Торговцы, набежавшие со всех сторон, поволокли старуху в сторону, осыпая ударами, и она исчезла в нагромождении прилавков со шкурами, словно ее пожрали призраки русских зверей. Отыскать ее смог бы только архангел Михаил.
- Просим прощения, господа, тут юродивая случайно оказалась. Кликуша! - вскричал какой-то торговец мехом, сопровождая свои слова коротким смешком, чтобы умерить гнев господ, непонятно как оказавшихся в этих местах. И чтобы спастись от хлыста, который в случае чего без разбора обрушился бы на головы купцов.
- Поехали отсюда, - сказал Орлов.
Всадники промчались рысью по набережным Москвы-реки, потом оказались на диких берегах ее притока Неглинной. За час они не обменялись ни единым словом. Орлов, натянув поводья, попридержал коня и обратился к своему спутнику:
- Когда императрица умрет…
Григорий осекся. Его остановил взгляд Себастьяна.
- …дни великого князя будут сочтены, - закончил Сен-Жермен.
Орлов покачал головой.
- Этот… этот человек готов всю Россию отдать своему идолу! - отчаянно вскричал он. - Он ненавидит Россию!
- Какому идолу?
- Фридриху. Он просто влюблен в него. Уж не знаю, какая у них гнусная связь… Надо будет… Его надо будет уничтожить, стереть с лица земли.
Орлов тяжело дышал.
- Вы будете с нами? - спросил он.
- Друг мой, - ответил Себастьян, - а с этой ночи и брат. - Он немного помолчал. - Мировой закон гласит, что небесные тела, которые не повинуются всеобщей гармонии, оказываются уничтожены. Только безумцы этому противятся.
Когда они вернулись в особняк Орловых, навстречу им вышел Алексей. Он посмотрел на брата и его спутника, пытаясь угадать по их лицам, поладили они или нет. Определив без труда, что все-таки поладили, Алексей, улыбаясь, подошел ближе.
- Но в чем же заключается обаяние Фридриха? - спросил Себастьян у Григория. - Чем он так привлек великого князя?
Григорий Орлов пожал плечами.
- Простите, но мне это совершенно не интересно. Пусть Фридрих отправляется к черту!
- Ну что же, тогда сам попытаюсь понять, - улыбнулся Себастьян.
Алексей не мог скрыть удивления.
- Вы отправитесь к Фридриху?
- Врага нужно знать в лицо, - ответил Себастьян.
3. ПЯТНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ЖИЗНИ
Себастьян решил в понедельник отправиться в Берлин. Он намеревался уехать из России, не ставя в известность баронессу Вестерхоф. Неужели она каким-то образом прознала? Накануне вечером после службы в соборе, когда пробил полдень, она появилась в особняке Орловых. Шуба из рыжей лисицы была наброшена на платье темно-синего атласа, отделанное кружевами. Декольте украшал большой рубин, когда-то преподнесенный Себастьяном.
Гордая и обольстительная, с загадочной улыбкой. Граф без труда догадался, что сейчас последует просьба. Он принял баронессу в бело-голубой с позолотой гостиной особняка Орловых.
- Вы не пробыли и пяти дней, а меня известили, что уже уезжаете, - проговорила она. - Как вы могли так поступить, не простившись со мной?
Судя по всему, ее предупредил Григорий Орлов: эти двое, несомненно, были тесно связаны.
- Мадам, я уезжаю не насовсем, я собирался вернуться, и к тому же вы до сих пор не соизволили дать мне понять, что мое отсутствие причинит вам огорчение.
- Да вы задира! Послушайте-ка, императрице стало известно, что вы присутствовали на вчерашнем ужине, она желает вас видеть.
Себастьян помедлил мгновение.
- Я глубоко польщен. Когда?
- Сегодня в пять. Мы с принцессой Анхальт-Цербстской зайдем за вами в половине четвертого. Коридоры во дворце длинные.
- Прекрасно. От Засыпкина что-нибудь есть?
- Ему известно об аудиенции, и он очень рад. Не изволите ли угостить меня хересом?
Себастьян позвонил в колокольчик. Появился слуга, выслушал приказание и вскоре вернулся с графином и двумя хрустальными бокалами. Себастьян сам налил вина баронессе.
- Каково его отношение ко всему этому? - поинтересовался граф.
Она пригубила херес и ответила не сразу. Сделала вид, что не понимает.
- К чему "этому"?
- Баронесса, - ответил Себастьян сухо, уже теряя терпение. - Довольно притворяться! Великая княгиня и ее супруг подходят друг другу, как роза павиану. Трое молодых аристократов врываются ночью в дом моего друга графа Орлова, чтобы отправить его на тот свет. Разумеется, у Засыпкина имеется мнение на этот счет. И у вас тоже. Извольте не принимать меня за дурака!
Эту вспышку баронесса восприняла как оскорбление.
- Слава богу, Засыпкин не так горяч, как вы, - холодно заметила она. - Я полагала, что вы умеете держать себя в руках.
Баронесса поставила пустой бокал. По крайней мере, хоть улыбаться она перестала. Тем лучше, поскольку такое ее поведение претило Себастьяну.
- Положение весьма опасно. Императрица решительно настроена на то, чтобы династия Романовых продолжала править. В качестве наследника трона она наметила великого князя Петра, и ничто не заставит ее отступиться. Засыпкин не сумасшедший, чтобы противиться ее воле. Во всяком случае, кроме своего Министерства иностранных дел, он больше ничем не занимается.
- Именно по этой причине он до сих пор не дал о себе знать?
- Именно так. Вы здесь по своим собственным делам. И за свой счет.
- Вы меня не предупреждали, - холодно заметил Себастьян.
- Я полагала, вы сами догадаетесь.
- Так выходит, вы заманили меня в Россию по личному делу, - сказал он, осознав, насколько был наивен и самонадеян.
Баронесса усмехнулась.
- Если допустить, что судьба России является личным делом, то да.
- Значит, вы подготавливаете восшествие на престол великой княгини, я правильно понял? - спросил Себастьян.
- Во всяком случае, некоторые из нас подумывают об этом. Иначе Россия будет отдана Пруссии.
Помолчав немного, баронесса продолжила:
- Могу я поинтересоваться, куда вы намерены направиться?
- В Берлин.
Она не могла скрыть своего изумления:
- В Берлин? Но зачем?
- Чтобы познакомиться с нашим врагом, королем Фридрихом. Вы боретесь с призраком, которого никто из вас никогда не видел. В данный момент мое присутствие здесь не имеет смысла. Зачем мне эти обеды в компании великого князя, который уже видит себя на троне? Зачем мне эти пустые разговоры?
- Когда вы вернетесь? - спросила баронесса.
- Я скажу вам об этом сегодня в шесть вечера.
- Почему именно в шесть? - удивилась она.
- К тому времени я уже увижусь с императрицей и буду знать, сколько ей осталось жить.
- Даже врач не сможет предсказать дату собственной смерти, - озадаченно ответила баронесса.
Себастьян пожал плечами.
- Я не какой-нибудь коновал, баронесса. Есть другие способы предвидеть подобные вещи. За те несколько веков, что я существую на свете, у меня было время многому научиться.
Этот ответ поверг ее в недоумение. Именно такого эффекта граф и ожидал.
- Так вы и здесь намерены поддерживать свою парижскую легенду? - спросила баронесса.
- Когда я наблюдаю за поведением своих современников, у меня и в самом деле появляется убежденность, что за мной опыт многих веков.
- Вы и меня считаете ребенком?
- Баронесса, позвольте сказать вам, что я достаточно хорошо знаю вас, чтобы предположить: вам знаком лишь мир, в котором вы вращаетесь, а ведь существует еще бесконечное множество других, о реальности которых вы даже не догадываетесь. Шахматная доска, на которой играете вы, всего лишь клеточка на другой шахматной доске, огромной и не видимой вами.
Какое-то время баронесса молчала, но недолго.
- А вы сами… откуда в вас столько высокомерия? - удивленно спросила она.
Пожав плечами, Себастьян улыбнулся:
- Но ведь я прожил на свете гораздо дольше, чем вы.
Баронесса поднялась.
- Я счастлива, что повидалась с вами, - задумчиво проговорила она.
- Я тоже, - ответил Себастьян, наклонившись, чтобы поцеловать протянутую руку.
- До скорой встречи.
Себастьян проводил баронессу до двери. И когда она вышла за порог, не смог сдержать усмешки.
- Вы сделаете глубокий поклон, преклоните колено, подниметесь и, если императрица протянет вам руку, поцелуете ее, затем отступите на три шага и останетесь стоять, если только ее величество сама не предложит вам сесть, что маловероятно, - поучал Себастьяна камергер.
Себастьян надменным кивком дал понять, что он знаком с этикетом. Старший камергер, очевидно, полагает, будто имеет дело с мужланом? Принцесса Анхальт-Цербстская и лже-госпожа де Суверби, то есть баронесса Вестерхоф, исправляли никому, кроме них, не видимые недостатки платья.
Частная аудиенция императрицы проходила в одной из гостиных, примыкающих к тронному залу. Двери распахнули на обе створки, и старший камергер объявил по-русски: "Принцесса Анхальт-Цербстская". Для уха Себастьяна это прозвучало похоже на "Аньялтшербз". Потом: "Граф де Сен-Жермен", и наконец: "Госпожа де Суверби, фрейлина великой княгини".
Императрица сидела в большом позолоченном кресле, обтянутом красным бархатом. Казалось, что и сама она была затянута в несколько метров расшитого шелка неопределенного, зеленовато-коричневого цвета. Круглое лицо, давно утратившее свежесть, с капризным ртом маленькой девочки, но ярко накрашенным, глубокое декольте, откуда едва не вываливались две перезрелые напудренные груди. Сквозь толстый слой румян проступала нездоровая бледность. Редкие седые волосы были собраны в тугие колечки справа и слева от затылка. Отекшие ноги, вбитые в туфли, обтянутые той же тканью, покоились на низком табурете.