Вечерами обычно все общество собиралось у Траяна, обедали в семейном кругу. Траян много пил, Адриан старался не отставать. Изгнанные Домицианом философы, осевшие в этих местах, полугреческих, полуварварских, полуримских, к которым Траян был равнодушен, но которых так обожал слушать Адриан, развлекали гостей императора за столом.
Днем молодой честолюбец хотя бы на час заглядывал к Плотине.
Адриан всегда любил и уважал жену императора, именно уважал – как мать. Она была добропорядочна и скучна. С ней можно было рассуждать о литературе и даже – о философии. Плотина с удовольствием пускалась в путаные и невнятные рассуждения на всевозможные темы. Траян не тот человек, с которым можно устраивать философские диспуты, так что в собеседники она выбрала себе Адриана и всячески покровительствовала двоюродному племяннику мужа, как будто он был ее родным сыном. С каждым годом эта привязанность лишь усиливалась, и Адриан замечал, как порой туманится взгляд немолодой женщины – ничего от вожделения – лишь тихая печаль и мечта о невозможном – об обретении ребенка вот так через родство душ, а не родство крови. Даже прикосновение племянника к тетке могло быть лишь дружеским и сыновним. Любой намек на большее если не оскорблял ее, то смущал.
Однако эти встречи не оставались незамеченными недоброжелателями Адриана. И в Сирмии пополз мерзкий слушок, что Адриан посещает не только комнаты матроны, но и ее ложе. Плотине, разумеется, все эти слухи передавали, она выслушивала их, не опровергая, но на лице ее появлялось выражение мучительного недоумения. Траяна она не просто любила – боготворила. Она прощала императору его слабости, а он взамен позволял ей многое – не только покровительствовать писателям и философам – чем он и сам порой баловался, – но и вмешиваться в государственные дела, если, конечно, это не касалось вопросов военных.
Здесь, в Сирмии, Плотина создала небольшой кружок из местных любителей что-то сочинять и находила их общество приятным, тогда как несчастный Адриан зевал, рискуя вывихнуть челюсть.
В общем, Паннония была типичной провинцией, а Сирмий – ее типичной столицей, не хуже и не лучше прочих.
* * *
Полный круглолицый человек, закутанный в шерстяной плащ, кряхтя, вылез из спальной повозки и огляделся. Увиденное его явно не вдохновило. Перед ним был город, но город не греческий, а скорее варварский, чуть-чуть краше, нежели канаба при лагере. Во всяком случае, так показалось человеку, который месяц назад отплыл из Александрии Египетской. А была ли вообще Александрия, не пригрезилась ли она в часы тягостной путевой дремы – город над бухтой с зеленой водой, Маяк, это одно из семи чудес света, библиотека, Музей, дворцы, сады…
Круглолицый вздохнул и по привычке ущипнул себя за завиток короткой черной бороденки.
Выглядел он не слишком воинственно, хотя по его виду можно было предположить, что, возможно, в юности ему довелось повоевать. Но немало лет миновало с тех пор, как он сменил военный плащ на теплый хитон из дорогой шерсти. Впрочем, в этих местах зимой в хитоне не особенно пощеголяешь, требовалось либо надевать меховую куртку, либо накидывать меховой плащ. Вновь прибывший закутан был в длинный плащ, подбитый мехом.
Кто бы ни был приезжий, но римляне считали его важной птицей – путешествовал он в дорогой спальной повозке с откидным верхом. В это время года верх никто, разумеется, не откидывал, и почти всю дорогу грек провел в постели среди мягких подушек. Кроме спальной повозки были еще две повозки грузовые, а от самого Диррахия до Сирмия грека сопровождала целая турма верховых. Места здесь были неспокойные, особенно зимой, но на путников с таким эскортом разбойники не осмелились напасть.
"В Александрии сейчас просто-таки жара…" – с тоской подумал грек.
– Филон! – окликнул его высокий широкоплечий римлянин, одетый в шерстяную тунику и поверх нее – в анатомический панцирь, начищенный до блеска, с накладками из позолоченной бронзы.
– Адриан! Ох, что это такое? – Филон махнул в воздухе полной рукой, обводя почти с ужасом постройки из дерева и светлого туфа. – Что это?
– Сирмий… город, столица Паннонии, если тебе известно.
– Город… о, беда!.. И это город?! А баня-то есть!
– Баня, конечно, имеется.
– Немедленно в баню… немедленно… – пробормотал Филон. – Где она?
– Может, сначала пойдем все-таки ко мне? Уже приготовлены для тебя и твоих людей комнаты. Разгрузим повозки, а уж потом в бани. Надеюсь, груз не пострадал?
Филон посмотрел на Адриана с тоской.
– Это долго?
– За час управимся.
– Час… – пробормотал Филон, как будто речь шла о годах или даже десятилетиях. – Верно, рабы у тебя, Адриан, совсем разленились. Ты их хоть сечешь для острастки?
– Я их заставляю учить панегирик императору Траяну, произнесенный Плинием в Сенате. А потом вечерами за обедом они читают куски. Это действует эффективнее розог.
Филон хмыкнул, что должно было означать смех, и покорно вздохнул. Ясно было, что Адриан пустит его в баню не раньше, чем удостоверится, что груз доставлен.
* * *
Улочки Сирмия были узки, кривы и грязны, и только несколько домов, построенных более или менее в римском стиле, могли считаться богатыми. Зато кто-то из шустрых строителей, наверняка все из тех же вездесущих Барбиев, уже умудрился втиснуть на улицы Сирмия несколько инсул, на нижних этажах которых открылись лавки, а на верхних поселились писцы, вольноотпущенники, торговцы и шлюхи.
Дом, где остановился Адриан, в прошлом принадлежал торговцу вином, утонувшему вместе с грузом амфор у берегов Эгейского моря. Теперь сыновья были рады немного поправить дела, сдавая практически все покои внаем Адриану и его свите, а сами ютились в пристройке вместе со слугами. Ворота с улицы открывались в просторный, окруженный портиками двор, именно сюда Адриан приказал закатить повозки Филона. Сундуки из повозок внесли в бывшее помещение лавки. Как только посреди лавки поставили первый ларь, Адриан, сгорая от нетерпения, руками сорвал медную накладку и открыл крышку. Внутри лежали медные и железные детали, завернутые в холстину.
Адриан взял одну из медяшек, повертел в руках и осторожно положил на место. Радостно хлопнул в ладоши и повернулся ко второму сундуку. Там оказались кожаные футляры со свитками.
– Ты наверняка знаешь, как александрийцы следят, чтобы никто не украл какой-нибудь свиток из их обожаемой библиотеки! – воскликнул Филон.
– Разве Юлий Цезарь не сжег библиотеку дотла?
– Адриан, ты меня удивляешь! Они все восстановили, все-все. Ради Александрии Марк Антоний ограбил все библиотеки, до которых мог дотянуть… Да ты… Адриан, клянусь Зевсом, ты меня разыгрываешь! Ну конечно, разыгрываешь. А я, как последний осел, попался на твою шутку! – Филон горячился, лез из кожи, чтобы Адриан в самом деле поверил, что разыграл грека таким немудреным образом. – Ах да… о чем мы говорили?
– О свитках и как их трудно вывезти из Александрии, – подсказал Адриан.
– Ну да, ну да… Мне пришлось запрятать свитки в амфоры с зерном. И то я трясся как овечий хвост, пока чиновник из библиотеки осматривал корабль. А наш древоконь был огромен – пассажиров не меньше тысячи, да еще груз льняных тканей и папируса.
– Железные детали их заинтересовали? – спросил Адриан, пропустив мимо ушей описания корабля, – для него, императорского племянника, не было секретом, как велики корабли, везущие зерно и другие товары из Египта в Италию.
– Нет, на это они не обратили внимания. Железо или медь… Им плевать на железо.
– Но это же свитки не самого Герона? – Конечно. Это просто либо копии, либо мои чертежи и расчеты. Я кое-что взял у Герона, кое-что у других. Кстати, я могу построить механический театр с акробатами. Женщинам это безумно нравится. Ты ведь женат, Адриан.
Племянник императора оставил более чем прозрачный намек без внимания.
– Эта штука будет работать?
– Наверняка.
– Мы можем ее испытать? Когда? – У Адриана загорелись глаза.
– Э, нет, не сегодня и не завтра! – В голосе грека послышалось торжество. – Я привез лишь железные и медные детали да жилы для механизма натяжения. А все остальное – деревянную раму, ворот, воронку и уж, конечно, дротики надо делать на месте. И ни за час, ни за два это никто не изготовит. Так что сейчас в баню… непременно в баню, или я умру. А потом обед – самый лучший обед с хиосским вином.
– Твоя взяла, идем в баню, – неохотно уступил Адриан. – Сколько машин ты можешь сделать?
– Что? Ну, три штуки могу. Металла у меня на три штуки. Этого хватит?
– Не знаю… Думаю, в горах твои машины будут бесполезны. Но они сгодятся на открытой местности. Вот тогда и посмотрим, можешь ты сделать что-то серьезное, а не только театр с акробатами.