Со ступенек лестницы на них смотрел сумрачный Зоин летчик. Когда Леденев проходил мимо него, то не удержался и весело подмигнул ему. Но капитан, продолжая хмуриться, отвернулся.
Иван Никитич Ковтун сидел на краешке аккуратно заправленной койки и читал книгу.
Увидев Леденева, он захлопнул книгу и встал.
- Фу, - сказал он. - Наконец! Явился, пропащая душа... Я уж тут сам не свой...
- А что со мной сделается?
- Мало ли что... Заставил старика волноваться...
- Да нет, - сказал Леденев, - ничего не случилось.
- Ну, что нового, мистер Холмс? - уже спокойным тоном спросил психиатр у Юрия Алексеевича.
- Ничего, дорогой Ватсон, - в тон доктору ответил Леденев, - пока топчемся на месте. Сплошные окружности, как говорится, вокруг да около и ни одного зигзага, не за что зацепиться. Хотя нутром чую: тут что-то есть...
- Что ж, нутро - это не последнее дело в детективной деятельности, - сказал Ковтун.
ОПЕРАЦИЯ "МОНБЛАН"
Глухие удары металла о камень. Еще, еще раз.
Звуки доносились из темного отверстия, пробитого в стене небольшой пещеры. Пещера была освещена скупым светом фонаря "летучая мышь", он стоял в углублении, выдолбленном сбоку от отверстия. Рядом сидел Панас Гордиенко.
Удары стихли. Старший лейтенант шевельнулся и тронул лежавший на его коленях конец троса. Трос дернулся, Гордиенко встал перед отверстием, поплевал на ладони и принялся выбирать трос.
Вскоре показался металлический короб, наполненный выбранной из шурфа породой. Гордиенко отнес его в дальний угол пещеры, уже засыпанный битым камнем, и опрокинул.
Когда он вернулся к отверстию, оттуда показалась голова Клименко.
- Все, Панас, - сказал он, - готово... Можно закладывать взрывчатку.
Клименко принялся очищать одежду, хлопал руками по брюкам и куртке и окутался облаком белой каменной пыли.
- Что делаешь, бисов сын?! - вскричал Гордиенко. - Чи не понимаешь, шо эта каменюка так в нас въелась, что ее неделю надо выколачивать? Не пыли, дорогой товарищ, и так дышать нечем...
Клименко рассмеялся и сел под "летучей мышью".
- Закурить бы, старлейт, - сказал он. - Махорочки бы, моршанской...
- Не трави души, Николай Петрович, у меня аж уши завяли - так курить охота... Да нельзя здесь, сам знаешь, не та вентиляция, браток... Значит, говоришь, отбой шахтерской доле?
- Можно снаряжать фрицам "гостинец". Отдохнем - и за дело.
- Погодь, - сказал Гордиенко. - Погодь пока. Должен Мужик явиться. Сегодня у него сеанс связи со Львом. Про бычки в томате будут балакать, затем Мужик к нам подгребет и скажет, как быть.
- Давай подождем, - согласился Клименко, и они замолчали.
Командир отряда резко повернулся к Мужику, вгляделся пристально в его лицо.
- Когда очередной сеанс радиосвязи? - спросил Щербинин.
- Радист отбил в конце сообщения "двадцать девять". Это означает приказание ждать сообщения завтра в двадцать часов тридцать минут.
- А пока, значит, объявлена готовность номер один?
- Да, Лев передал: "Готовьтесь к продаже бычков в томате".
Щербинин шагнул к Мужику и стиснул его руку.
- Что ж, спасибо тебе, Мужик, скоро, значит, увидим солнышко над головой. Без малого год я не видел солнца, неба и нашего моря, без малого год...
Щербинин, командир партизанского отряда "Красное Знамя", был до войны секретарем Понтийского горкома партии. Впрочем, и сейчас, командуя партизанами, он оставался партийным вожаком понтийских коммунистов. Щербинин родился и вырос в этом городе, и потомка известной рыбацкой династии знали в Понтийске от мала до велика. Сейчас его портрет был расклеен по указанию гестапо повсюду, и потому еще в первые дни оккупации решением бюро подпольного горкома Щербинину категорически воспрещался выход на поверхность и участие в каких-либо операциях в дневное время. Так он и не видел солнца с того дня, когда во главе отряда понтийских партизан и присоединившихся к нему бойцов гарнизона Щербинин спустился в недра Лысой Головы.
- Пойдешь туда? - спросил командир у Мужика.
- Пойду. Надо предупредить товарищей, чтоб были готовы. Они должны закончить работу сегодня.
- Будь осторожен. Помни о предупреждении Льва. Мы так и не установили, кто из наших людей является гестаповским агентом.
- Плохой я контрразведчик, товарищ Щербинин. Вроде всех тщательно проверили...
- Когда вернешься от Гордиенко, попробуем провести еще одну операцию по выявлению шпиона. В городе остался наш человек, по кличке Пекарь. Он хорошо законспирирован. Именно от него имеет Лев информацию о гитлеровском агенте в нашем отряде. Сейчас тот случай, когда надо рискнуть и выйти на Пекаря. Поскорее возвращайся, и мы будем готовить к вылазке в Понтийске твоего заместителя - Николая.
- Нет, - сказал Мужик, - в город пойду я сам.
- Постой, ты здесь мне нужен, ты осуществляешь связь с Гордиенко.
- Во-первых, я вернусь до утра, а во-вторых, вы не хуже меня знаете, как добраться до них, и Гордиенко вас знает, вы ж его в партию принимали перед войной, так что мне идти - полный резон. Николай - головастый парень, только разведчик он еще зеленый, а дело ответственное...
- Ну, хорошо, хорошо, - сказал Щербинин. - Иди к ребятам. А вернешься - тогда и решим окончательно, кому идти.
Они расстались. Вскоре Мужик, соблюдая все меры предосторожности, пробрался в пещеру, где его ждали Гордиенко и Клименко. Он передал им приказ Льва, а когда собрался в обратный путь, товарищи стали готовиться к закладке зарядов в пробитый ими шурф.
Шарфюрер Груббе начал службу в войсках СС еще до польской кампании. Он был ревностным и исполнительным служакой, и потому именно его команде было поручено наблюдение за тайным ходом из подземелья, которым, по данным гестапо, могли воспользоваться партизаны отряда "Красное Знамя".
Ночью, когда дежурил сам Груббе, в расщелине, куда выходил тайный лаз, появилась человеческая фигура. Партизан двигался осторожно, стараясь держаться в тени, отбрасываемой стеной расщелины, замирая и припадая к земле при подозрительных шорохах. Но его заметили, и теперь Груббе, зловеще ухмыляясь в темноте, ждал, когда партизан достигнет намеченной им, Груббе, черты.
Когда это случилось, шарфюрер нажал кнопку, и яркий свет залил человека с головы до ног. Партизан застыл на месте. Раздался окрик: "Бросай оружие! Руки вверх!"
Груббе ожидал сопротивления, и по его команде четыре солдата выдвинулись вперед, едва не уперлись стволами автоматов в партизана. Но человек стоял с поднятыми вверх руками, не помышляя, видимо, о борьбе. Человеку приказали идти вперед, но он не шевельнулся, и понадобился удар прикладом, чтоб заставить его двигаться.
Когда захваченного в плен партизана доставили в находившееся в километре от расщелины помещение поста, охранявшего туннель со стороны Понтийска, он, не проронивший до того ни слова, вдруг на чистейшем немецком языке потребовал представить его какому-нибудь офицеру. Груббе поначалу опешил, но вывести шарфюрера из равновесия было не просто.
Он молча смерил партизана тяжелым взглядом с головы до ног и, не поворачиваясь, сказал стоявшему у двери эсэсману:
- Послушай, Фридрих, сообщи унтерштурмфюреру Клодту, что с ним мечтает встретиться большевик из подземелья.
Когда появился низенький, приземистый здоровяк унтерштурмфюрер, Груббе доложил ему, что захваченный его командой партизан пожелал видеть непременно офицера...
- Шарфюрер ему, видите ли, не годится, черт возьми, - добавил Груббе. - Но по-немецки он говорит вполне прилично, унтерштурмфюрер.
- Помолчите, Груббе! - тонким, писклявым голосом приказал офицер и обратился к партизану. - Ну, что тебе нужно? Говори!
- Прикажите шарфюреру оставить нас вдвоем, - спокойно сказал партизан.
- Вы его обыскивали, Груббе?
- Так точно, унтерштурмфюрер! Нашли пистолет. Вот он!
- Больше ничего нет? - настороженно поглядывая на партизана, спросил унтерштурмфюрер.
- Нет, - ответил Груббе.
- Тогда оставьте нас вдвоем, шарфюрер...
Когда Груббе по приказанию Клодта вернулся в помещение, он поразился той перемене, что произошла с партизаном. Шарфюрер был поражен надменным видом, с которым захваченный им человек, развалившись на стуле, поглядывал на вытянувшегося перед ним толстяка Клодта и пускал при этом дым сигареты прямо в лицо унтерштурмфюреру.
- Вызовите машину, Груббе! - приказал Клодт и покосился на партизана. - Необходимо доставить...
Тут он замялся.
- Партизана, унтерштурмфюрер, - насмешливо подсказал человек.
- ...Доставить в гестапо! Приказ самого Вайсмюллера.
- Это нижнему чину сообщать необязательно, - строго заметил "партизан". - Поедемте, шарфюрер. Я надеюсь, что лучшего провожатого, нежели этот бравый эсэс-шарфюрер, у меня никогда не будет.
- Нет, - сказал Вайсмюллер. - Шестого не трогайте, штурмфюрер. Он нужен как исполнитель в операции "Монблан". Вы ведь знаете, что это роль кандидата на тот свет, а вы еще нужны нашей партии на грешной земле, штурмфюрер.
- Что же вы предлагаете? Ведь Пекарь погиб от бомбы? Я могу, конечно, сообщить об этом Щербинину, но это его не успокоит, он будет по-прежнему искать в отряде агента гестапо. А мне для завершения операции нужны спокойная обстановка и развязанные руки.
- Я дам вам выход. Можете раскрыть моего человека, которого я ввел в отряд без вашего ведома. Вот материалы на него.
Вайсмюллер протянул Угрюмому папку. Тот раскрыл ее и стал рассматривать фотографию.