Тут не было таких обширных плантаций, как на Барбадосе, лишь несколько полей, принадлежащих индейцам. Но на торговле деревом можно было заработать хорошие деньги. Горстка бесстрашных (в основном французских и нескольких английских) переселенцев обустроилась в защищенной от ветров западной части острова. Оттуда они вели торговлю с грузовыми судами, которые становились здесь на якорь. При этом было не важно, какие суда причаливали – французские, голландские, английские или даже испанские, – главное, что мореходы прибывали с мирными намерениями.
Официальный протекторат над островом последние годы переходил от англичан к французам. Однако из-за неудобного побережья и гористого ландшафта остров мало подходил для колонизации. Он не представлял для европейских стран особого интереса. Это был всего лишь перевалочный пункт для кораблей, направляющихся по карибскому маршруту: из Европы в Вест-Индию. Поэтому Доминика представлялась Элизабет тем самым островом, на котором в будущем, как она мечтала, станет жить ее семья. Тут не было чернокожих рабов или измученных ирландских батраков, которых жестокие хозяева заставляли работать на полях. Аборигены Карибского моря облюбовали этот остров и мирно обитали в своих деревнях; также здесь жили и белые люди.
Элизабет сидела вместе с Дунканом за большим столом на веранде дома мисс Джейн. Сначала она поухаживала за мужем, а затем взяла себе с подноса хрустящую жареную рыбу и плошку риса. После этого Элизабет положила еду в тарелку Джонни, который сидел на коленях у Деирдре и ел своей маленькой ложкой. Как всегда, обед был превосходным. Элизабет дважды брала добавку. Пили вино из трюмов "Элизы", свежий эль и холодную родниковую воду. Элизабет охотно утоляла жажду водой, от эля и вина она чувствовала усталость, а этого сегодня ни в коем случае нельзя было допускать. Дункан под столом касался ее бедра. Иногда жена украдкой смотрела на него, и тогда в глазах мужчины мелькали искорки. Страсть закипала в душе Элизабет, и в один миг от прикосновений Дункана желание стало таким сильным, что у нее перехватило дыхание. Как давно она не была в его объятьях!
Пока Элизабет ела, ее муж неожиданно протянул руку под столом и дотронулся до ее колена. Женщина чуть не поперхнулась. Она испуганно огляделась, но никто ничего не заметил. Напротив нее сидели Фелисити и Анна и оживленно о чем-то болтали. Спустя несколько недель после прибытия на остров Анна заметно расцвела. На ее прежде удрученном лице появился румянец, а в глазах – блеск. Анну все еще время от времени охватывала меланхолия, но девушка почти никогда не оставалась одна. Рядом с ней всегда были другие женщины, которые подбадривали ее. Анна постепенно возвращалась к жизни.
Фелисити рассказала ей об ужасных эпизодах своей биографии. После этого они постепенно сблизились. Элизабет с облегчением наблюдала за этой зарождающейся дружбой. И не только потому, что воспринимала этих девушек как сестер. Важно было, что они находят между собой общий язык и будут делить одну каюту во время путешествия на борту "Элизы".
Кузина Элизабет, казалось, испытывала то же самое.
– Дункан, ты уже решил, когда мы отправляемся в путь? Ты ведь скажешь об этом заранее, правда? Нам, и мне, и Анне, нужно еще упаковать вещи.
Дункан задумался. Элизабет заметила, что ее муж не очень-то хотел говорить об этом с другими. Он даже ей еще не сообщил о том, когда собирается отчаливать. Элизабет лишь знала, что это случится скоро. Она понимала, что сама в любой момент могла бы спросить его об этом, но пока что они оба избегали этой темы. Вдруг у нее внутри все сжалось. Элизабет подозревала, что ответ Дункана ей не понравится.
– Через три дня.
Он повернулся к жене, словно просил ее о понимании. Но она лишь опустила глаза. Онемевшими пальцами женщина отодвинула тарелку. Обед, который еще секунду назад казался ей таким вкусным, неожиданно стал совершенно несъедобным.
13
В кухне Деирдре положила в корзину немного рыбы и кукурузного хлеба и отправилась к хижине Эдмонда. Она не видела, чтобы он ел вместе с остальными. Священник часто сторонился окружающих, грубых мужчин, матросов, которые не желали говорить о слове Божьем. Они подчинялись лишь приказам капитана, за которым пошли бы в самое пекло. Только некоторые из них были католиками, но даже они не считали нужным молиться. Большинству хватало воскресной мессы, однако и она не должна была продолжаться слишком долго.
По дороге к хижине, которую Эдмонд делил с матросами, Деирдре сопровождали жадные и тоскливые взгляды. Девушка не обижалась за это на мужчин, хоть и старалась не смотреть по сторонам, чтобы не давать повода для напрасных ожиданий. Кто-нибудь из них мог вообразить себе то, к чему она не была готова.
На Барбадосе было достаточно девушек, готовых услужить морякам, но здесь, на Доминике, в безымянных поселениях, состоявших из нескольких деревянных домов и хижин, вряд ли можно было найти портовых девиц, как в Бриджтауне. Некоторые матросы пытались соблазнять аборигенок, но безуспешно. Чтобы обменять товары, к лагерю белых приходили в основном местные мужчины; женщины, которые изредка появлялись вместе с ними, всегда держались в стороне. Кроме улыбок, от них ничего нельзя было добиться.
Некоторые поговаривали, что на острове уже случались вооруженные стычки между аборигенами в отдаленных друг от друга деревнях, где жило несколько тысяч человек. Но, наверное, эти конфликты происходили довольно давно. Люди, которые разговаривали с Деирдре, не помнили, чтобы индейцы нападали на поселения в западной части острова.
Туземцы, которые тут жили, были робкими, низкорослыми, с коричневой кожей. Большинство людей Дункана считали, что это карибы, которые в глубине джунглей совершают каннибалистические ритуалы. Но мисс Джейн объяснила: с тех пор как они с мужем здесь поселились, им не встречался ни один каннибал. Пока никто не пытался отнять у индейцев землю, те вели себя вполне миролюбиво. Воевали они лишь с испанцами, и то более ста лет назад.
Эдмонд не упускал ни единой возможности поговорить с аборигенами или хотя бы приблизиться к ним. Пастор пытался общаться с местными жителями с помощью жестов. Эдмонда ничуть не смущал тот факт, что его усилия пока что не увенчались успехом. Он был решительно настроен нести слово Божье на этом острове. Если для этого было необходимо выучить местный язык, он готов был пойти и на это.
– Знаешь, что я слышал? – обратился Эдмонд к Деирдре, когда та подходила с корзиной к его хижине. – До моего появления на этом острове уже был один священник! Он бывал в деревнях туземцев и даже составил небольшой словарь карибского диалекта.
– Да что ты говоришь!
Девушка, распаковав корзину, положила еду на принесенную с собой дощечку и протянула ее Эдмонду. Он поблагодарил и без лишних слов принялся уплетать за обе щеки. Заметив, как он проголодался, Деирдре не могла сдержаться, чтобы не упрекнуть его в излишней самоотверженности и гордыне. Долгое время Эдмонд жил в джунглях совершенно один. Приняв решение во что бы то ни стало сблизиться с дикарями, он отбросил застенчивость, но упорно избегал общества белых соплеменников. Священник неоднократно отказывался ужинать на веранде мисс Джейн вместе с Деирдре и остальными соплеменниками, хотя его часто приглашали.
Он сидел в тени раскидистого дерева, с ветвей которого свисал испанский мох. Вместо стула Эдмонд использовал старую перевернутую бочку. Положив дощечку с едой на колени, он восхищенно рассказывал о французском священнике, который многие годы прожил на Доминике. Во время разговора он проглатывал кусочки пищи. Деирдре старалась внимательно следить за повествованием, но ей самой очень хотелось кое о чем сообщить Эдмонду. Девушка слушала его рассказ, едва сдерживая нетерпение.
– За долгие годы работы этот пастор написал труд о карибском языке и об обычаях аборигенов. К сожалению, не на латыни, как я надеялся, а на французском, которым как назло я совершенно не владею.
– Мисс Фелисити разговаривает на французском как на родном. Ее воспитательница была родом из Франции. Впрочем, у нее уже не будет времени на то, чтобы перевести этот труд для тебя, ведь в следующую субботу ей нужно уезжать. Насколько я знаю мисс Фелисити, она использует каждую минуту, чтобы упаковывать вещи.
Девушка умолкла и напряженно наблюдала за реакцией Эдмонда. Как он воспримет новость о предстоящем отъезде? Хочет ли по-прежнему вернуться в Европу?
Но Эдмонд был слишком занят своими мыслями (возвращение в Ирландию, очевидно, к ним не относилось).
– Она все равно не смогла бы это перевести, – подумал он вслух. – Ведь у меня нет этого словаря. Во всяком случае, пока еще нет. Но все же я тешу себя надеждой, что мне удастся его раздобыть. После этого пастора (его, кстати, звали Бретон) на Доминику приезжало еще два французских священника, и я уверен, что он оставил им копию своего труда. Один из них до сих пор живет здесь, южнее, в деревне, где даже построена настоящая церковь. Наверное, скоро я туда отправлюсь и все выясню, если это не слишком далеко. Но остров-то должен быть не так уж велик. Предполагаю, потребуется совершить один дневной пеший переход, не больше. Некоторые слова из местного наречия я уже знаю, но мне хочется овладеть им как следует.
Преисполненный энтузиазма, Эдмонд развел руками:
– Если мне удастся выучить язык карибов, я смогу обратить их в истинную веру! Деирдре, я просто сгораю от нетерпения, мне хочется как можно скорее приступить к выполнению этой задачи!
Деирдре уже проклинала себя за то, что привезла его сюда.
– Эдмонд, ты вообще-то слышал, что я тебе сказала? – настойчиво спросила она.
– А что? – Он с удивлением взглянул на девушку.