Глава 6
О, коварный враг, который, чтоб поймать святого,
Насаживает на крючок других святых!
Уильям Шекспир. "Мера за меру"
Конец мая 1612 года
Купеческий дом
Трампингтон, неподалеку от Кембриджа
- Дело темное! Что-то здесь явно не так! - воскликнул Манион. - Как всегда, он не сказал вам и половины, и эта самая половина как раз и есть то, что будет стоить вам жизни!
Они сидели в библиотеке. Грэшем выстроил ее вскоре после того, как приобрел Купеческий дом. Высокие окна тянулись от пола до потолка и галереи. Нет, конечно, этой библиотеке далеко до той, что находится в его лондонском доме, известном просто как Дом. Однако именно здесь сэр Генри чувствовал себя дома в буквальном смысле этого слова. Ему нравилось чистое небо Восточной Англии, совсем не такое, как подернутое вечной сизой дымкой небо Лондона. Насколько чудные здесь закаты и рассветы, какие яркие краски, порой слепящие глаза! А как нравился ему утренний туман над полями и остроконечные башни часовни Кингс-колледжа, которые высятся над равниной на всем пути от Трампингтона до Кембриджа. А еще он любил отношения, сложившиеся у него с Грэнвилл-колледжем местного университета. Его родным колледжем. Да, он внес свой вклад в историю - единственный вклад до тех пор, пока на свет не появились Уолтер и Анна, появились тогда, когда сэр Генри уже разуверился в том, что Господь осчастливит его потомством.
- Разумеется, это дело темное! Или ты считаешь, что я настолько глуп и готов поверить, будто крохи, которые Роберт Сесил счел возможным мне рассказать, хотя бы наполовину правда?
Эти слова Грэшем произнес, продолжая мерить шагами библиотеку. Перед ним сидели Манион и Джейн, его военный совет.
Грэшем появился на свет бастардом. Свою мать он никогда не знал. Хотя кое-кто шепотом продолжал поговаривать о его происхождении и до сих пор. Сказочно богатый, но уже далеко не молодой банкир овдовел, его ребенок от законного брака тоже был давно мертв. Принудительное опекунство леди Мери Кейз, сестры леди Джейн Грей и жертвы возмутительного брака. Никого не осталось в живых из тех, кто мог бы подтвердить или опровергнуть секрет сэра Томаса Грэшема - то есть имя матери сэра Генри. По крайней мере, равнодушный отец приютил мальчика, дал ему кров и пищу, позволил, словно щенку, бродить по просторному дому. Ребенку не оставалось ничего другого, как приноровиться к новой жизни. У него сложились странные отношения с Манионом, почти как у сына с отцом, причем в ту пору сам Манион едва переступил из детства в зрелость. Единственный из слуг, кому отец доверял в свои последние годы. Грэшем же был для него никем - мальчишка, не то сын, не то приемыш, слуга, и вместе с тем не слуга, а отпрыск благородных кровей, хотя и не вполне чистых. Бастард с примесью благородной крови. В возрасте девяти лет Генри унаследовал все богатство семейства Грэшемов. Слуги запомнили тощего мальчонку, спокойно выслушавшего прочитанное ему адвокатом завещание, из которого следовало, что теперь он самый богатый человек в королевстве. Генри Грэшем рано привык замыкаться в себе. Драться он научился позже, когда, проходя однажды по ночному Лондону, пал жертвой уличных мальчишек, которые наверняка учуяли запах денег и стаей набросились на него. Он научился в трудные минуты выбрасывать из головы все ненужные мысли, добиваясь той сосредоточенности, что порой пугала окружающих своей неестественной силой. И вот теперь сэр Генри вновь демонстрировал ее, расхаживая по комнате, словно пойманный в клетку зверь, как будто не замечая присутствия других людей.
- А что, собственно, нам известно? - спросил он, четко проговаривая каждое слово.
Первой ответила Джейн, которой не удалось скрыть ни напряжения в голосе, ни, к ее великому сожалению, страха. Она знала, что страх - признак слабости, и теперь молила Бога, чтобы он не сказался на уважительном отношении к ней мужа.
- Нам известно, что всякий раз, когда появлялся Сесил, ваша жизнь оказывалась под ударом. Этот человек сродни злобному демону. Лорд Солсбери - предвестник смерти, боли и страданий. Итак, он вынудил вас заняться поиском двух вещей - писем и рукописей.
Крошечная часть сознания Грэшема, которая всегда брала на себя роль стороннего наблюдателя, уловила напряжение в голосе Джейн, и его сердце пронзила острая боль. Глупец! С какой преступной легкостью он умеет превратить тревогу в действие! И как это ужасно для нее, обреченной обычаем и природой быть пассивным предметом его действий! Однако сэр Генри не стал колебаться. Шаг его остался тверд, взгляд сосредоточен. Этим страхом он еще займется. Правда, чуть позже, не сейчас.
- Давайте начнем с писем. Неужели король настолько глуп, чтобы прямо обращаться к своему любовнику? - задал вопрос Грэшем, что называется, в лоб.
- Именно, - ответила Джейн. - Придворные дамы рассказывают, что он у всех на виду открыто целует Роберта Карра в губы. А еще, по их словам, когда они гуляют вместе, пальцы короля без стыда ощупывают гульфик Роберта. И это не просто увлечение, а либо желание показать другим людям, что их мнение ничего не значит, либо Яков просто забыл, что такое стыд. Так или иначе, но писать письма - почти то же самое. Только вместо ощупывания гульфика он получает удовольствие от собственного пера.
- Вы сказали "пера"? - смущенно уточнил Манион.
- Да, - ответила Джейн, сопроводив свой ответ взглядом, от которого даже ад превратился бы в лед. - Пера.
- Вот оно как, - задумчиво протянул Грэшем. - Что ж, давайте согласимся, что король Яков настолько охвачен страстью, что готов излить свои чувства на бумаге.
Сэр Генри улыбнулся, глядя на Джейн, чем поставил ее в неловкое положение. А поскольку именно такова и была его цель, то он продолжил с удвоенным пафосом:
- И насколько же велик вред от этих писем?
- Очень велик! - воскликнула Джейн, которой наконец-то удалось обрести уверенность в себе и своих словах. Ей было отлично известно, что для Грэшема она - глаза и уши, что муж целиком и полностью полагается на ее мнение. - По мере того как королевский двор все глубже и глубже погружается в трясину греха, голоса пуритан становятся громче. Они уже набрали силу в парламенте, а ведь его величество нуждается в поддержке парламента. Король никогда на получит денег на свои авантюры без его согласия.
Джейн всегда прислушивалась к придворным сплетням и регулярно докладывала мужу. Не меньшую важность имело и то, что она любила поучаствовать в разговорах книготорговцев на площади у собора Святого Павла. Джейн давно уже стала завсегдатаем этого места, едва ли не его символом.
- Пуритане возлагают надежды на принца Генри. По их мнению, он должен вернуть королевскому двору былую добродетель. Не удивлюсь, если им захочется слегка ускорить события и принудить Якова к отречению.
- И как это отразится на нашем положении?
- Главное - рукописи, - продолжала рассуждать вслух Джейн. - Украденные тексты пьес. Они наверняка окажутся более ценными даже по сравнению со всеми письмами. Именно на это и надеялся Сесил. Брось собаке кость, и она быстро оставит в покое мясную лавку.
Грэшема не убедил ее довод.
- Ты сама знаешь, как важны эти рукописи для актеров. Не удивлюсь, если королевская труппа подаст жалобу королевскому же секретарю, стремясь их вернуть, особенно если это каким-то образом связано с письмами. И все же тексты пьес представляют ценность лишь для трупп-соперниц. Актерам ничего не стоит напиться и устроить в таверне потасовку, но они еще пи разу не убивали друг друга из-за украденной рукописи. Что ценного в этих пьесах? Или просто Сесил боится театра - чего-то такого, что находится вне его власти и каким-то образом может подорвать его влияние?
- Мы не знаем, - ответила Джейн. - Но лорд Солсбери так поступил, и это самое главное. Наверняка есть нечто, чего мы не знаем, но к чему Сесил имеет самое непосредственное отношение.
- Меня беспокоит еще одна вещь. Почему пропали только две рукописи? Уж если ради их кражи злоумышленники не остановились даже перед убийством старика сторожа, то отчего не похитили сразу все?
- Возможно, вора что-то спугнуло, - высказала предположение Джейн. - Вряд ли стоит делать далекоидущие выводы на основе количества украденных рукописей.
Грэшем прекратил ходить по комнате и сел. Окна библиотеки выходили на реку. Вид был мирный, настраивающий на летние грезы: голубая лента реки, петляющая среди зеленых, лугов и пастбищ.
- То есть Шекспир - предатель. Хотя и гений.
- Ты уверен в подобном предположении?
- Когда Шекспир впервые приехал в Лондон, это был такой же неотесанный мужлан, как и все остальные. Неудивительно, что Сесил выбрал именно его. Актеры вхожи в самые разные места - и в таверны, и в королевские дворцы. Они разъезжают по стране, бывают даже в Европе. А еще они пьют и волочатся за женщинами и ради денег готовы пойти на что угодно. Многие, когда к ним в карман потекли немалые деньги, взяли себе новое имя. Шекспира всегда звали Уильямом Холлом. По-моему, это как-то связано со Стратфордом. Рейли полагал, что именно Шекспир - в те дни, когда он был еще известен как Уильям Холл, - предал его, донеся на заговорщиков. Доказательств у меня нет, но вскоре после этого труппа Шекспира удостоилась звания королевской, а сам Шекспир вышел из игры. Рейли поклялся, что отправит Холла - или Шекспира - на тот свет, причем собственными руками. Он так и говорил: убью, дескать, собственными руками.
- Неужели?
Грэшем повернулся к жене и быстро провел рукой по ее волосам.