Беседа затянулась надолго. Хозяин уже несколько раз костяными щипчиками подправлял скрученные из моха фитили жирников, а гости все не расходились…
– Спать тут по пословице: в тесноте, да не в обиде, - сказал учитель. - В этой комнате я и ребят учу. Обещают в нынешнюю навигацию привезти сруб для школы.
– Не беспокойтесь, я лягу в холодной яранге, не замерзну, - отговаривался Глеб.
– Смотрите как удобнее. - Могу предложить меховой спальный мешок… Вы не очень устали, товарищ Травин?
Глеб устал. Глаза слипались, но в голосе чернявого сов сем юного педагога было что-то такое, что не позволило ответить утвердительно.
– Не очень…
– Правда? Видите ли, мне хочется у вас спросить.. Только не удивляйтесь… Как вы думаете, я привыкну к Северу?
– ?..
– Но поймите: я здесь почти год. Зимовал… и все время мне кажется, что это сон. Вот сейчас проснусь - и нет до воя ветра, ни льдов, ни этого запаха рыбьего жира…
– И снова вы в родном Ленинграде. И мама над вами склонилась…
– Смейтесь, я не обижусь. Только помогите понять, как же так получается? Я комсомолец. Мечтал забраться куда-нибудь в Арктику, приносить пользу. Добивался, чтобы послали. Вот чукотский язык выучил… А сейчас… не могу. Тоскливо как-то.
– Слушайте, друг мой, - сказал Травин, чувствуя жалость к этому растерявшемуся парню. - Вы же не один. Вокруг вас - люди. И какие люди! Честные, правдивые, благожелательные. Они же последним готовы делиться. И взамен ждут только ваших знаний.
– Все понимаю. Но тоска, одиночество….
– Да ты что, парень? - вдруг озлился Глеб. - Одиночество, говоришь? А как же сам я?.. - Он осекся, подумав: "Хвастаться начинаешь, товарищ Травин".
– Вот, вот, поэтому я и спросил, - подхватил юноша. - Вы в моих глазах герой. Научите…
И столько было искренности в этой просьбе, что Глебу стало совестно за свою вспышку. Вспомнилось, как бережно наставлял его самого на путь истинный Яков Никандрович. Вспомнилось, сколько мучительных раздумий, неуверенности в своих силах испытал за долгие месяцы похода. И ведь, действительно, он далеко не сразу привык к Северу. Что же помогло?
– Научить я вас не берусь, - сказал Глеб, словно продолжая свои мысли вслух. - Но главным мне кажется: ясное понимание цели и упорный труд. Остальное придет само собой…
В стойбище подтвердили сообщение встреченного Травиным охотника о фактории на Певеке. Назавтра Глеб двинулся туда по берегу Чаунской губы.
…Фактория - одинокий дом, построенный у подножья горы, оказалась заметенной до крыши. К дощатой двери проложена в сугробе траншея.
– Есть живые?
– Есть, есть!
Открывается дверь и появляется знакомая круглая фигура петропавловского культработника, скрипача Семенова. Воистину, гора с горой…
После приветствий, обеда, разговоров об общих знакомых заведующий факторией вспомнил, наконец, о служебных обязанностях.
– Послушай, сдай-ка мне медвежью шкуру, - говорил он, вороша чудесную белую шерсть с перламутровым блеском. - За нее экипируешься самому себе на зависть. А то одет ты, прямо скажу, неважно. - Заведующий критически посмотрел на травинские трусы из оленьей замши и выглядывавшее из-под них толстое шерстяное трико.
Велосипедист, нервы которого закалили не только ежедневные обтирания снегом, но и подобные скептические взгляды, отказался от костюма. Внимательно оглядев полки, где лежали "штуки" мануфактуры, сахар, чай, кули с мукой, табак, оружие, боеприпасы и многие другие товары, он попросил тысячу патронов к винчестеру и допотопную подзорную трубу - по всей видимости, копию той, которой владел известный Паганель. Колена ее выдвигались в общей сложности более чем на метр, диаметр объектива составлял три дюйма. Как она попала в факторию, заведующий не знал. Скорее всего принесли чукчи. По-видимому, это была находка, возможно, даже след какой-нибудь полярной трагедии.
Уже перед самым уходом Глеб задал Семенову вопрос:
– Как там Вера Шантина, не уехала?
– Нет, в Петропавловске. А сам Шантин Иван Иванович что придумал? Вышел на пенсию и вдруг предлагает: пошлите меня, говорит, фельдшером в колонию прокаженных. Знаешь, на той стороне бухты. И пошел работать. Отчаянный старик!.. Вера в нарсуде работает. - Все это Семенов выпалил одним духом, помогая Глебу укладывать нарту. - А что тебя так интересует Вера?.. - Но взглянув на Глеба внимательнее, счел не лишним добавить: - Замуж еще не выходила.
Из Певека Травин направился к мысу Биллингса. Он по-прежнему намеревался попасть на остров Врангеля: от Биллингса до острова через пролив Лонга самый короткий путь, всего лишь полтораста километров.
Недалеко от мыса спортсмен обнаружил под берегом нагромождение каких-то предметов и, спустившись, раскопал целый склад. Вперемежку с камнями, льдинами валялись обледенелые бочки с бензином, тюки сукна, вязаное белье, табак в свинцовой упаковке, сгущенное молоко в узких банках, масло… Позже Глеб узнал, что наткнулся на остатки раздавленной во льдах американской шхуны. Команда судна спаслась, а груз море время от времени выбрасывало на берег.
***
Что ж, пора направляться к острову. Но прежде необходимо найти проход среди многолетних прибрежных торосов. Уложив велосипед на нарту - ехать по крутым застругам тяжело - Глеб бежал рядом с упряжкой, останавливаясь лишь затем, чтобы глянуть в подзорную трубу. В одну из таких "оптических разведок" спортсмен обнаружил движущуюся по тундре упряжку. Вскоре можно было различить и пассажиров.
От Быкова до Камчатки…
– Каменев из Лаврентия, - представился высокий сухощавый мужчина. - Моя жена, - показал он на закутанную в меха женщину, - Евдокия Арефьевна.
Представился и Травин.
– Давайте чаевать, товарищи мужчины, - предложила Евдокия Арефьевна. Откинув капюшон, она спрыгнула с нарты и принялась развязывать баул. - Набери снега, - сунула мужу чайник. - Мы на Чукотке с прошлого года, в культбазе. Иван Семенович заведует факторией, а я в столовой, - продолжала она, разжигая примус. - А вы издалека?
– Судя по собакам, да, - ответил за велосипедиста Каменев. - Это ведь не чукотские, а индигирские псы? - спросил он довольно хмуро.
– Вы не верите, что я в самом деле спортсмен?' - в упор спросил Глеб и вынул из-за пазухи привязанный на кожаном ремешке паспорт-регистратор. - Смотрите.
– Другое дело, - потеплел Каменев. - Сами понимаете, граница.
– Да уж, шевелюра и сложение у вас, надо сказать, разбойничьи, - рассмеялась Каменева, глядя на почерневшее от загара, обветренное лицо Травина. - Пожалуйте к столу. - И она гостеприимным жестом указала на кружки с дымящимся чаем и хлеб с сахаром.
Глеб раскрыл банку со сгущенным молоком и вынул масло.
– Одеты вы слишком легко. Как можно без головного убора?
– А как ненцы да и чукчи без шапок зимой ездят?.. Вы куда сейчас направляетесь? - спросил Глеб у Каменева.
– В Певек. К Семенову. Фактория у нас сгорела. Едем взаймы просить. Нельзя оставлять людей на весну безо всего. Отчего загорелась фактория? Вот что непонятно. Неосторожность сторожа или хуже…
– Слушайте-ка. Зачем так далеко тащиться? Я укажу более близкий адрес, - спохватился Травин и рассказал о "кладе", обнаруженном им вблизи мыса Биллингса.
Попрощались и направились каждый в свою сторону.
Удобного прохода через стамухи Травин так и не нашел. Но решение идти на остров Врангеля - не изменилось.
Пролив Лонга, отделяющий остров Врангеля от материка, по многочисленным свидетельствам полярных мореплавателей, одно из самых трудных мест Ледовитого океана. Здесь капризнейший ледовый режим и чуть ли не самые высокие торосы. Но оставшиеся позади десятки тысяч километров, преодоленные препятствия давали основание для оптимизма. Наконец, попытка не пытка, хотя, по правде говоря, попытки у Глеба не раз походили именно на пытки…
Видимости никакой, туманы сменяются снегопадами, а хаос мелких торосов - ледяными хребтами. Обходить их не всегда удается, тогда приходится прибегать к альпинизму. Велосипед из средства передвижения снова превращается в тяжелый груз: пять пудов переправлять через остряки, в придачу еще груженую нарту…
Но где же Врангель? Прошла целая неделя, а острова не видать. Запасы тают. На десятый день показалась полоса воды. Травин направился вдоль ледяной кромки. Странное дело, он стремится на север, получается же, что с каждым километром спускается к югу. Загадка разрешилась через сутки, когда кромка повернулась еще и на запад: он попал на гигантскую льдину, даже на архипелаг смерзшихся льдин, - и кружит. Вскоре это подтвердили его же старые следы: кольцо сомкнулось. Оставалось ждать, куда ветер прибьет льдину.
Ждать, когда в лицо хлещет ледяная крупа с дождем, неумолчно звучит в ушах отдаленный гул торошения, когда над головой, что над головой, - над душой, вместо солнечного неба, нависла какая-то тяжелая сырая муть…
Ждать, когда может разразиться бешеный шторм, расколоться подтаявшая льдина, и унесет тебя черт знает куда, будешь болтаться поплавком посреди моря… - Сколько этих "против" при одном "за", да и то собственном.
К ночи Глеб снова вышел к южной кромке. Ветер усилился. На этот раз - норд-ост. Можно надеяться, что льдина переместится ближе к берегу. Кругом скрипело, трещало. Тяжелый лед гнулся, как стекло, лопаясь, становился дыбом, куски его вылетали вместе с фонтанами воды.