- Да, сейчас и сами увидите, - Сутормин взял со стола простую картонную папку, раскрыл ее. - Я продал свитки. На них всегда спрос: их модно вывешивать в кабинетах хозяев или, например, в гостиных, для форса, а остальные бумаги всей этой публике неинтересны. Вот, например, два листка. Тут часть отчета одного из участников этой экспедиции. Первой страницы нет, и имя того, кому отчет адресован, мне установить не удалось. Вот еще два листка с точно теми же характеристиками: масса интересных подробностей, но опять неизвестен адресат. Подпись в обоих случаях одна и та же, но кто этот человек - непонятно. В общем, тут много еще интересного.
Сутормин легко поднялся из кресла, взял со стола хьюмидор, предложил сигару Корсакову, потом, не спеша, выбрал и сам. После того как сигары были раскурены, продолжил:
- Так вот, о бумагах. Я их показал тем, кого сам считал экспертами: людям, никак друг с другом не связанным, и мне, конечно, стало приятно, когда их мнение во многом совпало с моим.
- И каково, так сказать, экспертное мнение?
- Не "так сказать", а в самом деле - экспертное заключение, если угодно, - поправил Сутормин, но поправил автоматически, без обид, и сразу же продолжил. - Скорее всего это - часть документов, которые были вывезены одной из экспедиций, организованных в двадцатые-тридцатые годы. Тогда ведь советская власть усиленно двигалась на Восток, в Азию. Туда отправлялись и по воле ЧК и ее наследниц, и по зову пламенного революционного сердца, так сказать.
- А смысл? - поинтересовался Корсаков.
- Смыслов много. Во-первых, в отличие от Востока, Запад, то есть Европа, свои двери держали крепко запертыми. Во-вторых, я думаю, что большевики, подобно Наполеону, намеревались подорвать мощь Британской империи, лишив ее азиатских владений. Индии, например. Вот и ехали на Восток коммунистические миссионеры.
- Неужели так серьезно? - усмехнулся Корсаков.
- А вы не смейтесь. Это сегодня все стало таким смешным. А каково было большевикам не видеть своих товарищей по борьбе с мировым империализмом?
Сутормин подошел к книжному шкафу, взял какую-то книжку, полистал и открыл на нужной странице:
- Вот, извольте, цитирую статью одного из лидеров бунтующей Индии, требующей свободы: "Советская революция продвинула вперед человеческое общество и зажгла яркое пламя, которое невозможно потушить. Она заложила фундамент новой цивилизации, к которой может двигаться мир". Обратите внимание, какие мысли, какие сравнения! Это писал, между прочим, Джавахарлал Неру.
- Ну, и что из этого следует?
- А то и следует, что в первые послереволюционные годы большевики были светочем для всех, кто стремился к свободе, к преобразованиям. И большевиков встречали как избавителей, как вождей и пророков. И старались им помогать, чем только можно.
- В том числе и рукописями?
- В том числе, я думаю. Хотя, возможно, для кого-то рукописи обладали невероятной ценностью. Вы что-нибудь слышали об организации под названием "Единое трудовое братство"?
Корсаков ответил уклончиво (не мог же он рассказывать о папках, виденных им совсем недавно, летом, когда так трудно пришлось распутывать дело о "заговоре Ягоды"):
- Приходилось.
- Вот как? - удивился Сутормин. - Между прочим, вы - первый, от кого я слышу такой ответ.
- Честно говоря, это следы некоторого интереса. Правда, я данной организации коснулся по другому поводу.
Сутормин реагировал хорошо, адекватно и уточнил:
- Видимо, речь шла о репрессиях в НКВД?
- Да. Но, повторяю, только слышал, ничего более, - решил не отвлекать собеседника своим знанием Корсаков.
- Так вот, - почти продолжил Сутормин. - Организацию создали в Питере в середине двадцатых годов. Поначалу она была просто сообществом ученых, верящих в некие неведомые силы, которые можно изучать и подчинять человеку. Одним из основных регионов, интересовавших этих людей, стала территория в районе горных массивов
Памира. Там будто бы хранится вся мудрость веков, которая теперь, после победы большевиков, воистину может служить благу человечества! Через некоторое время идеи эти заинтересовали и ЧК, которая старалась держать под контролем любые проблески интеллекта. Создателя "Братства", профессора Варченко, пригласили в Москву, на Лубянку, где он обо всем и рассказал. И сразу же его идеями увлекся, так сказать, в практической плоскости Глеб Бо-кий. Мало того, что он был одним из создателей ВЧК, так он еще умудрился получить задание лично от Ленина.
- И что же за задание? - поинтересовался Корсаков, которого уже не удивляло, когда каждый, кто пояснял о "тибетских рукописях", так или иначе касался Бокия и Блюмкина.
- Единого и точного ответа на этот вопрос все еще нет и вряд ли появится, - ответил Сутормин мимоходом и пояснил. - Не забывайте, что ВЧК, так или иначе - спецслужба, то есть структура закрытая! Официальная версия заключается в том, что Бокий был гениальным шифровальщиком, если можно так выразиться. И задача перед ним ставилась простая: знать все о замыслах врагов Советской власти и скрывать все тайны самой этой власти.
- И что же заинтересовало Бокия в этом "Братстве"?
- Как чекиста его могли заинтересовать новые пути борьбы за власть над людьми, а как человека…
Сутормин задумался.
- Понимаете, Бокий занимался исследованиями в разных сферах. Он, например, расшифровывал информацию, содержащуюся, как он утверждал, в картинах Малевича или Сомова, представляете?
- И расшифровал?
- Так ведь, что значит "расшифровать"? Это значит точно раскрыть то, что хотели засекретить. А что там хотел скрыть Малевич? Неизвестно, да и Малевич ничего подобного не говорил, - усмехнулся Сутормин. Он взял со стола документы, протянул их Корсакову. - Вот. Читайте, смотрите, готовьте, так сказать, решение.
Корсаков сначала просто просмотрел все бумаги. Посмотрел и замер на миг. Потом для вида еще полистал, задал несколько вопросов. Но голова его в это время уже была занята совсем другими мыслями. В одном из листов, лежавших перед ним, он увидел знакомую фамилию и фразу: "Теперь о том, что просил товарищ Зенин 3."…
Таких "совпадений" не бывает, и "Зенин 3>, конечно, - тот самый Зеленин, который помогал ему в деле о "внуке Николая Романова"! Зелениным тот стал уже в пятидесятые годы, после того как отсидел срок в лагерях. И даже инициалы подтверждали, что отчету этому много-много лет.
Зенин, помнится, еще в конце тридцать седьмого был арестован. Значит, никаких указаний уже давать не мог. А после освобождения он сменил и фамилию, и имя, и отчество и стал Александром Сергеевичем Зелениным. А до ареста был Зиновием Зениным.
Ну, что же, все сходится, подтверждая подлинность бумаг, но запутывается, вовлекая в круговерть событий все новых людей и новые пласты времени.
Корсаков размышлял над превратностями судьбы, когда Сутормин после недолгого раздумья произнес:
- Не хочу, чтобы картину, которая у вас складывается, дополнили другие люди, и не в мою пользу. Вы слышали о журнале "Штерн"?
- Да, - ответила Корсаков и спохватился. - Кстати, вспомнил я о нем сразу, а не слышал давно, лет пять, наверное.
- Больше, - успокоил Сутормин. - Много больше. А ведь журнал был авторитетнейший, его мнение во всем мире ценилось, и не только в Западной Германии. А репутацию потерял моментально, и знаете - как? Весной восемьдесят третьего года "Штерн" всех ошарашил сенсацией: начинаем публиковать дневники Гитлера. Представляете? Почти сорок лет, как Гитлера нет, а дневники его только сейчас найдены! Принес их некий Конрад Куяу, брат которого, мол, тайком переправил дневники аж из ГДР. И, дескать, виднейшими экспертами подтверждена подлинность авторства и материалов. (За дневники, между прочим, "Штерн" уплатил девять миллионов западногерманских марок - огромные деньги.) Однако Куяу вскоре добровольно явился в полицию и поведал, что все эти дневники - фикция, которую не распознали эксперты! Бумага, на которой "дневники Гитлера" написаны, состарена самым простым образом, а сведения, якобы, почти конфиденциальные, взяты из обычных книг и статей по истории нацизма, ну и так далее.
- И зачем вы это рассказываете? - спросил Корсаков.
- Затем, чтобы вы понимали, что подделка - дело выгодное, значит, распространенное. Ведь Куяу подделал материалы, очевидцев которых тогда, в начале восьмидесятых, было еще много миллионов в разных странах. А мы с вами вели речь о рукописях, которым сотни лет! Сотни лет! Кто будет устанавливать подлинность?!
Голос Сутормина выдавал озабоченность и взволнованность, и Корсаков невольно подсказал:
- Ну, как - кто? Есть же эксперты.
- Эксперты, эксперты, - повторил Сутормин. - Ну, естественно, эксперты.
Он помолчал, будто решая какую-то задачку, потом предложил:
- Вот, судите сами, мой дорогой Игорь: вы много слышали о скандалах в мире, например, легкой атлетики? Не о скандалах с допингом - это понятно. Можете себе представить, что атлет выиграл забег, а ему говорят: бег твой эксперты оценили как некрасивый, потому и победу мы отдаем не тебе, а тому, кто пришел третьим? Правильно, не можете! Ни один судья в здравом рассудке на такое не отважится: не из-за высоких нравственных принципов, а потому, что никакие нормы относительно красоты или правильности бега в определении победителя не учитываются. Их просто нет! А теперь вспомните, как много скандалов в соревнованиях, например по фигурному катанию. Помните, у наших на Олимпиаде хотели медали отнять?! А почему это возможно?
Сутормин выдержал паузу и дождался-таки своего: ответил Корсаков:
- Неопределенность критериев?