И все дни свои проводит в небесах, нет ему радости, коли нет ветра под кильтом.
— А ястребы не против?
— Эччч, вовсе нет, мистрис. Всякий зверь и птица разумеет, что друг Нак Мак Фиггл счастье приносит.
— Правда?
— Ну, по правде вернее так: всякий зверь и птица разумеет, что недруг Нак Мак Фиггл — несчастье великое.
Тиффани посмотрела на солнце. До заката оставалось всего несколько часов.
— Мне надо найти путь, — сказала она. — Слушай, Не-столь-большой-как-Маленький…
— Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок, мистрис, — терпеливо проговорил пиктси.
— Да, да, благодарю. Где Роб Всякограб? Где все, вообще?
У молодого Фиггла сделался смущенный вид.
— Внизу там спор идет немножко, мистрис, — ответил он.
— Так. Мы должны найти моего брата, окей? Я келда здесь, так?
— Тута боле все мальца не-про-сто, мистрис. Спорят они за твое…
— За мое что?
Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок стоял с таким видом, что ему очень хотелось бы здесь и сейчас не стоять.
— Эм… спорют… они…
Тиффани сдалась: он ужасно краснел, а поскольку был вообще-то синий, то его кожа приобрела неприятный фиолетовый цвет.
— Я полезла обратно. Ты не мог бы подтолкнуть мои ботинки, пожалуйста?
Она скользнула по сухой осыпающейся земле и упала на пол пещеры, Фигглы порскнули в разные стороны.
Тиффани снова пришлось ждать, пока глаза привыкнут к полутьме. Потом она разглядела галереи, по-прежнему запруженные толпами пиктси. Некоторые в этот момент были заняты умыванием, и у многих волосы почему-то приглажены и намаслены. Все смотрели на нее, как застигнутые за неким страшным делом.
— Нам отправляться надо, если мы идем за Королевой, — сказала Тиффани, глядя вниз, на Роба Всякограба.
Он умывался в плошке из каштановой скорлупы. Вода текла с его бороды, а борода была заплетена в косичку. Волосы он тоже заплел в три длинных косы. Если бы он резко повернулся, то мог кого-нибудь скосить насмерть.
— Эччч, энто… — сказал он. — Мальца дело есть, каковое уладить надобно, Келда. — Он теребил в руках тряпичную салфеточку, которой во время умывания тер себе лицо. Если уж Роб Всякограб теребит салфеточку, это тревожно.
— Слушаю? — сказала Тиффани.
— Э-э… Не хочешь ли чашечку чаю? — спросил Роб, и один из пиктси нетвердым шагом подошел к Тиффани, неся большую золотую чашку. Должно быть, ее сделали в древности для какого-нибудь короля.
Она взяла чашку. В конце концов, пить и вправду хотелось. Толпа Фигглов испустила дружный вздох, когда Тиффани пригубила чай. Он оказался очень хорошим.
— Мы энтого мешочек похитили у торговца, возле дороги спавшего, — сказал Роб Всякограб. — Славный сорт, а? — И мокрыми руками пригладил себе волосы.
Чашка замерла на полпути ко рту Тиффани. Наверно, пиктси не замечали, насколько громко шепчутся: ее слуха вполне хватало, чтобы разбирать слова.
— Эччч, не в обиду будь сказано, крупновата она собою.
— Айе, но келде хорошо большою быть, чтобы много мальца деток иметь.
— Айе, большие женщины — лепота, верно молвишь. Но ежели попробует парень эдакую обнять, ему надобно мелом ставить черточку, где вчера остановился.
— И молоденька она чуток.
— Мож ей тогда деток иметь не надо еще. Или не сильно помногу зараз. Не боле десятка, мож.
— Кривенс, ребята, о чем вы речь ведете? Роба Всякограба выберет она, так и так. Отсюдава зримо, как мальца коленки у парня бедного друг об друга стучат.
Тиффани была девочкой с фермы. Идеи насчет того, доставляет ли детей аист или находят их под кустиками, очень быстро расставляются по местам, когда вы живете на ферме, особенно если в полночь у коровы отел и она телится тяжело.