…Побитые шины старого ходка тарахтят по булыжной мостовой. Глебу шесть лет. Он первый раз в городе.
Красив Псков. Золотом горят маковки сорока его церквей. Весело и сытно смотрят большими окнами сложенные из красного кирпича дома, над белеными оградами - весенняя кипень садов.
– Это что, тятя? - показывает Глеб на длинные громоздкие здания.
– Солдатские казармы, сынок. Вот тут я и служил.
– Царю служил - костыль нажил, - хмуро замечает мать.
Домой, в деревню Косьево, затерявшуюся в псковских лесах, Леонтий Травин заявился неожиданно - демобилизовался "по-чистой".
На царском смотру ротному не понравилась выправка рядового Травина - носки, видите ли, не развернул. Офицер вырвал у солдата винтовку и ткнул прикладом по его затекшей от долгого стояния ступне.
С плаца Леонтия, с размозженной ногой, отнесли прямо в госпиталь.
"Калека - какой в крестьянстве работник, - решил отставной солдат. - Один выход - в город подаваться".
Так семья Травиных попала в Псков. Отец нанялся дворником и сторожем при квасном складе. В этом "высоком совместительстве" он пребывал и через два года, когда Глеб пошел в школу, а затем в реальное училище.
…В каникулы паренек с утра до ночи на реке, на Великой. Правда, она не столь уж велика, но несет баржи, пароходы-пузатые, голосистые с колесами до бортов. Из-за этих красных, с шумом шлепающих по воде мельниц пароходики кажутся очень сильными.
На реке Глеб открыл много любопытных мест. В дельте Великой, перед ее впадением в Псковское озеро, в тростниковых зарослях водится всякая живность: крякают утки, кричат выпи, порхают маленькие перевозчики, бьются по песчаным отмелям самцы-турухтаны, грозно распустив цветные воротники; прыгают длинноносые кроншнепы, носятся с криком чайки; по мелким илистым заводям важно разгуливают на ногах-ходулях цапли и журавли, высматривая зазевавшихся лягушек. В зарослях хорошо гнездиться: на мелких разливах - мириады жуков, головастиков, лягушек. Дельта - богатейшее место для жировки птицы.
А вверх по Великой, по левому берегу, в каменоломнях, - царство ужей. Можно наблюдать, как они спят, едят, охотятся за мухами и плавают вблизи берега, вытянув вверх голову с открытой пастью. Тут же рядом поселились ежи. Соседство, по правде говоря, для безобидных пресмыкающихся неприятное. Глеб однажды видел, как один еж ухитрился расправиться с целым семейством ужей. Зверек - колючий комочек - выбежал из-под куста. Поводив из стороны в сторону вытянутой мордочкой, он вдруг свернулся в серый шар и, фыркая, начал кататься по каким-то черным пятнам на песке. "Пятна" неожиданно зашевелились - это были спящие ужи. А ежик катался и катался, прокалывая своими твердыми колючками нежное тело без защитных пресмыкающихся. Израненные, обессиленные, они замирали, становясь добычей маленького хищника. Вот оно какое соседство… Хрустнул кустик - Глеб переступил затекшей ногой - ежик мгновенно сжался, снова превратившись в тугой колючий клубок…
– Что за бродяга растет! - сетовала мать, выкидывая из комнаты то птенцов, то щенят, то ужей, то тритонов в банке. Все, что хочешь, можно было найти в углу за печкой, облюбованном Глебом для своих важных дел. Сегодня вы кинет, а завтра там снова плавают в тазу щурята, лежит груда ракушек, бьется под склянкой необыкновенно большая стрекоза.
На реке Глеб часто встречал учителя географии Якова Никандровича то с удочкой, то с ружьем, а то с книгой. И хотя мальчик за время своих странствований изучил оба берега Великой так же хорошо, как двор квасного склада, где помогал отцу наводить чистоту, всякий поход с учителем открывал ему что-то новое, замечательное…
Однажды Яков Никандрович пригласил его к себе.
В комнате у учителя оказался настоящий музей. С огромного книжного шкафа смотрели, как живые, чучела птиц; в специальном застекленном стеллаже, на белой вате, уложены самых разнообразных цветов, форм и размеров птичьи яйца. В другом месте - коллекция насекомых. В аккуратно переплетенных альбомах - гербарий.
У Глеба глаза разбежались: как Яков Никандрович во всем этом разбирается?
– Мил человек, да ведь есть специальные определители. Вот, гляди, "Атлас птиц России". - Учитель раскрыл перед мальчуганом большую книгу. Глеб увидел искусно нарисованных, хорошо знакомых журавля и уток, ласточку и любителя холодов - красногрудого снегиря, желтобрюхую иволгу, прозванную за мяукающее пенье лесной кошкой… Такие же определители были и по растениям, и по насекомым.
Интересно, оказывается, у всей этой живой "мелочи" имеются точные названия.
Так началась дружба между учителем географии и сыном дворника, продолжавшаяся все годы учения Глеба.
Яков Никандрович научил его искусно фотографировать, метко стрелять, разбираться в повадках птиц и рыб, в породах деревьев, в травах - что на пользу, что во вред. Дал первые уроки терпеливой наблюдательности, выдержки. Плыли ли они на лодке, брели ли по лесу или сидели на берегу у костра учитель всегда находил повод рассказать юноше о чудесах природы. Беседы дополнились книгами, которые Глеб брал из библиотеки Якова Никандровича и глотал одну за другой.
– Яков Никандрович, а почему в книгах о путешествиях чаше пишут про заграницу? - спросил как-то Глеб, крутя роскошный том в золоченом кожаном переплете. - Вот тоже какой-то охотник Городецкий из Киева, "В джунглях Африки".
"В течение последних двадцати лет я совершил пять экскурсий в разные районы Сибири, Средней Азии, но ни одна не удовлетворила меня, - читал, пожимая плечами, Глеб. - Ни один из пяти материков земного шара не может дать уму натуралиста такой богатой пищи, как тропическая часть Африки…".
– В нашей стране неисследованных мест не меньше, чем в Африке, - возразил Яков Никандрович. - Ты только глянь, - подвел он юношу к карте России. - В одну Архангельскую губернию вся Западная Европа войдет. Но Архангельск - это, так сказать, парадные двери Арктики. А что там за дверьми - толком до сего дня не знаем.
В этот вечер Глеб взял у Якова Никандровича сочинение академика Степана Крашенинникова, современника великого Ломоносова. Книга называлась "Описание земли Камчатки". Это было первое знакомство псковского паренька с Камчаткой, с Севером. Назавтра он уже декламировал вычитанную там легенду об острове Алаиде.
…"Сей остров от матерой земли верст на пятьдесят расстоянием"
…- "Сей остров от матерой земли верст на пятьдесят расстоянием, фигуру имеет круглую и состоит из одной превысокой горы… На самого ее верху примечается в ясную погоду курение дыму… Рассказывают курильцы, живущие около великого Курильского озера, будто помянутая гора стояла прежде сего посреди объявленного озера; и понеже она вышиною своею у всех прочих гор свет отнимала, то оные непрестанно на Алаид негодовали и с ней ссорились, так что Алаид принуждена была от неспокойства удалиться и стать в уединение на море; однако в память своего на озере пребывания оставила она свое Сердце камень…, который стоит посреди Курильского озера, и имеет коническую фигуру".
* * *
…Кончалась последняя гряда Курильских островов, слева по борту остался легендарный пик - Алаид. Шли к Первому проливу - воротам восточной Камчатки. Охотское море дымилось холодом: врезавшись кривым клинком в океан, Курилы отсекли от него теплые струи Куросио.
На десятый день после выхода из Владивостока замаячили камчатские сопки. Их ледовые вершины багряно сияли в лучах раннего солнца, охраняя подступы к тишайшей Авачинской бухте, на берегах которой Петропавловск.
ГЛАВА 2. ГОРОД "ТРЕХ БРАТЬЕВ"
Когда-то здесь Беринг,
Походкой усталой
Вступая на берег,
Основывал город,
Тот самый, который
Зовем Петропавловск.
Тот город портовый,
Весь сопками сжатый,
От пыли багровый,
Снегами искристый,
В панелях дощатых,
В домах неказистых…
Таким вот когда-то
И знали наш город…
(Г. Корнилов "Наш город").
– ГЛЕБ, приготовиться к встрече с Тремя Братьями! - вечно улыбающийся Серафим Вахомский, приложив к глазам ладони трубочкой, искал с помощью этого своеобразного "бинокля" что-то у входа в бухту. - Вот они!
Глеб, разглядывавший возвышающуюся справа на обрыве белую башню маяка, оглянулся. Вблизи берега из воды выступали три высокие остроконечные скалы. Они разнились только размерами - настоящие каменные братья. Далеко в глубине бухты, на заснеженном, круто поднимающемся в сопки берегу чернели домики.
"Петропавловск-Камчатский, портовый город, является административным, культурно-хозяйственным центром округа, с единственным на Дальнем Востоке незамерзающим, защищенным от ветров портом", - процитировал Сима. Перед отъездом на Камчатку он в Ленинграде запасся справочником и сейчас сыпал по всякому поводу цитатами из него: - "Население города: мужчин 765, женщин 425, лиц обоего пола - 1.190". По-моему, тут больше, а Глеб?