- Арестованный по приказу короля, - вторично ответил ефрейтор. - Выходите к нам только с корзиной; мы должны его нести, потому что он получил повреждение.
Вскоре появились солдаты и тюремщик со свечами. Экзили был вынут из кареты, положен в корзину для перевозки и потом внесен через отворенные ворота во двор. Ворота захлопнулись, и римский доктор очутился в Бастилии.
III
В Бастилии
Возбуждавшее ужас здание, возвышавшееся в конце улицы Сэнт-Антуан, было произведением Карла V-го Французского. Гуго д‘Анрю выстроил Бастилию, которая первоначально должна была служить укреплением.
Вход в эту ужасную крепость был с улицы Сэнт-Антуан. В нескольких шагах от ворот помещалась караульня. Сейчас за нею находился подъемный мост; промежуточные ворота вели отсюда во двор тюремной администрации.
В то время губернатором Бастилии состоял де Безмо. Этот бывший королевский мушкетер, кругленький добродушный господин, с плутовским выражением лица, носит полуштатское, полувоенное платье, и в его обращении было более предупредительности, чем строгости. Все заключенные любили его и он пользовался большим благоволением Кольбера.
Безмо появился у корзины, в которой лежал итальянец. Он вежливо приподнял шляпу и сказал:
- Господин Бриссонэ, Ваш приказ?
Ефрейтор подал бумагу, собственноручно написанную королем.
- Хорошо, - заметил начальник. - Но - черт возьми! - в каком Вы странном виде, господа!
- Арестант помучил нас, господин губернатор.
- Прошу Вас вместе с ним ко мне в контору, чтобы я мог безотлагательно записать его, - сказал Безмо.
Бриссонэ отвел губернатора в сторону и шепнул ему:
- Главное условие! - глубочайшая тайна!
Безмо кивнул головой.
Доктора перенесли через двор в зал допроса или суда. Безмо появился там, спустя некоторое время с двумя большими книгами и приказал:
- Полицейские стражи и тюремщики, удалитесь! Только я и господин Бриссонэ останемся при арестанте.
Когда названные лица остались при Экзили, Безмо раскрыл одну из книг; то был реестр Бастилии. Он записал имя, место рождения, лета и звание итальянца, после чего дошел до рубрики, озаглавленной: "Причины ареста". Это был самый таинственный отдел книги; между этими строками таилась бездна произвола, несправедливости и клеветы.
- Какие причины привели доктора Маттео Экзили в Бастилию? - спросил губернатор.
Экзили пытался приподняться и заглянуть в лицо ефрейтора.
- Напишите, господин губернатор, - спокойно ответил Бриссонэ: - "Подозревается в изготовлении ядов с преступной целью".
Безмо содрогнулся. Его добродушное лицо приняло выражение подозрительности; он положил перо и уставился взором на арестованного, причем с расстановкой промолвил:
- Изготовитель ядов?
- Ничего, пишите, господин губернатор, - сказал Экзили. - Ведь меня будут допрашивать; тогда все объяснится.
Его глаза метали зеленоватые молнии на Безмо и ефрейтора.
Губернатор захлопнул книгу и дернул звонок.
Вошли тюремщики.
- Карамб, - распорядился Безмо, - арестованный получает вторую Либертэ.
Комнаты в башнях получили имена по их названиям; поэтому комната номер второй в башне Либертэ называлась "Вторая Либертэ".
Затем было приступлено к обыску арестанта. Все деньги, украшения и прочие мелкие вещи у него отобрали; об этом составили протокол и отобранные предметы унесли в кладовую за решеткой.
- Нет ли у Вас какого-либо желания? - спросил Безмо доктора.
- Я попросил бы Вас доставить мне сюда ящик с книгами от моего приятеля Глазера, живущего в улице Бернардинов, - ответил Экзили.
- Мы сначала просмотрим эти книги и доставим их Вам лишь в том случае, если они не содержат в себе ничего опасного для государства, - с важностью заметил Безмо.
Экзили усмехнулся и произнес:
- Это - медицинские сочинения. Я ученый и прошу у Вас как милости разрешения развлечься чем-нибудь. Кроме того я ходатайствую о каком-нибудь успокоительном лекарстве для моей поврежденной ноги. Она ужасно болит и распухла.
- Вас будет навещать хирург, когда Вас поместят в Либертэ.
- А разве нельзя мне прописать самому себе лекарство? Ваши чиновники могут исследовать его. Они убедятся, что оно не содержит в себе ничего вредного, хотя его и составлял отравитель.
- Пишите рецепт!
Прописав лекарство для своей пострадавшей ноги, Экзили набросал на бумагу несколько строк, адресованных Глазеру.
- Готово, - скомандовал Безмо.
Тюремщики подняли доктора.
- Доброй ночи! - сказал губернатор, и мрачное шествие покинуло зал.
Снова прошли через двор к башне Либертэ. Носильщики со своей ношей поднялись по чудовищным лестницам, скудно освещенным тусклыми лампами, и наконец остановились перед огромной дверью, над которой виднелась римская цифра II. Дверь отворили и внесли арестанта в восьмиугольную комнату.
Меблировка этого мрачного жилища состояла из кровати под зеленым балдахином, убогого стола, четырех старых стульев, подобия умывальника с оловянным прибором и двух железных подсвечников.
Итальянца уложили в постель. Он заметил, что против этого ложа оставалось свободное место у стены, где, в случае надобности, можно было поставить вторую кровать.
- Может быть, у Вас скоро появится приятная компания, - ухмыльнулся тюремщик.
- Я вовсе не желаю этого, - угрюмо ответил доктор.
- Сегодня Вам уже нельзя больше зажигать огонь, - сообщил тюремный страж, - но Ваше лекарство Вы все-таки получите.
Все вышли из комнаты, и заключенный остался один. Он приподнялся, насколько позволяло ему полученное повреждение, снял с себя башмаки и стал шарить в одном из них, пока не нашел между каблуком и подошвой маленького тайничка, в котором хранился зажигательный прибор, причем произнес:
- Я уже боялся, что потерял его. Сначала завесим окно! Пока мой сторож отворяет двери, я успею загасить огонь.
Преодолевая жестокую боль, после нескольких напрасных усилий, он ухитрился занавесить своим сюртуком окно, наклонно вдававшееся в его камеру.
- Если тюремщик заметит сюртук, то я скажу, будто лунный свет мне невыносим.
Итальянец зажег свечу и, ковыляя, точно калека, по комнате, принялся освещать углы своей темницы. Эта рекогносцировка была скоро окончена.
- Они держат меня пока в клетке, - проговорил Экзили, скрежеща зубами и ставя на стол подсвечник с жестом ярости, - и я беззащитен! Проклятие! Хотя бы при мне были мои книги, чтобы рассеивать мою досаду! Берегись, Сэн-Лорен! Для тебя будет гибелью, если я… Гм… если у меня окажется товарищ в моем заключении. Я желал бы, чтобы ко мне привели какого-нибудь обманутого счастьем, отчаянного малого - такого, которому люди насолили в жизни; если такой человек выйдет раньше меня из этой ямы - я, кажется, застряну здесь надолго, - то мне хотелось бы дать ему в руки средство отомстить за нас обоих.
Замки заскрипели. Итальянец погасил свечу и снова приполз к своей кровати.
IV
Отец и сын
Редко случалось обитателям тихого, мирного дома Дамарр переживать такую бурную сцену, какая произошла между герцогом Клодом Дамарром и его сыном Ренэ вечером после ареста итальянца.
- Вам надо половче выпутаться из этого дела, мой ученый законовед, - горячился герцог, - потому что злополучная история не обойдется без последствий. Знаешь ли ты, почтенный доктор, что всех Вас потащат в суд Шателэ? По крайней мере тебе представится случай блестящим образом применить на практике свои способности юриста.
Ренэ потупил взор и вздохнул, после чего произнес:
- Я не боюсь ничего; мне только больно, что в это гадкое дело замешана одна особа, которую я охотно выгородил бы из него.
- Да… старик Гюэ тут сильно замешан.
- Все мы, законоведы, совещались между собой на этот счет. К старику нельзя предъявить никаких обвинений, но…
- Ну, что еще такое? Предоставь ему позаботиться о себе.
- У Гюэ, как Вам известно, батюшка, есть дочь, - нерешительно произнес Ренэ.
Герцог насторожился.
- Дочь? Ну, так что же? - спросил он.
- Она - весьма порядочная девушка, и мне, разумеется, хотелось бы помешать…
- А-а! Тут выплывает наружу нечто новенькое! Бабьи истории? - воскликнул герцог. - Девчонки, дочери старых химиков? Ну, известная штука! Впрочем, это недурно! Так вот в чем заключались ученые занятия нашего доктора?
- Отец, - подхватил вне себя Ренэ, - не говорите таким образом об Аманде Гюэ, которую я избрал себе в супруги!
Герцог Клод окаменел. Потом, не говоря ни слова, он подбежал к звонку, резко дернул шнурок и велел вошедшему лакею позвать герцогиню Дамарр.
Сюзанна вошла; она уже догадывалась о сцене между мужем и сыном. Герцог, не заговаривая с ней, взял ее за руку, провел на несколько шагов дальше, в глубину комнаты, и поставил перед Ренэ, после чего сказал:
- Потрудитесь, доктор, повторить своей матери то, что Вы сообщили мне сейчас относительно дочери аптекаря Гюэ.
- Я сказал отцу, что мадемуазель Аманда Гюэ избрана мной в супруги.
Герцогиня вздохнула с облегчением. Она боялась слышать что-нибудь хуже.
- Ренэ, - промолвила она своим кротким голосом, - мой милый Ренэ, это - фантазия молодого человека.
- Нет, вовсе не то! Я люблю Аманду, дал ей слово и сумею сдержать его.