* * *
Над замком Кронборг собрались тучи. Ветер с моря приносил влагу, и снаружи всё время моросило. Великий магистр стоял возле окна и через свинцовый переплёт рамы, заполненный мутноватыми стёклышками, старался хоть что-нибудь рассмотреть в сплошной мороси. Однако, кроме волн, плескавшихся возле опор длинного деревянного моста, который через озеро вёл до сухого берега, ничего нельзя было увидеть.
Великий магистр недовольно сморщился и отошёл от окна. Годы брали своё, и за последнее время его здоровье пошатнулось. Вот и сейчас на такую погоду начало крутить ноги, и магистр, чтобы хоть чуть уменьшить боль, лёг на постель, старательно укрывшись медвежьей шкурой. Сквозь полуприкрытые веки ему было видно, как в камине разгорается пламя, и благодатное тепло, заполняя помещение, начало понемногу отгонять боль.
Наконец стареющее тело магистра угрелось, настроение его улучшилось, и он, откинув с лица густые седеющие волосы, задумался. Может, собственный лекарь, бойкий итальянец Джакомо, прав и следует перебраться жить в другое место? Однако эту мысль магистр в очередной раз откинул. Он привык к могучим стенам, защищавшим его резиденцию от хмурых взглядов и возможного нападения местных жителей – ливов, которые только притворялись покорными.
Придя к такому выводу, магистр оставил собственные дела и начал обдумывать положение Ордена. Надо признать, что всё складывается плохо. После Грюнвальда начался упадок, и как бы там ни было, польский круль может диктовать ему свою волю. При одной мысли об этом магистр чуть ли не скрежетал зубами, и перед его глазами сами собой возникли картины той давней битвы, когда он, тогда ещё могучий рыцарь, уставив копьё, гнал своего коня на ощетинившихся зброей литовских и польских воинов.
Неожиданно громкий звук рога, долетевший от ворот замка, прервал ход мыслей. Великий магистр откинул тёплую шкуру, встал и снова подошёл к окну. Сквозь мелкий дождик можно было рассмотреть на мосту перед воротами десятка два всадников, а по виду их убранства выходило, что прибыл кто-то вельмиповажный, прихватив с собою немалую свиту…
Вскоре за дверью раздался громкий топот, через порог переступил служка и, поклонившись, почтительно доложил:
– Великий магистр, сообщаю, к нам прибыл славный рыцарь Отто фон Кирхгейм. Он просит разрешения войти в замок.
– Ну, наконец, – облегчённо вздохнул Великий магистр и приказал: – Проси… И ещё, принять рыцаря как моего личного гостя!
Только что прибывший Отто фон Кирхгейм был доверенной особой самого магистра. Благородный фон Кирхгейм, переезжая с места на место под видом простого странствующего рыцаря, на самом деле занимался разведкой для нужд Ордена. Именно поэтому Великий магистр больше не ложился, а греясь у камина, стоя ждал гостя.
Ждать пришлось порядочно. Наконец служка ввёл рыцаря в покои и неслышно исчез. Отто фон Кирхгейм по артикулу приветствовал Великого магистра и стоя ожидал вопросов. Однако Великий магистр не торопился. Он придирчиво оглядел рыцаря, отметил про себя, что тот успел поменять дорожное платье на кожаный бострог, и только после этого благожелательно кивнул и жестом пригласил гостя сесть.
Пока Отто фон Кирхгейм устраивался на лавке, покрытой ковром, Великий магистр хлопнул в ладони, и на пороге, вроде как он никуда и не уходил, снова возник служка.
– Мальвазии гостю! – приказал магистр и, усаживаясь напротив рыцаря, негромко сказал: – Рассказывай, Отто. Только прошу, сначала главное.
Однако началу беседы помешал прыткий слуга, который в этот момент уже входил в дверь, держа на вытянутых руках блюдо с двумя большими кубками мальвазии, грушами, яблоками и виноградом. Поставив всё это на стол, он молча исчез, и тогда Великий магистр, отщипнув от виноградной грозди одну ягодку, напомнил своему разведчику:
– Ну, так я слушаю…
– Мне предложено начать с главного… – рыцарь Отто фон Кирхгейм сделал многозначительную паузу и сказал: – Великий магистр, на сегодня, я считаю, наибольшая опасность – это "чеська ересь".
– Так, – согласился Великий магистр и добавил: – Воинство таборитов Яна Жижки – серьёзная сила.
– Войско, в общем-то, можно победить, – осторожно возразил Отто, – а вот то, что часть польской шляхты склоняется на сторону гуситов, мне кажется, стоит большего внимания…
– Даже так?.. – Чтобы скрыть беспокойство Великий магистр взял кубок, отпил пару глотков и только после этого спросил: – И как далеко зашли эти их устремления?
– Как мне приходилось слышать, – рыцарь Отто тоже позволил себе взять кубок, – речь идёт о создании новой унии. Она должна быть трёхсторонней, польско-литовско-чеськой.
– Что? – искренне изумился магистр. – С одной стороны еретики, с другой – схизматики, а среди них преданные нашему папе католики? Надеюсь, такого не случится…
– Может, и так, – согласился Кирхгейм. – Кстати, круль Ягайло обещал обратить литвинов в истинную веру, но, к сожалению, пока что этого удалось достичь только среди язычников князя Витовта.
– В том-то всё и дело… – заметил Великий магистр и принялся размышлять вслух: – Если учесть, что чашники предлагали чеську корону и Ягайлу, и Витовту и только вмешательство его святости отвратило этот наглый сговор, в дальнейшем можно ожидать чего угодно…
– Осмелюсь напомнить, – нарушил ход мыслей магистра Кирхгейм, – сейчас князь Витовт владеет огромными землями, что делает его одним из сильнейших володарей, а значит, он может принять и собственное решение. И я не отважусь предугадывать, каким оно может быть…
Великий магистр поставил кубок на стол, долгим взглядом посмотрел на рыцаря и, словно подводя итог их разговору, весомо сказал:
– Это важное замечание, рыцарь Отто… Однако Витовт имеет немало хлопот с руським князем Свидригайлом, который, как мне кажется, после кандалов, темницы и унизительной доли изгнанника, всё равно не смирился и, на мой взгляд, в будущем нам стоит его поддержать…
Высказав такую мысль, Великий магистр скупо улыбнулся, поднял кубок и выпил за здоровье рыцаря Отто…
* * *
Встречный ветер был пронизывающе-влажен. К тому же время от времени начинал лить дождь, и тогда холодные капли летели в лицо, заставляя всадника плотнее кутаться в шерстяной плащ. К концу дня мокрая сельская дорога превратилась в сплошную грязь, из-за чего утомлённый конь уже давно плёлся шагом. Когда же наконец сквозь морось, чуть в стороне от шляха, показалась черепичная кровля, всадник вздохнул с облегчением, и даже конь, учуяв тёплое стойло, пошёл рысью.
Хозяин постоялого двора, вероятно, ещё на дороге приметил всадника и, каким-то образом угадав важного гостя, сам выбежал во двор открывать ворота. Принимая у притомившегося путника повод и помогая ему слезть с седла, он в то же время повторял заученной скороговоркой:
– Ваша милость очень хорошо сделали, что остановились тут. Вон видите, какая непогодь надвигается, а у меня здесь тепло, уютно. Вот сейчас проведу вас в комнату, принесу подогретого вина, прикажу разжечь камин, ваша милость согреется…
Слова хозяина пришлись по душе гостю, потому как, откровенно говоря, он не только устал, а ещё и чувствовал себя не совсем здоровым, так что тёплая комната была сейчас именно тем, что ему надо. Однако, прежде чем подняться по лестнице, он приостановился и спросил хозяина:
– Кто-нибудь из рыцарей на заезжем дворе есть?
– Нет, ваша милость, больше никого нет…
Не зная, чем вызван такой интерес, хозяин вопросительно посмотрел на гостя, и тот, догадавшись, в чём дело, пояснил:
– Я побуду у тебя несколько дней и, если подъедет кто из уважаемых рыцарей, намекни, что рыцарь Шомоши Ференц тут… – и он вложил золотой форинт в руку хозяина, который, едва увидев монету, принялся благодарно кланяться.
Судя по всему, комната, которую отвели Шомоши, была наилучшей. Рыцарь Ференц прежде всего обратил внимание на широкую, укрытую медвежьим мехом постель, окинул глазом камин, где уже разгорались дрова; заметил, что на столе у окна стоит кувшин с водой, а рядом есть обливная кружка; и, повесив промокший после дождя плащ на колышек, вбитый в стену, утомлённо опустился на стул.
Посидев так немного, Шомоши начал стаскивать верхнюю одежду, и тут поварёнок принёс ему глечик, от которого пахло тёплым вином. Шомоши сразу налил себе полную кружку, с наслаждением, не спеша выпил и, чувствуя, как по всему телу разливается согревающее тепло, так и не сняв сапог, свалился на постель. Почти сразу усталость взяла своё, и Шомоши, сам того не ожидая, задремал.
Сколько времени он проспал, Ференц не понял. Ему показалось, что он только на момент прикрыл глаза, однако за окном царила тьма, дрова в камине почти догорели, а в подсвечнике, видимо принесённом слугою, оплывали свечи. К тому же из коридора доносился какой-то, похоже разбудивший его, шум, и Шомоши, по давней привычке насторожившись, сел на постели.
Впрочем, опасения осторожного рыцаря оказались напрасными. Почти сразу двери его комнаты распахнулись, и на пороге появился человек, одетый в кожаный кафтан с меховыми отворотами. Только серебряный шнур отделки указывал на высокое положение вошедшего, если, конечно, не считать меховой шапки, украшенной павлиньими перьями.
Ференц Шомоши внимательно присмотрелся к человеку и вскочил на ноги с радостным возгласом:
– Пишта!.. Так это же ты! – кинулся обнимать позднего гостя.