* * *
Он шел, не разбирая дороги, прямо по мостовой, рискуя быть сбитым проносившимися мимо экипажами. На Адмиралтейской набережной ветер сорвал с него треуголку, но он этого даже не заметил. Кто-то, бросившись к нему, окликнул по имени и увел с проезжей части. Репнин молча отстранился, намереваясь продолжить путь, но его решительно встряхнули за плечи. Только тогда он очнулся и узнал Шевалдина.
- Серж… Это ты…
Репнин не удивился и даже не спросил, как мог оказаться возле Зимнего дворца Шевалдин, которого он три часа назад оставил в Красном Селе. Молча обняв его, он стиснул зубы. Сергей не задавал вопросов, ему всё стало ясно без слов. В этот момент он думал только об одном, как облегчить горе своего друга.
- Едем к тебе, Кирюша. Я нанял извозчика, он ждет за углом.
Репнин машинально последовал за ним и сел в коляску, которая тут же тронулась и, грохоча по мостовой, помчалась на набережную Мойки. Улицы еще хранили следы разрушений, причиненных наводнением, но высокий дом Репнина почти не пострадал. В прихожей привратник почтительно подал князю письмо. Тот, не глядя, взял его и поднялся вместе с Шевалдиным на второй этаж. Они молча сели в кресла в холодной гостиной у потухшего камина.
- Я так и не повидался с ней, - хрипло произнес Репнин после долгого молчания. - У меня даже ее портрета нет.
- У Печерского есть миниатюра Натали. Закажем копию.
- Володя еще ничего не знает. Как ему сообщить?
- Это я возьму на себя. Если можешь, расскажи мне всё, что тебе известно.
С трудом подбирая слова, Репнин рассказал ему о своем визите к царю и расследовании обер-полицмейстера. Потом добавил горько:
- Они сами толком ничего не знают! Говорят, что ее карету ударило ветром о парапет, отчего та опрокинулась в Неву… или ее смыло поднявшейся волной.
- В любом случае, Кирилл, ты должен мужественно принять постигший тебя удар и помнить, что ты все-таки не один на свете. С тобой твои друзья, а главное, у тебя есть маленькая Сероглазка.
При упоминании о дочери глаза Репнина потеплели. Заметив это, Шевалдин встал и заговорил горячо и уверенно:
- У тебя есть для кого жить! Полина подросла и должна получить воспитание, достойное ее титула. Скоро ей будет нужен не только отец, но и верный друг, рыцарь. Насколько я догадываюсь, таким рыцарем для нее может стать Володя. Ты ведь знаешь, что они искренне привязаны друг к другу. Хочешь мой совет?
- Да, Серж…
- Незачем взрослой девочке скучать в Захарово! Вези ее в Петербург! Наш полк скоро переведут на зимние квартиры в столицу, и у Володи появится возможность видеться с Полиной.
- Ты прав! - Репнин ухватился за эту мысль, инстинктивно стараясь хоть немного приглушить нестерпимую душевную боль. - Как я благодарен тебе, Серж, что ты сейчас рядом со мной… Ты, наверно, голоден? Я, болван, даже не покормил тебя.
Шевалдин улыбнулся.
- Буду ужинать только в том случае, если и ты хоть немного поешь вместе со мной.
Не ответив, Репнин подошел к маленькому бюро. На нем лежало нераспечатанное письмо, которое ему вручил привратник. Князь взял его и вдруг смертельно побледнел. На его лбу выступили холодные капли пота.
- Что с тобой, Кирилл? - воскликнул Шевалдин, бросившись к нему.
- Серж… - прошептал Репнин. - Серж, посмотри… Кажется, я схожу с ума.
Сергей взял у него письмо и прочитал надпись на конверте. Это было письмо от Натали. Шевалдин и сам поначалу застыл в оцепенении, но, взглянув на дату отправления, всё понял.
- Кирилл, - сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, - письмо пришло еще третьего дня. Ты не ночевал дома, поэтому не мог знать о нем.
Репнин взял конверт и, волнуясь, вскрыл его.
"Дорогой Кирилл! Я получила твое письмо и с радостью жду нашей встречи. Надеюсь, что отныне мы уже никогда не будем расставаться. С начала лета я живу на даче в Красном Селе, но к твоему приезду непременно буду в Петербурге. Любимый! Еще день или два, и мы сможем обнять друг друга! Какое счастье!.."
Слезы заволокли глаза Кирилла, и он отвел взгляд, держа письмо в дрожащей руке.
* * *
- Дорогой брат, - доверительно промолвил император, когда великий князь явился по его вызову. - Я пригласил тебя, чтобы сообщить нечто важное.
Услыхав эти слова, Николай замер и внутренне напрягся. Слава Богу! Наконец-то! Разговор мог быть только об одном… Спокойствие! Ни единым жестом не выдать свою радость…
- Должен признаться, Никс, - продолжал, улыбаясь, Александр Павлович, - что я давно озабочен несправедливостью твоего положения и звания. Чин командира бригады не достоин тебя. Ты, несомненно, заслуживаешь большего.
Николай вытянулся во фрунт. Сейчас… еще мгновение… Как он должен вести себя, когда брат покажет ему манифест о престолонаследии? Притвориться удивленным? Изобразить сожаление по поводу отречения Константина? Почему Александр не просит его присесть и не садится сам? Плохой признак? Нет, пожалуй, хороший. Чтение такого важного документа должно происходить стоя. Ну, скорее! Когда же он, наконец, вытащит из ящика стола свою таинственную шкатулку?
- Так вот, дорогой Никс, сегодня я рад сообщить тебе о том, что назначаю тебя командиром дивизии! Поздравляю и надеюсь, что ты оправдаешь мое доверие.
Николай отшатнулся, словно получил пощечину. Он вдруг почувствовал себя взмыленной лошадью, которую остановили на полном скаку.
- Командир дивизии? - растерянно повторил он. - И это всё?
- Тебе этого мало?
- А как же манифест о престолонаследии?! - не выдержав, выкрикнул Николай.
- Какой еще манифест? - удивился царь.
- Тот, в котором я объявляюсь цесаревичем, ввиду отречения Кости!
Александр Павлович взглянул на брата и несколько мгновений сверлил его глазами. Потом сел за стол и холодно бросил:
- Ничего подобного у меня нет и никогда не было!
- Нет?! - вырвалось у Николая. - А что же тогда в шкатулке?
- О какой шкатулке ты говоришь?
- Той самой, в которой хранится манифест… Почему вы держите в тайне то, что должно быть мне известно?
- Ты сошел с ума, Никс!
Пытаясь успокоиться, Николай прижал руку к груди. Его сердце бешено стучало. Он приблизился к столу и, наклонившись, в отчаянии произнес срывающимся голосом:
- Ваше величество! Отоприте правый нижний ящик вашего стола!
Александр Павлович молча откинулся в кресле. Он явно не предвидел, что дело примет такой оборот, и втайне забавлялся происходящим. Он мог бы сию минуту выгнать наглеца за дверь, но решил подыграть ему. Встав с кресла, он бросил брату связку ключей от письменного стола, а сам отошел в глубь кабинета к тлеющему камину. Дрожащими руками Николай стал поочередно вставлять ключи в замок правого нижнего ящика. Вот, наконец, замок щелкнул, и ящик был выдвинут. Бумаги, обгрызенные перья, сургуч… больше ничего! Великий князь принялся лихорадочно открывать другие ящики, но и там не нашел шкатулки. В отчаянии он поднял глаза на брата. Тот продолжал стоять возле камина, невозмутимо скрестив руки на груди.
Холодный пот выступил на лбу великого князя.
- Простите меня, государь, - чуть слышно произнес он. - Мне нет оправдания. Уповаю на ваше великодушие…
Александр Павлович не сумел сдержать торжествующей улыбки.
- Бог тебе судья! Ступай, братец, восвояси.
Но когда тот ушел, улыбка сбежала с лица императора. "Вот еще один из тех, кто заинтересован в моей смерти, - промелькнуло у него в голове. - И Никс, пожалуй, пострашнее заговорщиков-вольнолюбцев. Тех еще можно задобрить, пообещав реформы. А этому никакие революции не нужны: подсыплет яд в стакан, да и дело с концом. Как же вырваться из сетей? Репнин храбр и предан мне, но слишком прямолинеен. Нет в нем хитрости и изворотливости. Кажется, без помощи Лиз тут не обойтись".