Князь обнял её, притянул к себе и крепко прижался к нежным губам в прощальном поцелуе, в котором слились и неизбывная страсть, и нерастраченная нежность, и все надежды, которым уже не суждено было сбыться. И когда женщина расслабилась в его объятиях, мужчина быстро нанёс удар прямо в сердце, оборвав дорогую жизнь. Потом повернулся к теремной девке Паулине, державшей на руках их сына, и быстро прикончил малыша, постаравшись сделать всё наиболее безболезненным образом. Саму Паулину следом порешил ударом огромного ножа верный Жингарас, который был рядом с князем с самого его детства, и никогда его не подводил. Бережно положив на землю ещё тёплые тела, они двинулись к остальным воинам, которые уже собирались вокруг костра.
Князь Маргирис окинул взглядом всех оставшихся. Здесь были только мужчины, как воины, так и те, кто пришёл сюда в поисках защиты. Но сейчас, перед лицом смерти, все были равны.
- Пора, - коротко сказал он, и недрогнувшей рукой бросил горящий факел на оставляемый им терем.
Мужчины, разбившись попарно, обернулись лицом друг к другу и на мгновенье замерли. Потом, обняв один другого левой рукой, правой одновременно нанесли удары, стараясь бить сильно и наверняка.
- Прощай, друже, - прошептал князь, взглянув в последний раз в глаза верного Жингараса.
- Прощай, князь, - ответил тот.
И два ножа впились одновременно в два открытых незащищённых тела.
А крестоносцы со своих позиций дивились тому, что ворота замка всё никак не открываются. Потом увидели большой костёр, запылавший в середине дворища. Но когда факелом запылал княжий терем, поняли, что здесь что-то неладно. Кинулись снова на штурм, однако им никто более не оказывал сопротивления. Когда ворвались, наконец, во двор замка, все замерли, потрясённые открывшимся их глазам зрелищем. На земле аккуратно были уложены трупы - женщины, старики, дети. А вокруг костра, соединившись в последнем объятии, лежали попарно воины и простые мужики, вонзившие ножи в тела друг друга. И среди них князь, обнявший своего верного слугу. А над всем этим полыхал огромный ритуальный костёр, уносящий в лучший мир души недавно умерших, как они верили.
- Да, хорошо вы воюете здесь с язычниками, - зловеще тихо проговорил Жан де Ксавье. - Отлично справляетесь с делом исцеления заблудших душ.
- Какая разница, как изводить язычников, - огрызнулся Дитрих фон Альтенбург. - Главное, получить результат. А он как раз и достигнут. Мертвы все.
Как оказалось потом, людей в замке Пиленай было без малого четыре тысячи человек. И все ушли в мир иной.
- Разница в том, - подняв голос, проговорил француз, - что настоящему рыцарю не к лицу убивать женщин и детей. Мне противно быть в числе палачей, хоть и невольно. И ни одной минуты я не желаю больше оставаться в вашем обществе, герр гроссмейстер. Я увожу своих людей немедленно.
Он вскочил на коня и быстрее ветра унёсся на запад. За ним устремились его воины. А следом двинулись другие рыцари со своими отрядами. На необычном поле боя остались лишь крестоносцы из замка Растенбург, но и им было не по себе. А над местом добровольного побоища догорал огромный ритуальный костёр. Упрямый замок предпочёл уничтожить себя сам, но врагу не сдался.
От древнего замка Пиленай на литовской земле не осталось даже следа. И никто не может указать точно место, где он стоял когда-то. Но замок был, существовал. И были люди, которые предпочли добровольную смерть неволе. А память народная сберегла эти события на многие века.
Трагедия Овручского замка
Киевское княжество,
Древлянская земля,
Лето 1399 года
Удельный князь Иван Борисович из рода Рюриковичей, правитель Овручского княжества в Древлянской земле, собирался в поход. Великий князь Литовский Витовт, под рукой которого было ныне всё Киевское княжество, объявил сбор войск для очередной битвы с татарами. Воинственный и сильный князь Литовский, достойный потомок могучего Гедимина, завоевавшего эти земли, не раз побивал татар на южных границах своих владений, расширив их чуть не до самого Чёрного моря. Однако сейчас князю предстояло сразиться с более сильным противником. Ему противостояли части армии непобедимого Тамерлана, Великого эмира Империи Тимуридов, удачливого полководца и завоевателя.
К этому времени Тамерлан, разбив армию хана Тохтамыша, двинулся на Русь, разорил Елец в Рязанском княжестве и подступил к Москве. Но потом ушёл на юг громить Золотую Орду. Он разорил Азов, Кафу и Астрахань и сжёг дотла Сарай-Бату, столицу ордынцев. После этого сам Тамерлан вернулся к себе в Самарканд, однако его свирепые военачальники угрожали теперь Великому княжеству Литовскому.
Князь Витовт, отдавая себе отчёт в силе противника, собирал небывало большое войско. Все удельные князья вели к нему свои дружины и даже, говорили, князья из более далёких земель присоединились к ним. Верный долгу князь Овручский с тяжёлым сердцем покидал свои владения. Его стольный град Овруч стоял на этом самом месте над рекой Норин уже, почитай, пять столетий, заменив собой сожжённый когда-то княгиней Ольгой Искоростень, столицу Древлянской земли. Замок здесь был мощный, его хорошо защищали глубокий ров с кольями и земляными валами и река с непроходимыми болотами по берегам. И всё равно замок рушили уже дважды - полтора столетия назад хан Батый, а уже при его отце Литовский князь Гедимин, стремившийся подчинить себе земли Киевского княжества.
Свою большую и сильную дружину князь уводил с собой на битву с супостатом, а в замке оставалось не так много защитников, как ему хотелось бы. Власть он передал сыну своему Борису. Княжич смел и силён, слов нет, но всё же слишком молод ещё, хоть и имеет уже своего наследника. Он горяч в битве, но опыта пока маловато, ох, маловато. И людей у него немного. Его малая дружина - все как на подбор отчаянные горячие головы. Можно надеяться лишь на то, что старый Гридко Плаксич, который был кормильцем княжича, удержит этих молодцев от неразумных действий, если что случится.
Старый князь уехал. Время шло, а от него ни словечка не доходило, ни один гонец не прибыл в замок. Княжич Борис был очень неспокоен. Он часто поднимался на самый верх высокой башни и долго смотрел на юг, всё отца своего выглядывал, князя Ивана Борисовича. Но батюшка не появлялся, и тревожные думы одолевали всё сильней. А однажды в полдень, поднявшись на башню по тревожному крику дозорного, княжич замер, потрясённый. На них шла дикая орда чужеземных воинов, размахивая луками и боевыми топорами и громко крича. Это могло означать только одно - войско князя Витовта разбито, и батюшка никогда уже не вернётся в родные края. А теперь пришёл и их час, потому что справиться с этой огромной тучей диких воинов им не под силу. Остаётся только как можно дороже продать свою жизнь.
Княжич быстро сбежал вниз, зовя на ходу кормильца своего и старшего дружинника. Василию велел собирать воинов и готовиться к обороне, а Гридка увёл за собой в терем. Там нашёл жену свою, золотокосую красавицу Любаву, которая мирно играла с их маленьким сынишкой. Увидев мужа, женщина побледнела, как смерть, почуяв недоброе.
- Собирайся, любушка моя, очень быстро собирайся и сзывай женщин с детишками. Вам надо уходить. Беда пришла на нашу землю, страшная беда.
- Куда идти, Борис? И не оставлю я тебя, нет, и не говори такого.
- Надо, Любушка. Ради сына нашего ты должна это сделать. Я хочу, чтобы он жил, и ты тоже, голубушка моя.
- А ты, любый? - в голосе слёзы, в глазах ужас.
- Моё дело биться с ворогом до последнего, ты же знаешь.
- А нам-то как уйти? Нет ведь дороги. И мы с тобой останемся.
- Я знаю, голубка, что не должен открывать этой тайны никому, права на то у меня нет. Но ради спасения сына я нарушу запрет. Здесь, в подполе терема открывается подземный ход. Где он выходит наверх, я и сам точно не знаю. Но ведомо мне, что не так он и длинён. Ты пойдёшь по нему, любушка моя, и женщин с ребятишками уведёшь. А Гридко вас выведет и обережёт. Он воин добрый и много чего может. Только собирайтесь скоро.
Он быстро поцеловал жену и выскочил к своим воинам. Набежники приближались, и в красном дворе царила страшная суматоха. Сновала челядь, кричали женщины. Но воины делали своё дело, которое знали хорошо.
Через короткое время Гридко доложил княжичу, что женщины с ребятишками готовы. Времени оставалось всё меньше. Княжич чуть не бегом пустился в терем и повёл за собой жену и женщин, прижимающих к себе малых детей. Старшенькие же, перепуганные до смерти, крепко держались за материнские подолы. Вот и подпол, а вот и заветная дверь, открывающая путь к спасению. Дверь отворили, оттуда пахнуло сыростью, плесенью и холодом. Молодой челядинец, совсем ещё мальчишка, зажёг факел и первым шагнул в проход. За ним потянулись женщины. Всё происходило в полном молчании, в страшной, удручающей тишине. Наконец княжич Борис взял на руки своего сына, перекрестил его и поцеловал в светловолосую головку. Потом последний взгляд любимой. Всё. Он подтолкнул их в проход и обернулся к Гридку.
- Сбереги моего сына, кормилец, - проговорил тихим, сразу охрипшим голосом. - Прощай. И Бог вам в помощь.
Он закрыл дверь за старым воином и быстро навалил на неё всё, что было под руками. Потом выбежал во двор.