В глазах Ренэ стоял туман. Безвольно, повинуясь строгому приказанию отца, он протянул ему бумаги, и герцог поспешно схватил их. Сюзанна безмолвно следила за всеми движениями, а когда бумаги очутились в его руках, она только слабо застонала. Она была на волосок от бездны; роковой для нее час наступил. Оставалось только решить, каким способом покончить с собой, и как можно скорее привести намерение в исполнение.
Руки герцога дрожали, так что печать, скреплявшая сверток, качалась на своем шнуре, подобно маятнику на часах смерти. Он расправил смятую бумагу, взглянул на строки и задумался.
- Сюзанна, - твердым голосом, наконец, сказал он, - сегодня я обещаю тебе никогда не заглядывать в прошлое… Я сказал, что обязан тебе счастьем всей моей жизни. Один взгляд на содержимое этих бумаг разъяснил бы мне то, что скрывается во мраке прошлых лет. Стоит мне перевернуть несколько страниц, - и я узнаю тайну Сюзанны Тардье. Но Клод Дамарр всегда держит свое слово. Имя его жены чисто, незапятнано, а муж герцогини Дамарр не имеет права разоблачать тайны дочери амьенского бургомистра! - и он снова скомкал бумаги и швырнул их в огонь.
- Клод!..
- Отец!..
Эти два возгласа громко прозвучали в его ушах. Жена и сын бросились в его объятия; он крепко обнял их, своих любимых, и они стояли все трое, не двигаясь, прижимаясь друг к другу. Слышался только слабый треск горевшей бумаги, скоро обратившейся в серый пепел; наконец и пепел улетел в трубу.
Герцог еще раз нежно прижал жену и сына к своей груди, А потом, наклонившись к Ренэ, тихо сказал:
- Приведи сюда завтра твою Аманду; а ты, Сюзанна, приготовь мне питье на ночь. Пусть сегодня не будет слуг за вечерним столом; вспомним времена Амьена и тихую комнату в доме твоего отца, где ты вылечила меня, и где я отдал тебе свое сердце.
XI
Шахматный ход Лозена
Стоя у окна своего кабинета, король Людовик смотрел на Версальский парк, туда, где в конце прогалины виднелась дорога в Париж. Из окна можно было видеть всадников и экипажи, ехавшие из Парижа в Версаль.
Наконец король заметил всадника, свернувшего с большой дороги на дорогу в Версаль и приближавшегося крупной рысью.
- Это - Шовелэн, - сказал Людовик, отходя от окна.
Через несколько минут Бонтан ввел юного пажа, восемнадцатилетнего маркиза де Шовелэн.
Людовик поспешил ему навстречу и озабоченно спросил:
- Ну, что?
- Государь, - ответил паж, еще тяжело дыша от быстрой езды, - к сожалению я приношу Вам, Ваше величество, невеселые новости: с сегодняшнего утра маркизе Монтеспан хуже.
Король побледнел и, всплеснув руками, упал в кресло.
Курьеры поддерживали безостановочное сообщение между Парижем и Версалем, так как маркиза Монтеспан заболела, а король не мог отлучиться из Версаля, где со всем двором приготовлялся к встрече английского посольства.
Накануне вечером Скаррон известила его письмом, что больной хуже, чем было тогда, когда король сам находился у ее постели, а потому страдания влюбленного короля были чрезвычайны. Замечательнее всего было то обстоятельство, что Людовик был убежден, что о совершившихся родах маркизы не знает и не подозревает ни одна душа; между тем весь двор только и говорил об этом. Полный этого убеждения, король принял графа Лозена с нескрываемым неудовольствием.
- Государь, - сказал граф, - Вы сегодня почему-то очень немилостивы ко мне, Вашему верному слуге.
- У меня так много забот, - возразил король, - приближающиеся политические затруднения…
- Вполне понимаю, государь; но это не должно угнетать Вас, Ваше величество! - произнес Лозен, а затем замолчал, желая вызвать короля на откровенность.
- Ах, - сказал Людовик после короткого молчания, - я вовсе не поддаюсь заботам, но у меня столько неприятностей! Ведь ты знаешь, что около меня образовалась опять сильная партия…
- Где, государь?
- Перестань! Ведь ты же знаешь!
- Не знаю, государь. Я живу, как философ, с той поры, как мои самые горячие желания не увенчались успехом.
Король устало усмехнулся.
- Ну, так я скажу тебе, что против моей невестки, герцогини Орлеанской, ведется огромная интрига. Все знают, что герцогине Генриетте предстоит важная миссия при английском дворе; все знают, что поставлено на карту, и потому стараются наделать ей здесь как можно больше неприятностей. Но я намерен наказать всех ее врагов: когда герцогиня отправится в путь, я со всем двором поеду провожать ее. И пусть берегутся приверженцы голландской партии. Можешь всем говорить об этом; я даже буду очень доволен, если через тебя это повсюду распространится. Я решил снарядить для герцогини самый пышный поезд: весь двор - даже враги Генриетты - должны принять в нем участие.
Лозен видел, что горячность короля притворна; дело было вовсе не так важно, как, к сожалению, оказалось впоследствии. Граф решил идти прямо к намеченной цели.
- Весь двор, государь? - повторил он. - Но когда же Вы, Ваше величество, желаете отправить Ваше посольство?
- В половине сентября. О, я выработал великолепный проект! - Но при этих словах король снова озабоченно взглянул в окно. - Ты скоро узнаешь, что и как предполагается: я назначу тебя гофмаршалом на время путешествия. Пусть это будет вознаграждением за упущенное место.
Лозен закусил губы.
- От всего сердца благодарю за эту милость, государь. Итак, едет весь двор… Также и все дамы штата ее величества королевы?
- Разумеется!
- Гм… надеюсь, что неудобства путешествия не повредят их нежному телу…
- Что ты разумеешь под этим?
- Некоторые из придворных дам еще и теперь пользуются уходом врачей… например, маркиза Монтеспан, - спокойно и дерзко докончил Лозен.
Король быстро обернулся и воскликнул:
- Граф Лозен! Ты опять испытываешь мою доброту к тебе! Твои слова доказывают, что ты опять осмелился вмешиваться в тайны твоего короля!
Но Лозен уже достаточно привык к таким вспышкам. Он поклонился и спокойно ответил:
- Государь, я желал бы, чтобы всякий, проникший в какую-либо Вашу тайну, был так же скромен, как я.
Король широко раскрыл глаза и отбросил стул, чтобы дать исход своему гневу.
- Что это значит, граф? Неужели все знают о событии, которое я желаю держать в тайне?
- Именно так, государь.
Король щелкнул пальцами и резко сказал:
- Ну, я расследую это!..
- Государь, - возразил де Лозен, - к чему это может послужить? Вы, Ваше величество, напрасно желали скрыть такое важное событие от Ваших верных слуг. Оно только в таком случае могло бы остаться тайной, если бы маркиза Монтеспан, порадовавшая теперь Вас рождением сына, уже давно удалилась от двора. Если же к знаменитым врачам приходят замаскированные дамы и ведут их с завязанными глазами к нуждающимся в их помощи больным; если Вы, Ваше величество, сами присутствуете при событии, после чего подвергаетесь на улице нападению мошенников, то каким же образом, осмелюсь спросить, может все это остаться в тайне? Я нисколько не сомневаюсь, что две дамы знают даже все подробности; это - ее величество королева и герцогиня де Лавальер.
Король в величайшем волнении прошелся по комнате; потом вдруг остановился и резко приказал:
- Завтра, в это время, Пикар должен сидеть в Бастилии, а доктора Клемана выслать из Парижа!
- Простите, Ваше величество, но это было бы не по-королевски и явилось бы опасной мерой. Нельзя думать, чтобы именно эти лица разболтали то, о чем должны были молчать; разве третье лицо не могло угадать эту тайну?
- Но откуда же узнал об этом граф де Лозен? - горячо воскликнул король.
- О, я?.. Я, государь, узнал магическим способом, посредством волшебного зеркала, в котором увидел все это.
- Что за глупости, Антуан! - несколько мягче возразил король.
- Нет, государь, я именно так узнал обо всем.
- И кто же чародей?
- Итальянец Экзили, государь.
Король вздрогнул.
- Опять этот ужасный человек! Куда ни обернусь, я везде наталкиваюсь на него! Он - глава шайки отравителей! Он отравил своими лекарствами мою мать! Это у него была та зловредная книга!
- Да, государь, это - правда, - ответил Лозен, слушавший с напряженным вниманием, - я слыхал об этой книге, источнике всех зол и бедствий. Этот человек по-видимому был увлечен на свой преступный путь именно этой книгой. Но откуда она попала к нему? Конечно он сначала употреблял яды, как лекарства, но потом, вероятно, соблазнился и стал преступником… Ах, государь! Надо иметь огромную веру и огромную власть над собой, чтобы, имея в руках такие средства, оставаться незапятнанным! Человек, обладающий такими всесильными средствами, должен считать себя полубогом и часто иметь случаи применять свою власть. Гораздо больше грех тех, кто допустил эту книгу появиться на свет Божий… Кому принадлежала она ранее? Неужели ее обладатель не подозревал ее страшного значения? А если он подозревал, то почему же не предал ее сожжению? Человек, из рук которого она вышла и пошла бродить по свету, попав затем в руки Экзили, - виновнее всех. Да постигнет его Ваш гнев, равно как и проклятия народа и всех образованных людей.
- Ты прав, - сказал король, - если бы книга была уничтожена, доктор-отравитель не мог бы совершить свои ужасные злодейства.
- И если откроется, кому принадлежала книга, - продолжал Лозен, - Бог знает, государь, кто еще окажется принадлежащим к ужасному союзу. Маркиза Бренвилье имела много знакомых в обществе…
- Ты знаешь больше, чем хочешь сказать мне! - воскликнул король, - ты все намекаешь на сношения между отравителями и нашим обществом! Я об этом ничего не хочу знать, я и так уже сделал ужасные открытия.