В этих "райских" районах разгоралась в те времена с особой силой классовая борьба, подогреваемая близостью сбежавшей за границу контрреволюции. Здесь еще было много от старого забитого Востока. Глеб проезжал по узким улицам глинобитных кишлаков с крадущимися, как тени, закутанными с ног до головы фигурами женщин, ловил косые взгляды стариков. Но уже шла земельно-водная реформа, бедняки-дехкане двинулись в поход против баев и манапов, создавались первые колхозы. Новое побеждало - советская власть выводила Среднюю Азию из-за глухих дувалов на простор большой жизни, помогала ей сбросить чадру вековой темноты и забитости.
***
Короткая южная весна кончалась. Яркий и пышный ковер, покрывавший равнину, редел, блек. Погасла киноварь диких маков, увяли розовые букеты горошка, пестрые шапочки татарника. Изумрудная степь стала голубеть, а затем побурела. К ее свежему дыханию с каждым днем все резче примешивалась горечь полыни. Над головой проносились на север последние, запоздавшие косяки птиц. Знойные лучи солнца жадно собирали оставшуюся от таяния снегов влагу. На песчаных буграх отогревались заспавшиеся ящерицы.
…Вот уже скаты велосипеда утопают в желтой пыли разбитых верблюжьих трактов Узбекистана. Над головой опрокинута чаша знойного бирюзового неба. Северный край ее покоится на красных барханах Кызылкумов, на зазубренных белоснежных хребтах - другой. С юга приходит прохлада, с севера - жара. Все перемешалось…
Подробной карты этих мест у Травина не было, а мекомасштабная, усеянная россыпями точек, показывала край в ложном однообразии. В действительности же, путешественник, как и прежде, мало заботясь о дорогах, пересекал не только сыпучие гряды песков, но и "адыры" - изрезанные оврагами предгорья, белесые острова солончаков, объезжал болотистые топи, возникшие на месте высохших озер, искал тень в безлиственных зарослях саксаула, дивясь этому троюродному родичу среднерусской немудрящей лебеды, и был благодарен, когда его колючие ветви вспыхивали жарким огнем костра на случайном ночлеге. Переправлялся вброд и вплавь через быстрые реки. Весной и осенью - это теряющиеся в песках ручьи, а сейчас - половодье: начал таять снег в горах. Пробираясь напролом через камышевые урочища, спортсмен вспугивал стаи птиц, а то и кабана. Скорпионы, фаланги, змеи и прочая нечисть, которую поначалу он видел во всяком причудливо изогнутом кустике, высохшем клочке травы или просто в неизвестно откуда взявшейся палке, уже примелькались.
Новостью была встреча с вараном. О существовании гигантских ящериц в Средней Азии Глеб не знал. А тут, взобравшись на бархан, столкнулся нос к носу со страшилищем в два метра длиной. Крокодил в пустыне?!
Выставив перед собой велосипед, человек приготовился к защите, но ящер, словно в насмешку показав длинный раздвоенный язык, зашипел и, отпрыгнув, словно провалился сквозь землю. Намерения у "крокодила", надо полагать, были самые мирные.
В конце мая - Ташкент с первым в Средней Азии государственным университетом. Их нельзя было не заметить - глазастых комсомолок со смело открытыми лицами, с рассыпанными по плечам десятками черных косичек и парней в полосатых халатах, спешащих с книгами в руках в свой вуз, названный именем Ленина… Студенты!
Из Ташкента Глеб в тот же день выехал по древней караванной дороге - Большому Узбекскому тракту далее на юг. Его твердое правило: нигде не задерживаться, будь то большой город или крошечное селение. 22 мая он прибыл в Ташкент и в тот же день дважды отмечался в пунктах, расположенных почти в ста километрах от города.
Двадцать второе мая для Травина было знаменательно и тем, что в этот день он впервые познакомился с великой рекой Сыр-Дарьей, кормилицей Узбекистана. Ибо в том краю слово "вода" звучит не менее торжественно, чем в России - "земля". Можно было подумать, что вся зелень, уже покинувшая степи, сбежалась от жары вот сюда, на берега реки, чтобы поклониться ее бешеному мутному потоку, попросить влаги… А уйди на какой-то десяток километров южнее - и по обочинам разбитой, пыльной колеи тракта уже не зелень, а белые кости павших "кораблей пустыни" - верблюдов…
Визитная карточка Г. Л. Травина
Еще раз Глеб увидал Сыр-Дарью у Беговатских порогов, тех самых знаменитых камней, которые Алишер Навои мечтал свалить силой рук каменщика Фархада, вдохновленного на такой подвиг любовью прекрасной Ширин: камни не пускали реку к людям.
Народная мощь, воодушевленная Советами, превратила мечту в явь. Построена Фархадская плотина, направившая могучий поток в пустынную прежде степь, тосковавшую веками, а возможно, и тысячелетиями о влаге.
Глеб жмет на педали, оставляя за спиной один десяток километров за другим. Мелкая песчаная пыль впивается в поры обнаженного тела. Глаза жадно обшаривают горизонт.
Впереди, несколько в стороне, показался зеленый коврик, он резко выделяется среди желтизны равнины. Велосипедист сворачивает туда. Вот она, вода! Оставил велосипед - и бегом к озерцу. Прозрачная поверхность, как зеркало, отражает измученную фигуру путника с всклокоченными вьющимися волосами, со скуластым бронзовым лицом, по которому размазаны потеки пота.
Погрузив руки в озерце, Глеб невольно первым движением освежает лицо, а затем делает несколько жадных глотков и… ощущает жгучую горечь. В недоумении всматривается в источник - на дне среди песка белеют камешки. Соль!.. Ну что ж, не впервой. И он вновь садится в седло… Все-таки чертовски хочется пить. Почти понимаешь, путников, которые восклицали: полжизни за глоток воды…
А солнце печет…
К вечеру Травин добрался до увала, покрытого карликовым кустарником. Куртку под бок и с наслаждением вытянулся.
За кустами мелькнула какая-то тень. Очевидно, шакал. На всякий случай надо организовать оборону. Глеб встал и зажег велосипедный фонарь. Но только улегся - снова шорох. Теперь с разных сторон. Послышался ноющий вой.
"Зовут подкрепление", - догадывается Глеб. Всякий сон проходит, нужно принимать серьезные меры. Масла в фонаре мало, а без света придется туго.
Звери осмелели, видны их частые перебежки от куста к кусту. "Что ж, я вам придумаю угощение", - шепчет Глеб. Он вытаскивает рулон фотопленки и подносит спичку.
Хищники, ошеломленные ярким светом, с визгом шарахнулись в разные стороны. А Глеб, держа зажженную пленку как факел, мчится сквозь кусты вниз, на равнину.
Поспать так и не удалось. Загорелась заря. Брызнули первые лучи солнца. В бинокль Травин заметил силуэт одинокого дерева. Значит, там вода. Набирая скорость, он несется с увала на увал, стремясь к большей инерции. Быстрое движение создает встречное освежающее течение ветра. Расстояние между ним и деревом заметно сокращается. Но откуда там камни, целая россыпь! Да нет, это не камни, а бараны, очевидно, отдыхающие после длительного перехода. Их так много, что добраться до дерева напрямую невозможно. Обходя одних, перешагивая через других, Глеб пробивается к дереву, неподалеку от которого впадина с мутной водой. Расположившиеся вокруг нее овцы неохотно поднимаются, лениво потряхивая жирными и широкими, как лопаты, курдюками, другие вообще не встают, задирая только головы.
Когда Глеб оторвался от источника, то увидал за спиной невысокого смуглого узбека. Он был бос и одет в изодранную грязную рубашку, короткие потрепанные штаны, подпоясанные кушаком, на голове сдвинутая на самую макушку войлочная шляпа с широкими полями.
Глеб дружелюбно протянул руку.
– Салям алейкум!
– Алейкум салям! - услышал в ответ.
Запас знакомых слов исчерпан. Но пастуху и без того понятно, что человек очень голоден и хочет пить. Он сорвал с дерева и подал Глебу несколько продолговатых красных ягод. Это был тутовник. Спортсмен с жадностью накинулся на сочные медовые плоды. Пастух, порывшись в торбе, достал пару жестких лепешек и кусок овечьего сыра. Когда путник утолил голод, начался разговор. Объяснялись больше жестами, но это не мешало сердечности беседы. Глеб узнал, что овцы не принадлежат этому человеку, он только пастух, а бай - хозяин платит ему десять баранов в год, что живет он при стаде и сейчас перегоняет отару на горные пастбища. Из-за жары идут только по ночам.
Потом занялись географией.
– Джизак, джизак! - толковал Глеб, раскладывая карту.
– А-а-а, - понял пастух. - Джизак. Янги-Курган. Булунгур, - повторял он названия городов, лежавших но Узбекскому тракту.
– А где сейчас мы? - пытался спросить с помощью жестов и карты Глеб.
– Мальгузар, - ответил узбек, показав на синеющие впереди горы. - Мальгузар, - еще раз повторил он.
– А, горы Мальгузар, отроги Туркестанского хребта, - понял Глеб. - Спасибо, друг. Теперь займемся прокладкой.
Глеб остался ночевать под деревом. Распрощавшись с пастухом, он устроил себе постель и мгновенно уснул.
Назавтра велосипедист снова выбрался на тракт и пересек долину реки Зеравшан. 25 мая - Самарканд. Говорят, если хочешь узнать Самарканд - посмотри Регистан. Площадь Регистан, окруженная старинными зданиями с куполами и минаретами - немой, но красноречивый рассказ о таланте строителей древнего узбекского народа.