Мадлен не привыкла к пустой болтовне. Сразу же заявив Алану, что готова умереть вместе с ним, она думала, что он должен понять…
Но теперь…
- Значит, обвиняемую даже не хотят выслушать? - промолвила Мадлен, прижав руку к груди и с ужасом ощущая слезы в глазах. - Французы убеждены, что я британская шпионка. А ты все время думал, что я работаю на французов! Я! Это казалось бы смешным, если бы не было таким ужасным!
Алан не двинулся с места.
- Так как мы не можем ни о чем говорить, не будучи подслушанными, - сказал он, - давай, по крайней мере, поболтаем о прежних днях в Лондоне. Мадлен, как поживает твоя мать?
Алан подчеркнул последние слова, слегка возвысив голос. Но Мадлен, собиравшаяся ответить, внезапно сдержалась, поймав его взгляд.
Ее остановила даже не предупреждающая интонация, а подсознательная передача эмоций, знакомая только тем, кто горячо друг друга любят и кто, несмотря на моменты горького непонимания, взаимно ощущают малейшие оттенки настроения.
"Слушай не мои слова, а мои мысли! - уловила она немой призыв. - Слушай! Слушай! Слушай!"
- С мамой все в порядке, - ответила она, подхватывая предложенную нить. - Я… я не видела ее с тех пор, как уехала из Англии и скрылась в Париже, но, несмотря на войну, я получаю от нее вести.
- Она все еще занимается благотворительностью?
- Д-да.
- И требует, чтобы сумасшедшим в Бедламе давали успокоительные лекарства, а не морили голодом и не били?
- Да, более, чем когда-либо.
- И все еще инструктирует учеников, как раньше делала ты, в школе доктора Брейдвуда в Хэкии?
- Да, хотя это не продлится слишком долго. Доктор Брейдвуд очень постарел.
- Жаль, - промолвил Алан. - Очень жаль!
И затем, выражаясь фигурально, Мадлен ощутила, как волосы у нее на голове встают дыбом.
Сунув левую руку в карман жилета, Алан с беспечным видом поднял правую и начал как бы машинально складывать из пальцев причудливые фигуры. Под пристальным взглядом сержанта Бене и капрала Шавасса, чьи глаза Мадлен видела поблескивающими за двумя позолоченными лицами сатиров, Алан изобразил буквы "у", "м" и "о", пользуясь ручным алфавитом доктора Брейдвуда для глухонемых.
- Но мне слишком тяжело, - продолжал он чуть неестественно громким голосом, - говорить об этих счастливых временах. Поверь, Мадлен, я ценю твое великодушие, но в то же время, моя дорогая…
"У-М-О-Л-Я-Й-М-Е-Н-Я-Е-…"
"Что это означает? Осторожнее, Алан, ради бога, осторожнее!"
Хотя и используемая в медленном темпе, азбука глухонемых оставалась непонятной для подсматривающих снаружи, даже если они знали о ее существовании. В течение
многих веков глухонемых пытались научить объясняться, но только за последние сорок лет перед описываемыми событиями аббату де Л'Эпе и доктору Томасу Брейдвуду удалось создать язык знаков сначала для двух рук, а затем и для одной.
- Но в то же время, моя дорогая, - продолжал Алан, поглядев на часы и направившись в противоположный конец комнаты, - было бы нелепо и тщетно и далее отказывать министру полиции. Мне дали срок до завтрашнего утра, и я и так уже почти что опоздал с решением.
"У-М-О-Л-Я-Й-М-Е-Н-Я-Е-Х-А-Т-Ь-В-Б-У…" Сначала Мадлен казалось, что все это ей снится, что буквы складываются в бессмысленную тарабарщину. Но внезапно знаки азбуки сложились в английские слова: "УМОЛЯЙ МЕНЯ ЕХАТЬ В БУЛОНЬ".
- Нам приходится думать о себе, - настаивал Алан, положив часы в карман и продолжая шагать по комнате. - Мы должны придерживаться благоразумного и безопасного для нас обоих образа действий. Сейчас у меня нет выбора, и у тебя, поверь мне, тоже.
- Я всегда слушалась тебя, Алан, и так же буду поступать впредь. Возможно, мои намерения были глупыми и непрактичными - почерпнутыми из романа миссис Рэдклифф!Но ты знаешь, что мои слова… - Взглядом Мадлен спрашивала: "Почему?!"
- Да, - сказал Алан, взяв со стола том Шекспира, - я уже говорил, что ценю твои добрые намерения. Но я далеко не герой, моя милая, и считаю необходимым прежде всего быть осмотрительным!
Книга с шумом упала на стол. Алан, шагая, продолжал объясняться на языке глухонемых.
"УМОЛЯЙ МЕНЯ ЕХАТЬ В БУЛОНЬ. ЭТО ЧАСТЬ МОЕГО ПЛАНА".
Мадлен почти не слышала слова, которые он произносил вслух. Когда Алан сделал паузу, она со своей стороны посоветовала ему быть благоразумным и подчиниться требованиям Фуше. Все это время ее мысли бежали бешеным потоком.
Значит, Алан с самого начала намеревался повиноваться Фуше! Если он чего-то боялся, то только того, что его притворное упрямство длится слишком долго и может окончиться расстрелом. Но если Алан хотел ехать в Булонь, то, очевидно, с единственной целью использовать данное поручение как предлог для…
Алан как будто прочитал ее мысли - азбука глухонемых заработала вновь:
"ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ПРОНИКНУТЬ В ЛАГЕРЬ. Я ДОЛЖЕН УЗНАТЬ ПЛАНЫ БОНН".
Смысл этих слов, подразумевающих новые опасности, настолько взволновал Мадлен, что она едва смогла сдержать свои чувства.
Отвернувшись от Алана и сильнее, чем ранее, ощущая взгляд стоящих за стеной, Мадлен бросила шаль на стол, судорожно сцепив руки. Алан снова заговорил вслух, но она по-прежнему едва слушала его.
Можно ли быть уверенной, что Алан не сознательно позволил заподозрить и арестовать себя с целью получить поручение поймать капитана Перережь-Горло? Нет, это совершенно невероятно! Даже если Алан и был способен на такой безумный риск - однажды вечером в клубе Брукса он, играя в карты, поставил шестьдесят тысяч фунтов па один ход, - не мог же он заранее знать или догадываться о планах Жозефа Фуше.
Если Алан решил отдать себя под арест, подстрекаемый своей любовницей Идой де Септ-Эльм, то это походило на обыкновенное самоубийство. На рассвете он стоял бы у глухой стены перед расстрельной командой, а в лучшем случае расстался бы с жизнью, из милосердия получив пистолетную пулю в ухо.
Мадлен на момент пришла в голову дикая мысль, что Алан и Фуше по какой-то таинственной причине действовали сообща. Но против этого говорило множество доводов. Между Аланом и министром полиции происходило напряженное соревнование умов, конец которого еще не был виден.
Должна быть веская причина - она не осмеливалась спросить о ней, - по которой Алан знал или, по крайней мере, сильно подозревал о том, что ему поручат разыскать убийцу. Но что это за причина?
Голос Алана ворвался в ее мысли:
- Ты слышала, что я сказал, Мадлен?
Почувствовав изменение в его тоне, она быстро посмотрела на него. Алан рассматривал ее с прежним добродушием на лице и в глазах, быстро исчезнувшим при ее взгляде. Мадлен чувствовала, что он наиболее ловко ведет игру, именно будучи загнанным в угол. Но это вечное жонглирование опасностями наполнило ее новым страхом.
- Алан! - воскликнула она, не забывая об осторожности. - Как случилось, что тебя арестовали?
- Очевидно, дорогая, я легкомысленно оставил открытой сумку для бумаг однажды ночью, когда мне следовало быть настороже. Я не был уверен, рылись в ней или нет, поэтому уехал…
- Уехал?
Перед ответом Алан слегка помедлил. Почему?
- Да. Я оставил Париж и в одиночестве отправился в лес Марли - в охотничий домик. Когда я вернулся через десять дней, то сразу же был арестован и доставлен в кабинет Фуше. Но это не важно! Ты слышала, что я сказал?
Теперь Мадлен поняла, почему изменился его голос. Алан говорил не для подслушивающих полицейских. Его лицо помрачнело, в каждом слове звучала глубокая серьезность.
- Тебе нечего бояться! Ты оказалась замешанной в эту историю только по моей вине…
- Меня это не заботит, Алан…
- Зато меня заботит. Поэтому не беспокойся, я заключу сделку с праотцем лжи, сидящим наверху, чтобы он освободил тебя как можно скорее.
- Ты не можешь этого делать, Алан! И не должен!
- Почему?
- Во-первых, он никогда тебе не поверит! Во-вторых…
Мадлен хотела сказать, что хочет помогать ему. Но воспоминание о своем недавнем предложении умереть рядом с Аланом наполняло ее чувством унижения, которое она стремилась загладить.
- Во-вторых, - заявила Мадлен, - мы, по крайней мере, сможем быть вместе! Они посылают меня с тобой в Булонь. Тебе это известно?
По выражению лица Алана она сразу же поняла, что он этого не знал. Слегка отступив, Алан задумался; его взгляд рассеянно блуждал.
- Это многое объясняет, - пробормотал он. - Так вот почему Ида побывала здесь этим вечером.
- Ида? - переспросила Мадлен, невольно напрягшись.
- Ида де Сент-Эльм. Темноволосая женщина, которая была здесь вместе с Фуше и двумя офицерами. Если ты подсматривала снаружи, то, должно быть, видела ее.
- Да, я ее видела.
Алан устремил задумчивый взгляд на свечи на потолке, горячий воск с них капал на стол, застывая там.
- Огни семафора горят этой ночью, - заметил он.
- Что?
- Сообщение о моем приезде в Булонь уже послано с помощью семафора месье Бурьену, секретарю императора. Хотя нет. - Алан иронически усмехнулся. - Я забыл, что Бурьен ненадолго оставил свой пост, дабы получить взятку с Фуше за то, что будет шпионить за императором. Ну что ж, это достаточно справедливо, потому что месье Де-маре, префект полиции, подкуплен императором и шпионит за Фуше.