* * *
Однажды на светском рауте Милорадович сказал:
- Как видно, Бакланов не справился с высокими обязанностями адъютанта государя, и теперь его поставили гувернером августейшего недоросля.
Слова генерал-губернатора передали царю. Александр добродушно усмехнулся и заметил, что, возможно, Бакланов теперь начнет сочинять стихи и давать Николаю уроки русской словесности. Все рассмеялись. В семье великого князя уже имелся один домашний учитель-поэт - Василий Андреевич Жуковский, который обучал русскому языку супругу Николая, немецкую принцессу Фредерику Шарлотту, а также был воспитателем малолетнего Александра.
Государева шутка была подхвачена и передана Николаю Павловичу. В тот же вечер великий князь вызвал адъютанта в свою резиденцию, Аничков дворец. В ответ на приветствие офицера Николай раздраженно махнул рукой:
- Итак, Бакланов, я - недоросль, нуждающийся в опеке, а вы скоро станете стихоплетом.
- Ваше высочество… Не придавайте значения шутке. Государь нежно любит вас. Мало ли что сорвется с языка…
- Обиднее всего, что я ничем не могу ответить брату на постоянные унижения. Да, я не цесаревич… но это не повод держать меня на положении изгоя!
Почувствовав в тоне великого князя горькие нотки, Бакланов приблизился к Николаю и прошептал:
- Ваше высочество… Напрасно вы так думаете. Между вами и престолом стоит всего лишь один человек…
Великий князь невольно вздрогнул.
В кабинете воцарилось долгое молчание. Потом Николай усадил Бакланова возле себя и, наклонившись, уставил на него холодный взгляд.
- Не один, а два!
Бакланов смешался, но потом, словно решившись, взглянул в эмалевые глаза своего сюзерена.
- Один, ваше высочество: император Александр. Мне доподлинно известно, что цесаревич Константин Павлович не собирается наследовать государю.
- Все-то ты знаешь, Бакланов! - зло усмехнулся Николай. - Ладно, не дуйся… Мне тоже кое-что известно, хотя брат не посвящает меня в государственные дела. Поневоле приходится держать ухо востро. Так вот, Константин еще в 1820 году устно отказался от царствования, и Александр составил манифест о престолонаследии, в котором назначил своим наследником меня.
- Об этом и речь, ваше высочество! Намерение великого князя Константина совершенно очевидно. И кому, как не вам…
- Александр не любит меня, потому что не считает родным братом. Ему подпевает Милорадович, любимец Константина. Официально цесаревичем всё еще считается Константин, но мы посмотрим, чья возьмет. Манифест, без сомнения, хранится у Александра. Его нужно найти!
Бакланов облизал пересохшие губы.
- Ваше высочество, непременно найдем! И я, кажется, знаю, где искать.
Трясясь от волнения, он рассказал великому князю, как царь в его присутствии поспешно спрятал шкатулку из слоновой кости.
- Он положил ее в правый нижний ящик письменного стола, - доверительно шептал Бакланов. - И запер ящик на ключ.
Николай внимательно слушал, кивая.
- Ты прав! Шкатулка… Я однажды видел ее у него в руках. Что в ней может быть?
- Нетрудно догадаться, ваше высочество! - подобострастно откликнулся Бакланов.
Великий князь прошелся по кабинету, успокаивая себя размеренными шагами. Потом, словно обращаясь к самому себе, заговорил:
- Зачем Константину варварская Россия, когда он благоденствует в цивилизованной европейской стране, да еще в объятиях прекрасной графини Грудзинской? Может быть, он по-своему прав, отказавшись от русского престола… Но я не Константин! Я - Николай! И я буду царствовать!
- Да свершится сие, ваше императорское высочество! - воскликнул Бакланов.
Вскочив, он преклонил колено перед великим князем, самозабвенно взглянул в его красивое, словно высеченное из мрамора лицо и заговорил, захлебываясь:
- Императору давно пора на покой, и мы ему в этом поможем. А манифест о престолонаследии я непременно добуду!
- Тише ты, бол… - Николай осекся и поднял за плечи своего верного вассала. - Ладно, я верю тебе! Мы еще вернемся к нашему разговору. А сейчас ступай!
Оставшись один, великий князь долго в волнении мерил шагами свой кабинет. Его взгляд рассеянно скользил по стенам, украшенным дорогим старинным оружием, словно ища чего-то. Нет, всё не то, не то… Круто повернувшись, он увидел в углу огромный барабан - подарок государя в день святого Николая-угодника. Глаза его вспыхнули. Вот что ему было необходимо в тот момент! Он присел возле барабана, взял палочки и стал виртуозно выбивать дробь. Лихо оторвал первое колено похода, второе колено… А потом палочки, словно сами собой, начали сначала негромко, а потом все слышней отстукивать один и тот же неприятный дерганый ритм, которому, казалось, не было конца… Под этот барабанный бой гоняли солдат сквозь строй. Сердце Николая стучало в такт палочкам, холодные синие глаза полузакрылись в экстазе. Он бил в барабан. Бил, бил, бил…
Глава 6
Где Натали?
Репнин мчался в смятении в Петербург, пришпоривая коня. Двадцать пять верст он преодолел без остановок менее чем за час. Еще раз побывал в доме Печерских и, убедившись, что Натали не появилась, вернулся во дворец. Император тут же принял его.
- Главное, спокойствие, - сказал Александр Павлович, дружески прикоснувшись к его плечу. - Сейчас вызову генерала Бенкендорфа, и он поднимет на ноги всю полицейскую управу. А вам, Кирилл Андреевич, следовало бы отправиться домой и отдохнуть. Уверен, что все разрешится благополучно.
Но князь остался во дворце ждать известий. Только к вечеру к нему обратился дежурный кавалергард и учтиво доложил о том, что государь ждет его. Предчувствуя недоброе и с трудом сдерживая волнение, Репнин вошел в малый императорский кабинет. У царя сидел представительный генерал с ухоженными бакенбардами и с такой же, как у царя, лысиной.
- Присаживайтесь, Репнин, - мягко предложил царь, кивнув на кресло.
На минуту воцарилось тягостное молчание. Александр Павлович обернулся к генералу.
- Так что вы имеете сообщить нам, Александр Христофорович?
Бенкендорф, кашлянув, рассказал, что специальный отряд, отправленный им на поиски, обнаружил в Неве обломки разбитой золоченой кареты, по описаниям похожей на карету княжны. Волной их прибило к парапету набережной, неподалеку от здания гауптвахты. Обломки были предъявлены обитателям дома Печерских - слугам и старой приживалке мадемуазель Корваль: все без исключения опознали в них карету своей госпожи. Мадемуазель Корваль сражена горем…
Генерал говорил еще что-то, потом к нему присоединился мягкий, полный сочувствия голос царя. Всё это доносилось до Репнина, словно сквозь густой туман. Он встал. Царь поднялся вслед за ним и взял его за руку.
- Кирилл Андреевич, я глубоко скорблю вместе с вами.
Репнин покачал головой.
- Она не могла погибнуть…
Царь и Бенкендорф переглянулись.
- Дорогой князь, - промолвил генерал, - на вашем месте я не стал бы тешить себя несбыточными иллюзиями.
- Но ведь ее не нашли? - перебил его Репнин.
- Увы! Тысячи людей пропали бесследно… Вспомните, что творилось!
- Всё равно не верю…
Царь покачал головой и дал знак генералу удалиться. Когда за ним закрылась дверь, он приблизился к Репнину.
- Мне понятны ваши чувства, - сказал он с искренней печалью. - Что поделаешь… Бог забирает лучших.
Репнин провел рукой по лицу.
- Благодарю за искреннее участие, ваше величество. Разрешите удалиться?
- Ступайте, князь. Говорят, что время - лучший лекарь. Помните, что у вас есть дочь. Отныне она - ваше единственное утешение.
- Вы правы, государь.
Пристально посмотрев на своего адъютанта, царь добавил:
- Когда настанет необходимость, я вызову вас.
Все плыло перед глазами. Репнин едва понимал смысл доносившихся до него слов. Постояв несколько мгновений, он собрался с силами, поклонился и вышел.