- Ждали достойную, - с приличествующей случаю скромностью заявил князь. - Ждали вместе со мной…
Влад Цепеш знал толк в драгоценностях, умел о них рассказывать. Он поднимал один за другим свои подарки и к каждому преподносил Роксане маленькую повесть о замысле мастера-художника, о том, кем был сам ювелир, чем отличались его произведения. Рассказывал об увиденных им в чужих краях шедеврах других искусств - живописи, зодчества, ваяния, - в которых тоже прекрасно разбирался.
Князь Влад хорошо помнил, в каком месте были созданы называемые им шедевры - дворцы и церкви, картины и фрески, статуи и алтари. Рассказывал о том, как выглядели те города, чем еще торговали и были известны, кто их населял. В конце пленница узнавала, при каких обстоятельствах, нередко - романтических, в том или ином городе побывал сам князь.
Цепеш говорил долго. Чем дальше, тем больше воодушевления звучало в голосе князя, тем увлекательнее были рассказы этого наблюдательного, много повидавшего путешественника. Немецкие княжества, Италия, Бургундия, Брабант, Венеция, Морея, острова Леванта - целый мир путевых приключений оживал в его словах. Цепеш говорил о старом Константинополе и новом Стамбуле, о турецких городах Анатолии, в которых высились еще колонны эллинских храмов. И ему стало казаться: взор пленницы становится мягче, внимания в нем - больше.
Последний луч солнца мелькнул из-за высокой башни замка и погас. Немая рабыня, предшествуемая Чьомортани, внесла большой канделябр с пятью толстыми свечами. Перед Роксаной на столе лежала книга, и служанка постаралась поставить свечи поближе к ней. Но оступилась, и горячий воск тонким ручейком пролился на руку пленницы. Роксана от неожиданности вскрикнула, но тут же улыбнулась, показывая, что ничего страшного не случилось.
Князь Влад знаком подозвал Чьомортани, шепнул что-то ей на ухо. Обе женщины вышли, и беседа продолжалась.
Князь Влад рассказывал о книгопечатне, которую он видел во Львове, когда снизу раздался приглушенный, но страшный женский крик. Бледнея, Роксана вскочила на ноги. Князь Влад успокаивающе улыбнулся.
- Не обращайте внимания, моя государыня; моя раба обожгла вас, и теперь ее наказывают. Десяток плетей ей совсем не повредит.
А в глазах пленницы снова стоял лес кольев, увиденный в пути. Цепеш оставался Цепешем, все человеческое в нем перечеркивалось этим словом, - единственным, способным выразить его сущность.
Князь заговорил о большой охоте, которую он хочет устроить в честь Роксаны, о том, что она давно не дышала воздухом полей и лесов. Пленница уже не слышала его - только крики невольницы, терзаемой палачом…
- Все шло отлично, - в отчаянии сказал он Лайошу, вернувшись в их общие покои, - и в единый миг все мои старания пошли прахом! Она снова смотрит сквозь меня, будто перед нею - пустое место! Кто устроил бичевание рабы?
- Чьомортани, кузен, - ответил барон. - Как приказал ей ты!
- Дать плетей старой жабе тоже! Двадцать, нет двадцать пять! Так не может более продолжаться, я сойду с ума! Дай этой женщине завтра в пищу твое снадобье, раз упрямство ее не сломить честью!
Цепеш бросился в свою горницу, заперся в ней, упал в кресло. И долго сидел, снедаемый болью, яростно кусая кулаки.
Роксана спала плохо. Снилось страшное; пленница проснулась в холодном поту, часы в соседнем зале пробили десять раз. И, словно по их сигналу, дверь открылась от резкого толчка. Князь Цепеш, вбежав в опочивальню, упал перед ее ложем на колени, вслепую стал искать ее руку.
Роксана в ужасе села на постели, забилась в угол, съежилась в комок. Нашарила под подушкой нож, который прятала на всякий случай. В слабом свете лампады князя трудно было узнать. С всклокоченной шевелюрой и блуждающими глазами, постаревший вдруг лет на двадцать, Цепеш был похож на безумца.
- Помоги, моя государыня, - бредово бормотал Влад Дракула, - меня преследует рок - злейший из моих врагов. Он терзает меня мертвыми, теми, кого сам же убивал моими руками. Вот они там, - князь, вращая бельмами, шарил взглядом по углам темной опочивальни, его пальцы судорожно мяли одеяло, в которое вцепились. - Не я убивал их, это все он, безжалостный рок! Спаси меня, только ты одна это можешь! Говорят, я пью человеческую кровь, неправда! Это они - мертвые - приходят ко мне в лунном свете, отворяют жилы, сосут из самого сердца. Ты одна мое прибежище, помоги же мне! У меня нет святыни - будь же моим алтарем!
Роксана окаменела. Ужас, жалость, отвращение, милосердие набожной христианки, сознание справедливости возмездия - все смешалось в ней в эти мгновения.
- Мы уедем, - слышала она, как в тумане, бессвязные речи князя. - Уедем к морю, в теплые края, - как птицы, бегущие от зимы. У меня хватит золота, я куплю там замки, создам новое герцогство. И ты станешь в нем царицей. Только не гони меня, только дай мне приют!
Холодные руки князя, скользнув под одеяло, коснулись колен Роксаны. Она замахнулась ножом.
И увидела, будто новый призрак, Войку Чербула, входившего в спальню.
68
В то утро, когда Войку проснулся, из углубления в стене, от которого, как объяснил магистр, шел тайный продух к его подземной лаборатории, до него донесся невнятный шум. Это был голос старца, однако Войку не мог разобрать ни слова, все сливалось в глухое бормотание, похожее на стон. Охваченный тревогой, Чербул нажал потайной рычаг, скользнул в открывшийся узкий проход. И торопливо двинулся в полной темноте на слышимый и здесь прерывистый зов.
Старец действительно звал узника к себе, и не напрасно.
Войдя в лабораторию Армориуса, Войку сразу понял, что случилось несчастье. Огромная плита в середине подвала была разворочена, словно от взрыва, на каменных плитах пола стояли лужи неведомых растворов, валялись черепки стеклянных и глиняных сосудов, разорванные и смятые реторты. Остро пахло разлитыми кислотами, жженными травами. Сам магистр лежал в своем углу, на постели из шкур, накрытый до подбородка овчиной.
- Не ступи в эти жидкости, - сказал он глухим от страдания голосом.
Войку опустился на колени возле убогого ложа. Бледность магистра стала мертвенной, глаза глубоко запали.
- Взорвался большой куб, - пояснил он. - Жить мне осталось недолго. Слушай и не перебивай, - добавил он, когда Войку пытался возразить.
- Я был уже совсем у цели, - вымолвил он с трудом, - еще полчаса - и философский камень оказался бы в моих руках. Проклятый куб помешал. Величайшее научное свершение во всей истории человеческого рода не состоялось из-за жалкой медной банки, - усмехнулся Армориус. - Возможно, это счастье, что так случилось, но этой ночи мне уже не пережить.
Старец умолк, собираясь с силами.
- Покаюсь, сын мой, в своей вине, - снова заговорил он, сжимая руку витязя холодеющими пальцами, - я мог бы и раньше выпустить тебя из этой западни, дать уйти на волю вместе с той, которую ты любишь. Ведь не было старческой похвальбой, что истинный хозяин тут Армориус, безвестный магистр. Из тайных ходов, ведущих сквозь стены и башни, под казематами, застенками и подвалами в ближайшие горы и к дороге, барону Лайошу навряд ли известна половина, из продухов в толще камня - потайных ушей Дракулова гнезда - он не знает ни одного.
Магистр перевел дух.
- Я единственный мог ходить здесь когда и куда хочу, слышать все, что творится, и могу отправить всех их прямо в ад, когда для того пробьет час, - сказал далее Армориус. - Я не выпускал до сих пор тебя с женой лишь потому, что хотел сделать своим помощником, хранителем моего искусства с того дня, когда возьму этот замок в свои руки и по праву стану в нем властителем. Этот день, думал я, уже близок, и потому задерживал тебя. Уж ты, сын мой, меня за то прости.
- Я не оставлю вас, - ответил Войку. - Вы научите меня, как вас вылечить. И мы покинем это чертово логово вместе.
Армориус покачал головой.
- Из этого ничего не получится, сынок, - молвил он, морщась от боли. - Я обожжен от шеи до пят, я сгорел в кислотах; никакой науке с этим уже не справиться. Скоро меня не станет, а что будет с тобой без меня? Уходите отсюда оба, немедля: воевода, потеряв надежду добиться своего уговорами и мольбами, задумал подлое дело; уходите оба, а возмездие - за мной.
Старец велел Чербулу вынуть из книги, лежавшей под изголовьем, пергаментный листок.
- Это - тайный рисунок замка, неведомых хозяевам переходов, - пояснил магистр. - По этому вы переберетесь из замка наружу, за ров. А здесь уже большая дорога. Вот тебе, сын мой, кошель, - продолжал Армориус. - Хотел завещать тебе весь мир, оставляю же только это, - слабо улыбнулся он. - В нем, правда, тоже немало - жемчуга и алмазы. Не отказывайся, сынок, зачем этому пропадать со мной!
Крупные капли пота покрыли бледный лоб умирающего. Ему все труднее становилось говорить. Войку, сглотнув в горле жесткий ком, припал к руке старца.
- Будь счастлив, - в последний раз напутствовал его Армориус. - Уходи, как только сможешь, из сей земли: молодому барсу не место среди хорьков и лисиц. Но не будь убегающей дичью перед ликом зла. Нападай на зло сам, выслеживай его и рази!