов, собравшихся вокруг стола. Только Цзу Жун Цзы не внес ни одного предложения. Старый печатник-японец мирно посапывал в уголке, сложив руки на внушительном животе.
"Дрыхни спокойно, старый друг", - подумал Чарльз и поднял глаза на ретивого молодого человека.
- У вас есть какой-то план, связанный с ипподромом?
- Есть, господин. Нам неизменно сопутствовал большой успех в проведении конкурсов Цветочного Мира.
- Я это знаю.
- Но мы можем сделать его еще более оглушительным, господин.
- Каким образом?
- Совместив конкурсы с началом каждой из двух ежегодных скачек.
В комнате повисло глубокое молчание. Каждый понимал: парень наткнулся на идею - гениальную и столь же естественную, как креветка в креветочном коктейле. Открытия весенних и осенних скачек на шанхайском ипподроме были наиболее посещаемыми событиями в Шанхае, этом самом социальном из городов. Только в толпах, которые собирали скачки, фань куэй и китайцы свободно смешивались между собой. Что еще более важно, на них неизменно присутствовали все две тысячи городских куртизанок - в пышных нарядах и дорогих украшениях. Если газета Чарльза Суна сумеет организовать проведение конкурса Мира Цветов перед началом скачек, прямо на ипподроме, это станет настоящей сенсацией. Интерес к конкурсам подскочит до небес, а вместе с ним - и продажи газет.
"Не исключено, что можно будет даже начать выпуск издания на английском языке, - подумал Чарльз, но потом отбросил эту идею. - Если они хотят играть в наши игры, пусть делают это на нашем языке".
Газеты смогут писать о таком событии неделями, а то и месяцами. Затем, разумеется, в редакцию потекут бесчисленные письма. Газета будет их публиковать, они станут источником новых историй. В преддверии выборов Принцессы Цветочного Мира читательская аудитория увеличится десятикратно.