- Вот вы про странности спрашивали... Это тоже сложно по-разному понимать. Один раз Миронов немного удивил меня. Были мы с ним как-то в одной охотничьей компании. Охочусь я от случая к случаю, да и Миронов тоже, хотя ружьишки у нас есть, и в обществе состоим. Поехали в горы, обещали нам кабанов организовать. Рано утром я решил до завтрака пройтись. Вышел на площадку перед обрывом и увидел на самом краю Миронова. Он стоял и смотрел вниз, туда, где грохотала горная речка. Я хотел окликнуть его, но подумал, что могу испугать и он от неожиданности потеряет равновесие. Так и стоял позади, ожидая, когда Миронов повернется. И вдруг слышу, как он что-то сказал, слов не разобрал, но говорил Миронов по-немецки. Потом шагнул назад и только тогда повернулся и увидел меня. "Это ты, - сказал он. - Доброе утро". Равнодушно так сказал, каким-то неживым голосом. "Хорошее местечко, - говорит он мне. - Один шаг вперед - и никаких проблем..." - "А какие такие проблемы? - говорю я ему. - Не выспался ты, что ли?" Стало мне чуточку жутко, вот я и обозлился на него. "А у тебя разве их нет?" - спросил он. "А ты бы, - отвечаю, - выбрал место побезопаснее для упражнений в немецком языке". - "Не бойся, - говорит мне Миронов, - ведь я отвечаю за технику безопасности. А "Фауст" Гёте только здесь и читать, над такой пропастью..." Язык он действительно знал прекрасно, во время войны в тыл к немцам ходил... Вот такая история. Я ее потом и забыл.
- Благодарю вас, - сказал Леденев. - Значит, его что-то заботило...
- А разве найдется на этом свете человек, которого ничто и никогда не заботит? - перебил Юрия Алексеевича секретарь парткома. - Не встречал таких... А к вам у меня будет просьба. Держите меня в курсе расследования. В пределах возможного, конечно.
- Постараюсь, - ответил Юрий Алексеевич. - Надеюсь, мы с вами увидимся еще.
...А в санатории майора Леденева ждал неприятный разговор с главным врачом, которому доложили, что вновь прибывший пациент нарушает режим, не является к обеду, не сдал всех анализов, не посещает предписанные процедуры и вообще неизвестно, зачем сюда приехал... Взяв с Юрия Алексеевича слово, что перестанет нарушать дисциплину, главный врач отпустил его.
- Что, - сказал сосед Леденева, когда тот вернулся в палату, - задал вам Пашка трепку?
- Какой Пашка? - спросил Юрий Алексеевич.
Ковтун сидел у тумбочки и подбривал бороду опасной бритвой, заглядывая в круглое зеркальце, приставленное к флакону одеколона "Шипр". Разговаривал он с Леденевым, не поворачивая к нему головы.
- А наш главный, - отозвался Иван Никитич. - Он же мой племянник. И учился у меня. Мог бы стать хорошим психиатром, а вот взялся за курортное дело... Тоже надо, конечно, но...
Он закончил бритье и стал мыть прибор в раковине умывальника. Леденев сел на койку и развернул купленные в городе газеты.
- А верно, где вас носит все время? - спросил полковник. - В городе вы впервые, знакомых у вас быть не должно, на ловеласа не похожи, хотя успехом у женщин должны пользоваться, ваш тип их привлекает... Если б вы не были отдыхающим, я б вас не спрашивал, понятное дело, а так... Впрочем, можете не отвечать - и извините меня за любопытство.
- Нет, отчего же, - сказал Юрий Алексеевич, - я действительно в отпуске и на самом деле приехал подправить здоровье в санаторий. Но по дороге сюда произошло вот что...
И Леденев рассказал Ивану Никитичу Ковтуну о дорожном происшествии.
- Да, загадочная история, - проговорил полковник, убирая бритвенные принадлежности в ящик тумбочки.
- Вот я и пытаюсь независимо от работников милиции проникнуть в ее суть...
- Послушайте, - сказал Ковтун, - а вам не приходило в голову, что все эти события как раз по вашей части, по линии органов государственной безопасности?
- Что вы хотите этим сказать? Уж не считаете ли вы убийство Миронова делом рук иностранной разведки?
- А почему бы и не так? Может быть, его необходимо было устранить. Скажем, отказался работать на своих хозяев, и еще какие причины... По крайней мере в литературе о шпионах вы найдете кучу таких примеров. Так что вам, Юрий Алексеевич, прямой резон этим заняться, а я бы с удовольствием стал помогать...
- Вам, по-видимому, не дают покоя лавры доктора Ватсона, - сказал Леденев. - А мне вы, конечно, отводите роль Шерлока Холмса?
- Безусловно, - подтвердил Иван Никитич и рассмеялся. - Нет, попросту говоря, меня заинтересовала эта история. И как врача, и как любителя детективной литературы. Судя по тому, что вы рассказывали о Миронове, я не могу согласиться с версией самоубийства.
- Я тоже.
- Знаете, Юрий Алексеевич, мне приходилось встречаться с подобными аномалиями в человеческой психике неоднократно. Меня не раз привлекали к участию в дознании по таким делам, беседовал я и с покушавшимися на свою жизнь, когда освидетельствовал их на предмет психической полноценности.
- И что вы думаете об этих самых аномалиях? - спросил Леденев.
- Видите ли, самоубийство - привилегия разумного существа. Очевидно, разум обладает силой, способной одолеть главный фактор любой жизни - инстинкт самосохранения. По всей вероятности, в основе каждого случая самоубийства лежит точный расчет, трезвый подход к тому, что должно совершиться. Случаи самоубийства в состоянии аффекта, когда решение приходит мгновенно, крайне редки и нетипичны. Обычно такое намерение обдумывается, взвешиваются все "pro" и "contra", выбирается способ лишения жизни, сочиняется письмо и так далее.
- И вы считаете этих людей нормальными? - спросил Леденев.
- Вы лучше спросите, существуют ли вообще нормальные люди... В психике любого человека есть отклонения от нормы в том или ином аспекте. Но имеется круг медицинских показаний, определяющих критерий нормальности в общежитейском плане. Например, спасенных самоубийц мы не зачисляем в категорию душевнобольных, но, как правило, направляем на стационарное исследование в психиатрическую больницу.
- И все-таки, что это за люди? Можно ли по предшествующему поведению судить, что человек уже намеревался покончить с собой?
- Вы хотите знать это применительно к поведению Миронова, когда он пил с вами пиво в купе?
- Конечно, - сказал Леденев.
- Веселящиеся кандидаты на тот свет по своей воле - это бывает не так часто. Обычно задумавший самоубийство начинает избегать людей, по-видимому, их присутствие мешает ему вести расчеты. И надо сказать, что принятое решение бывает удивительно стойким. Случайно спасенные нередко снова повторяют свои попытки, на этот раз учитывая предыдущие промахи. Несколько раз пытались покончить с собой Гаршин, Хэмингуэй, вспомните попытку молодого Джека Лондона утонуть в реке.
- Мне известны эти примеры, - сказал Леденев.
- С моим другом была такая история. Он - классный хирург, может из кусков сшить человека. И однажды доставили ему мужчину, перерезавшего себе горло бритвой. Тот остался жив лишь потому, что после разреза голова его склонилась на грудь и рана закрылась. Мой друг спас его. И когда тот выписывался, хирург возьми и скажи ему, что если бы он откинул голову на спинку стула, то спасти бы его не смог и господь бог. И что же вы думаете? Ровно через месяц этот несчастный поступает с учетом слов врача... И теперь его ничто уже не могло спасти.
- Вы сказали "несчастный". Значит, вы не осуждаете самоубийц?
- Как вам сказать... Если человек отказался от борьбы, значит, не видел иного выхода, кроме ухода из бытия... Я не жалею их, но мне обидно, что все мы, и я как психиатр в первую очередь, просмотрели такие повороты человеческого существования, которые привели к фатальному результату. Вся моя жизнь посвящена тому, чтобы снимать нагрузку, которую бытие взваливает на человеческую психику, и каждый случай добровольного ухода из жизни - мое поражение.
- Значит, вы допускаете, что Миронов мог покончить с собой, выбросившись из поезда на полном ходу?
- Допускаю. Вопрос только в том, что предопределило этот поступок. А это уже по вашей части, дорогой товарищ криминалист. И по моей тоже, конечно. Так что вам, Юрий Алексеевич, от доктора Ватсона не отделаться.
На следующий день Леденеву пришлось добросовестно выполнять все санаторные, назначенные ему, предписания, и он сумел освободиться лишь к вечеру. А утром Иван Никитич договорился, что обедать они будут в Понтийске: пусть, мол, не отмечают их отсутствия в столовой.
Они взяли такси и поехали в сторону Балацкой бухты, где в пещерах скалистого берега укрывались во время войны понтийские подпольщики и партизаны. От секретаря парткома тралфлота Леденев знал, что тот после освобождения Понтийска принимал участие в извлечении и транспортировке больных и раненых из этих пещер.
Тут, во время посещения Балацкой бухты, с Юрием Алексеевичем и случилось происшествие, которое заставило его по-иному взглянуть на дело, за расследование которого он взялся, так сказать, на общественных началах.
Собственно, этот первый факт можно было бы отнести к категории случайного стечения обстоятельств, но...
Словом, они с Ковтуном потеряли друг друга. Когда Юрий Алексеевич проходил мимо отвесной стены крутого обрыва, наверху зашуршало, шум быстро усилился, и Леденев едва успел прижаться к стене, как упал град камней величиной с голову.
Он не шелохнулся. Когда все стихло, Леденев медленно двинулся вдоль гранитной стены, останавливаясь и прислушиваясь.
Солнце садилось, обрыв перекрыла длинная тень, Леденев двигался вдоль стены, раздумывая, где сейчас может быть Ковтун, и вдруг оказался перед входом в пещеру.