Алим махнул руками вправо – влево от себя, и его харабарчи бесшумно исчезли в кустах. Он поманил к себе сотника, и тот осторожно приблизился к разведчику. Чуть отодвинув рукой ветку боярышника, Алим кивнул острой бородой в сторону поляны, открывшейся взору Акаши. Сбочь поляны разлеглось небольшое озерцо, по берегу которого бродили, пощипывая траву коровы и козы. Среди низкорослого березняка и осинника паслись овцы. Наскоро поставленный шалаш, крытый камышом, гнездился посеред поляны. У костерка, разведенного около шалаша, сидели два мужика, один из которых что-то помешивал в казане, висящем на треноге. От озерца к костру шагнула девка с деревянной бадейкой в руке. Длинная коса, перекинутая на грудь, доставала ей до середины бедра…
Где-то поблизости взбрехнула собака… Мужики у костра подняли головы и прислушались. Но тут щелкнул кнут, раздались звонкие голоса двух-трех мальчишек иль отроков, и мужики успокоились…
Хищно оскалив зубы, Акаша вскочил в седло, нукеры последовали его примеру. Акаша камчой указал направления движения, и два десятка его нукеров разошлись в разные стороны, окружая поляну со всех сторон. Выждав время, чтобы каждый нукер занял место для атаки, Акаша приподнялся в стременах, сплетённых из конского волоса, и выкрикнул боевой клич.
Звериный вопль "хур – рагхх!" раскатился над лесом, и нукеры с диким воем ворвались на поляну. Из камышей на берегу озера выскочили две девки и отрок, кои сразу же попали в петли волосяных арканов. Ошарашенные мужики, едва вскочив на ноги, тут же свалились, туго перехваченные арканами. Из лесу выскочили с громким лаем собаки, но тут же упали, пронзенные стрелами…
Из лесной чащи долетел, затихая, женский крик…
Несколько мгновений... и всё было кончено...
Уперев руку с камчой в бедро, Акаша объехал поляну, зорко всматриваясь в окрестности...
Глава 27
В степи, у небольшой рощицы степных акаций разведчики встретили еще шестерых нукеров, сумевших оторваться от преследовавших их ордынцев. От них Хасан узнал, что остальные погибли в стычках.
Отряд на рысях двинулся к городцу.
Когда в наступающих сумерках вдали показался высокий частокол ограды, из лога, обрывом уходящего к реке, показался конный дозор. Головной всадник приветственно махнул рукой, Хасан ответил, узнав во всаднике десяцкого Ваську.
- Здорово бывал, мурза Хасан! – поклонился Василий.
- И тебе не хворать, Васил! – ответил Хасан. – Что в городце?
- Лихо великое в городце, - ответил десяцкий. – Орда погубила городец-то. Нукеры твои пали все до единого, людей защищая, да только пожгли татары городец. Кто не погиб под саблями да стрелами ордынскими, в огне сгорел. А людишек, кои в погребах схоронились, ордынцы в полон свели…
Хасан в бешенстве скрипнул зубами и огрел Улчака нагайкой. Конь сорвался на рысь, скоро неся своего седока к воротам городца.
Встреч Хасану вышел боярин Ондрей, пристально вглядываясь в степь, курившуюся пылью. Обнявшись с татарским мурзой, шагнули в ворота выбитые ордынцами и прошли на высокий берег, под дубом раскидистым присели.
Недолог был рассказ боярина о беде, постигшей городец, да долго молчал мурза, обдумывая услышанное. В сторонке стоял поп Герасим, не решаясь подойти…
- Что с моими – супругой Евхимией да сыном Николою? Ведомо ли тебе, боярин? – спросил Хасан после долгого, тяжкого раздумья.
- Нет, Хасан, не ведомо. Гонец был от Абдула – Ахмет. Он смотрел средь мертвых – не сыскал твоих. Знать, в полон свели ордынцы…
- Где Орда, знаешь?
- Знаю. Мои сакмагоны по следу нападавших сутки шли. Орда стоит в степи под Михайловским. Только много их, Хасан. По знаменам да по кибиткам сочли сакмагоны не мене двадцати тысяч войска. Чамбулами да тысячами рыщут по степу, деревни разоряя, скот да полон в стан свой сгоняя. Не осилить их нашими силами малыми. Послал я гонцов в Новгород, в Рязань в Муром. Хотел было, в Москву послать к князю Димитрию, да больно далече… Не поспеют полки московские, разорит все Орда…
Хасан вдруг охватил голову руками и завыл, раскачиваясь.
- В мире да достатке жили, мир хрупкий храня, - захрипел сквозь зубы. – Кто надоумил Тохтамыша Русь зорить? Кто посмел? Неужто не понимает Великий Хан, что погибель это для Орды? Ить побил уже Димитрий Мамая на Дону, побил! Силу соберет великую Московская Орда, побьет и Тохтамыша! Не по силам нынче Москва Орде, неужто неясно то Тохтамышу?
- Ты ж сам молвил как-то, что не один он решенья принимает, – тихо сказал боярин Ондрей. – А советчики его, видать, не знают Русь. Не ведают, что все людишки русские – от мала до велика, биться с Ордой будут за землицу свою.
- Не ведают, боярин! Ой, не ведают, что на погибель привели войско. На смерть лютую. Не бывать боле Орде опосля похода энтого! – Хасан вскочил на ноги.
- Взавтра же пойду к Тохтамышу! – сказал резко. – Спробую вразумить Великого Хана Орды!
- Услышит ли? – боярин с сомнением покачал головой. – Пущенную стрелу не остановишь…
- А коль не услышит, биться буду с ордынцами! Смертию за смерть ответят! К себе-то, кметом простым примешь ли, боярин, в дружину?
- А то?! – Боярин растянул губы в короткой усмешке. - Сам под твое начало пойду, ибо боле ты искусен в войне, нежели я и мои вои.
- Степан-то игде? Казак лихой? Вот его бы надо над дружиною поставить!
- Не ведаю, мурза. Сказывали сакмагоны, что ордынцы Михайловское пожгли. Даже не знаю, смогли ли людишки уйти оттедова, иль сгинули все. Там ить и Старец святой пребывал…
- Старец Мефодий не мог не почуять беду. Увел он сельчан, не сумлевайся, боярин. Тебе чего, отец Герасим? Чего выстаиваешь? – Хасан оборотился к попу.
- Мурза Хасан, - Герасим легким наклоном седой головы приветствовал мурзу. – Три семьи, кои ближе всех к лесу проживали, смогли убечь от татаров. Вчерась возвернулись оне из лесу-то. Да ишо десяток людишков беглых к городцу прибилось. Под защиту кметов боярских, значит. Велишь ли городец восстанавливать?
- Не знаю даже, что ответить тебе отец Герасим. – Хасан задумался. – Хотя ордынцы, коль разорили какое-нито поселение, по второму разу туды не ходють… Ты-то сам, как думаешь?
- Думаю, надо строить городец! – твердо ответил поп. – Негоже нам людишек в беде да в безделии держать. Пущай видят, что не ломаемся мы пред ворогом, что верою нашею да правдою сильнее мы, чем Орда!
- И то верно! – Хасан одобрительно кивнул. – Строй, Отче! Доколе мы воевать-то будем? Пора и строить!
- Ты-то, боярин, что думаешь делать? – Хасан внимательно смотрел в глаза Ондрея Васильевича.
- Я биться буду с ворогом! – вскинулся боярин. – Выслеживать чамбулы его и бить их, сколь смогу. Покудова голову не сложу в ратном поединке…
- Голову не надобно складывать, - Хасан положил руку на плечо боярина. – Голова твоя кметам твоим, людишкам дворовым надобна. Твоя забота – ворога с земли своей изгнать да мир на ней поселить…
Резко развернувшись на высоких каблуках сафьяновых сапог, Хасан пошел к своим нукерам, ожидавшим его в отдалении…
Боярин вышел за ворота городца и в удивлении раскрыл рот – скрипя оглоблями, вихляя колесами, к городцу тянулся обоз без возничих… Лошади, привыкшие к своим подворьям, возвращались домой…
"Ну, вот и ответ на вопрос, возводить городец, иль нет", - с какой-то теплой волной в сердце подумал боярин…
Глава 28
Степан крепко спал, обессиленный ранением и потерей крови.
Испуганная Настена вбежала стремглав в избу и затрясла Степана за плечо. Степан резко присел на полатях, от чего в глазах вспыхнули разноцветные круги, и воззрился на суженную.
- Степушко, идет ктой-то! Кусты трешшат, и птицы крик подняли…
Степан встал на ноги и, шатаясь от слабости, вышел на двор.
Настена не ошиблась: к скиту двигалась немалая толпа. Однако, это не были татары – явственно в прозрачном утреннем воздухе слышалось мычание коров, блеянье овец, тихий разговор.
- То наши, Настена, - тихо молвил Степан. – Татары, видать, согнали людей с мест насиженных.
Вскоре из лесу показались первые беженцы. Впереди всех шествовал, опираясь на посох Мефодий, с развевающейся на ветру бородой. Следом за ним шел Никита, ведя в поводу коня. А уж вослед за ними повалили бабы с ребятишками да с котомками за плечами.
Степан сразу все понял и шагнул к Старцу. Они обнялись и присели под навесом за стол, сбитый Степаном из сосновых тесин.
- Худо дело, Степушко! – Без предисловий сказал Старец, благословив лесовика крестным знамением. – Татарва скрозь. Заполонили весь степ под Михайловским, едва ушли от них. Никитке поклон – это он смог провести нас лесом. Только подводы пришлось бросить, в кущарях схоронив, ибо не смогли их протащить в зарослях. Да скотину оставили в лесу, под приглядом мужиков двоих с ребятишками. Притомилася скотина в пути, не схотела дале итить. Никитку надобно за ими взадки отправить. Не сыщут оне дорогу-то к скиту.
Ты-то как издеся? Гляжу, опять весь в повязках… Бился с кем-то?
- Бился, батюшка. Татары и здеся побывали. За срубом лежать тела их. Схоронить силов-то нет покаместь. Кровушки много потерял, сражаясь. Ишо один, привязанный к дереву, участи своей дожидается. Хасана бы сюды. Поговорить с татаром. Со мною он не хочет разговаривать, плюется только.