– Тебя, дорогой, будто Бог послал мне с доброй вестью. Я вот частное пароходство открыл, а не все докумекал. Уголь хакасский после двух перевалок мельчится, а потом тепло плохо держит. Расходы угля увеличиваются, дров тоже не напасешься, хоть и тайга кругом. Нанимало казенное пароходство изыскателей. Прошли берегом Енисея до самого Туруханска. Ни углинки нигде нет.
Киприян Михайлович смотрел на Кытманова с укоризной.
– Рано радуешься, Александр Петрович! Туда знаешь сколько золотых рубликов надо вложить. У… Уйма! Дешевле три парохода построить. Летом приходи сам. Сгоняем на залежи. На месте все обмозгуем. Я лет десять вожусь с этими залежами. Петр возил камни на Алтай. Там рудознатцы подтвердили: это медная руда. Я с инородцами вскрыл пласт медистого сланца саженей пятьдесят в длину и две сажени в глубину. Пробы возьмем. Пусть еще раз знатоки посмотрят. Надо будет по секрету застолбить эти места да к губернатору прошение подготовить.
– За губернатора не переживай! Я с ним на короткой ноге. Бумаги сделаем без промедления, летом приду сам на "Енисее". Гидрографов по участкам раскину. Пусть фарватер изучат вплоть до Дудинского. Створы поставят, бакены на отмелях. Сейчас уже бакенщиков набираю на службу. Избы им надо будет строить. Казенное пароходство что-то медлит с этим. А мне не хочется суда гробить.
– Приезжай, дорогой Александр Петрович! За честь буду считать. Встретим не хуже, чем губернатора. Ты и Михаила Фомича Кривошапкина возьми с собой. Четыре года как стал начальником Туруханского края, а в наших местах еще не бывал.
– Знаю его. Толковый мужик. Книгу пишет о нашей губернии. Нам бы втроем и посмотреть твой уголек.
Пообедали они тогда у Кытманова славно и расстались до лета.
Потому и ждал Киприян Михайлович пароход с особой надеждой. Кытманов богаче его. Ежегодно на его приисках по правобережью Енисея, от Ангары до устья Подкаменной, старатели добывают до ста пудов золота. Это по шнуровой книге проходит, а сколько оседает в карман самого Кытманова – никто не ведает.
Сотников относился к нему с почтением, но не завидовал. У Александра Петровича золотые прииски да пароходы, а у него рыба да пушнина, да тысячи полуголодных тунгусов, которых он кормит. И он, и Кытманов занимаются каждый своим делом в согласии с умом и способностями. Но и тот и другой все делают во благо людям. По крайней мере, конкурентами они никогда не будут, а вот компаньонами – дело наживное. Ежели с углем не получится, то пароходы фрахтовать Киприян Михайлович будет только у Кытманова, а не у казенного пароходства. Выгода есть выгода. У Александра Петровича дешевле и надежнее, да и расчеты можно вести и рыбой, и пушниной.
Купец, по случаю встречи жданных гостей, надел белую рубаху со стоячим воротником, черный короткий галстук. Примерил фрак, залежавшийся с тех пор, как несколько лет назад был он на балу купеческой гильдии в Енисейске. Фрак стал маловат, и Сотникову казалось возможным встретить Кытманова и Кривошапкина в кафтане. Но заботливая Екатерина быстро вывела из сомнения:
– Киприян Михайлович! Да ты на графа во фраке смахиваешь! Твоя стать и красота не купцу предназначались – графу, – подхваливала она, восхищенно оглядывая с разных сторон. – Появишься на берегу, люди кланяться станут. Фрак тебя красит.
– Мне он кажется кургузым. Ну ладно. Фрак дак фрак! А что стати графской касаемо, то, Катенька, запомни: все мы под Богом ходим. Сегодня – дворянин, завтра – дворник. Разор нагрянет – никакая осанка, никакая красота не спасет! Нищим – гордость не по карману.
– Ну об этом, батюшка, не ко времени. Сегодня праздник, а ты о разоре. Гости поймут, что ты от казаков ушел удачно, к купцам пришел надолго. И шапку ломать перед губернскими людьми не станешь. Сам себе хозяин и голова!
– Ты, Катюша, говоришь, как статский советник. Я думал, ты только кухню знаешь.
– Я конечно, не статский советник, но, по-бабьи, могу кое-чему и надоумить.
– Ладно. Пойду-ка я на крыльцо. Посмотрю на Грибанов мыс. Может, дымок увижу. Где бинокль?
Он вышел на крыльцо и сразу ткнулся головой в висячую тучу зудящих комаров.
– Гнусы уж ждут. Катя, приготовь четыре накомарника. Мне, себе, Кытманову и Кривошапкину. Возьми, которые со шляпами. Справные бери, чтобы комар носу не подточил, – крикнул он, улыбаясь. – А ну-ка, поищи деготь.
Катерина успела обрядиться в цветастую кофту да длинную ситцевую юбку. На зов Киприяна Михайловича шла мягкой торопливой походкой, встряхивая слежавшиеся шляпы.
– Ладно, не тряси. На головах распрямятся, если комары не сомнут.
Киприян Михайлович надел шляпу, откинул сетку с лица и приник к биноклю. Перед глазами проплыл Кабацкий, потом Малый Енисей, потом песчаная коса, и наконец вдали закачался Грибанов мыс. А за мысом, в стеклышках, черный дымок. Купец оторвался от окуляров и смотрел туда же просто так. Под дымком виднелось движущееся светлое пятно палубы парохода. Оно почти сливалось с водой, иногда блистало медью в солнечных лучах.
– Ура! – радостно закричал купец. – Катюша, взгляни! Вон он, мыс обходит.
Он протянул ей бинокль.
– Смотри, вон туда, далеко. Это верст двадцать.
Екатерина неловко припала к окулярам, крутила головой, пытаясь найти в двадцативерстной дали долгожданный пароход.
– Не могу я попасть на этот мыс, – горестно сказала мужу. – Мельтешит вода, а парохода не вижу.
– Да ты сначала так посмотри. Видишь, чуть подается вправо?
– Вижу.
– Это и есть мыс. А правее – черное пятно дыма. Это – пароход. Теперь – в бинокль.
– Вижу, вижу! – обрадовалась Екатерина. – Да, это он. Я такой в Енисейске видела, когда на воду спускали – народу было страсть. Еще Кытманов шампанское разбил. Как ты думаешь, – она опустила бинокль, – сколько тут ходу?
– Пожалуй, по течению часа четыре будет.
– Народ уже замаялся ожидаючи. Комары будто со всей тундры сюда слетелись.
– Иди, Катя, распорядись, пусть приказчики на чай да на баранки не жадничают. Проверь, все ли на столы готово. Надо гостей кормить нашими таймырскими закусками.
И она, по-хозяйски осматривая столы, направилась к приказчикам. Купчиха шла среди гуляющих, то и дело показывая рукой в сторону Грибанова мыса и приговаривая:
– Смотрите-ка, дымок!
Вверх полетели накомарники, послышались крики: "Идет!"
Киприян Михайлович из дому направился к крутой деревянной лестнице, ведущей с высокого угора прямо на песчаную косу, где сидели на пустых бочках около десятка бородатых сезонников, еще не успевших загореть под редким северным солнцем.
– Здорово, мужички! Засиделись без дела да без винца?
– Здорово, хозяин! – дружно ответили лодочники. – Долго ждем. Запал проходит, – как всегда заперечил краснобай Стенька Буторин. – Дрожим, как лошади перед скачками. Хотя бы медовухи дали для успокоения.
– Ты, Степан, не баламуть. Праздник начнем, тогда и гульню разрешу. А сейчас дело надо вершить.
Он окинул стоящие на сухом берегу две четырехвесельные и одну двухвесельную лодки:
– На этих пойдете. Сразу в Малый Енисей, и там ждите пароход. Как приблизится к вам за версту, сразу на весла – и на фарватер. Четырехвесельники по бокам, а двухвесельная – сзади, за кормой. И гребите что есть мочи. Поняли?
Мужики молча кивнули. Лишь неугомонный Стенька Буторин снова спросил:
– Киприян Михайлович! А мы за ним поспеем? Колесо – не чета веслам.
– Успеете. По двести пудов рыбы на веслах выгребаете, а порожняком – и пароход обгоните. Смотри, мужики все крепкие, как дровосеки. Покажите силушку свою нашим гостям, я в накладе не останусь.
Они, зная твердое слово купца, поняли: на празднике их не обойдут, дадут погулеванить от души.
Пароход, приближаясь, увеличивался на глазах. Теперь и стар и млад застыли на высоком берегу, пытаясь разглядеть пыхтящую дымом невидаль. Поравнявшись с Кабацким, он протяжно хрипло загудел. Вспугнутые стаи птиц взлетели над островом и потянулись за протоку в тундру Три лодки устремились наперерез пароходу В накомарниках, обливаясь потом, гребцы, как по команде, дружно опускали и поднимали весла. Их крепкие тела будто слились с лодками. С судна, завидев гребцов, сбавили ход, приветствуя лодочников хриплым гудком. А те, войдя в азарт, быстро достигли стрежня и теперь шли рядом с пароходом, медленно перебирая веслами. На палубе стояли немногочисленные пассажиры. Почти на самом носу, как впередсмотрящий, выделялся мощной фигурой хозяин Александр Петрович Кытманов, рядом – туруханский начальник, щуплый Михаил Фомич Кривошапкин, а позади – осанистый пристав Иван Никитич Зверев да тщедушный уездный благочинный Прокопий Егорович Власьев. Зато на двух идущих на буксире баржах многолюднее.
Ударили колокола Введенской церкви. Над Енисеем поплыл малиновый звон. Звонарь Иван Горкин изредка посматривал на приближающийся пароход и с упоением выдавал такое, будто звенели не семь, а семьдесят колоколов… Важные пассажиры прекратили отмахиваться от надоедливой мошкары, перекрестились, очарованные этой небесной музыкой. Прокопий Егорович подошел к Кривошапкину и зашептал на ухо:
– Звонарь – от Бога! Такого и в Енисейске ой-нет! Эдакущей симфонией даже неверующего зазовет. Божественные звуки! Кажется, само небо посылает их.
Он перекрестился.