За три месяца, проведенных в аббатстве, у меня появилась уйма знакомых. Особенно я сблизился с братьями Бюро – Жаном и Марком. Жан – старший. Ему около двадцати пяти, на голову ниже меня, коренастый и мускулистый, как кузнец. Марку около двадцати, он повыше, но такой же коренастый и упрямый, как брат. Они из Бретони, а во Франции говорят, что легче переупрямить стадо ослов, чем одного бретонца.
Оба – фанатики артиллерии, буквально бредят пушками и готовы говорить о них часами. У них чуть до драки не доходит, когда обсуждают преимущества зажигательных снарядов над каменными или чугунными. Рецепты пороховых смесей, особенности применения пушек в полевых условиях и во время осадных работ – вот темы, что волнуют их больше всего на свете.
Из пяти пушек, что имеются в аббатстве, три отлиты братьями. Пусть у них небольшой калибр, и оттого орудия способны метать лишь двадцатифунтовые ядра, какими не разрушить крепостных стен. Для незваных гостей за глаза хватает подобных "подарков", а монастырь по праву гордится собственными пушечными мастерами.
До сих пор в Европе не существует единой концепции артиллерийского дела, а пушки считаются чем-то вспомогательным. В ходу орудия из металлических полос, сваренные вдоль и для надежности обитые железными обручами. Находят применение пушки с одноразовыми стволами из дерева, даже из толстой бычьей кожи. Вдобавок мастер, отливший пушки, сам и палит из них по врагу.
Считается, что лучше родителя никому с орудием не справиться. А если совсем честно, то обыватели попросту боятся пушек, ведь ужасный рев, густые клубы вонючего дыма и поражающая мощь сразу наводят всех мало-мальски мыслящих людей на определенные выводы. А посему большинство испуганно крестится и трижды смачно плюет в грудь стоящего слева, ведь чем сильнее плюнешь, тем больше дьяволов одновременно поразишь!
Братья Бюро верят в светлое будущее только для литых артиллерийских орудий, все прочее – тлен и шелуха. Несмотря на молодость, Жан и Марк широко известны во всей провинции Анжу. Четыре из семидесяти мощных пушек, угрожающе выставивших длинные стволы со стен города-крепости Орлеана, отлиты именно "чудо-братьями". Не раз в монастырь прибывали сладкоречивые посланцы из крупных городов, пытались переманить вундеркиндов крупными деньгами, заманчивыми обещаниями. Всякий раз братья отказывались наотрез. Дело в том, что господин де Ортон является их крестным отцом, отец настоятель воспитал их после смерти родителей, дал образование. Что ж, воспитанники смогли его достойно отблагодарить!
Особенно окрепла наша дружба, когда я сшил сухожилия на левом предплечье младшему из братьев. Тот экспериментировал с пороховыми смесями, пытаясь получить порох с более быстрым сроком горения. И получил: острым краем осколка металлической вазы. Когда старший брат притащил Марка ко мне, я лишь досадливо присвистнул. Но медицина вновь явила нам маленькое чудо, и через месяц горе-изобретатель вовсю шевелил пальцами, выделывая разные непристойные фигуры. Когда-то и я был молодым, а потому смотрел на скачущего от радости юношу с понимающей улыбкой.
В последний месяц в гости ко мне зачастил отец Бартимеус: если раньше заходил в комнату время от времени, нынче появляется каждый вечер. Падре с удовольствием пьет травяной чай, рассеянно треплется на разные темы, перескакивая с одного вопроса на другой, как белка с дерева на дерево. Мы увлеченно сражаемся в шахматы, азартно лупим костяшками домино, но чаще просто беседуем.
За хитрыми глазами священника скрывается весьма острый ум, не раз он удивляет меня неожиданно точным комментарием к какому-либо событию или человеку. Если секретарь аббата заинтересовался каким-то вопросом, утаить от него что-либо практически невозможно. Именно он разрешил мне пользоваться библиотекой аббатства, даже брать в комнату не по одной, а по нескольку книг.
– Любопытный выбор, – вскользь замечает отец Бартимеус, небрежно вороша книги на моем столе.
Я постарался собрать все, что было по медицине. Вдруг да удастся найти для себя что-нибудь подходящее. Пока, увы, безрезультатно. Но замечание священника относится к путевым заметкам некоего отца Сибаруса, весьма достойного бенедиктинца, что сорок лет назад совершил путешествие в северные земли. Правда, дошел проповедник лишь до Польского королевства, но все равно, очень любопытно почитать.
– Что привлекает тебя в тех далеких землях? – любопытствует священник.
Я, немного помявшись, выкладываю ему свои размышления насчет Англии, как общего врага Франции и Руси. Он кивает, внимательно изучая мое лицо из-под полуопущенных век. Что-то ему от меня надо, ведь не просто так он ходит ко мне день за днем. Или просто рад новому лицу? Все разъясняется еще через неделю, когда мы засиживаемся далеко за полночь, беседуя о делах отвлеченных, но важных для любого настоящего мужчины. Судьбы родины, верность и честь, предательство и возмездие. Плавно разговор перетекает на вещи серьезные, поймав сосредоточенный, предельно собранный взгляд отца Бартимеуса, я настораживаюсь. Похоже, сейчас я узнаю, чем же вызван тот внезапно вспыхнувший ко мне интерес.
– Один из наших друзей в английском королевстве, – мерно сообщает священник, – недавно передал прелюбопытнейшие вести. – Он глядит на меня в упор, небрежно добавляет: – Ты, разумеется, понимаешь, что разглашать эти сведения нельзя?
Я твердо встречаю налившийся тяжестью взгляд:
– Прекрасно понимаю.
После небольшой паузы отец Бартимеус продолжает:
– Так вот, в окружении герцога Глочестера, дяди малолетнего короля Генриха и регента Англии, возникла мысль подготовить несколько групп молодых людей, необязательно дворянского происхождения, притом – любой национальности, для убийства дофина и любого члена семейства Валуа…
Я удивленно хмыкаю, в общем-то для меня данная мысль ничуть не нова, у нас в любой книге или фильме туда-сюда носятся целые толпы террористов. В Интернете у них десятки сайтов, того и гляди, скоро на телевидении откроют собственный канал. Но для здешнего времени мысль достаточно новая, чуть ли не прогрессивная, а потому я слушаю очень внимательно.
– …путем ли прямых атак в бою, – продолжает секретарь аббата, – или из засад, выстрелами из луков и арбалетов, ядом, организацией заговоров. Они не остановятся ни перед чем, тем более что не стеснены в деньгах. С момента выхода на задание группы абсолютно автономны, а подчиняются лишь герцогу Глочестеру.
– Базироваться будут только в Англии или еще и в герцогстве Бургундском?
– И во Фландрии, – мягко добавляет отец Бартимеус. – Также возможен вариант с одним из германских княжеств, хотя лично я в этом сомневаюсь.
Священник замолкает, глядит испытующе. Для умного сказано достаточно, а считай он меня глупым, вообще не затеял бы разговора. Наконец я прерываю молчание:
– У меня два вопроса, святой отец.
Тот молча кивает.
– Что я должен сделать, чтобы помешать англичанам?
Падре отвечает.
– И второй вопрос, почему именно я?
– Вопрос совсем легкий, – улыбается священник. – Отец Граншан прибыл вчера в аббатство. Он все уши прожужжал рассказом, как ты ради спасения его жизни справился с тремя вооруженными воинами, убив двоих из них, причем один был рыцарем.
– Случайность, – скептически бормочу я, мне ли не знать, как все было на самом деле. Священник потерял много крови, а потому наблюдал происходящее как бы сквозь туман. Представляю, какое бледное и испуганное лицо было у меня в той давней схватке.
– В тебе есть мужество, – очень серьезно замечает падре, – а остальное приложится.
Несколько минут обдумываю его слова, наконец заявляю:
– Я согласен.
– Знаю.
Священник молча прощается, мягко уходит. В дверях я останавливаю его последним вопросом.
– Отец Бартимеус, – говорю я серьезно, – мне не совсем понятен один момент. Могу ли я получить объяснение?
Холодные серые глаза изучают меня полминуты, легким кивком священник разрешает мне продолжать.
– Насколько я понял по предыдущей жизни, любая недосказанность опасна, – начинаю я, – мы вроде бы говорим об одном и том же, но я понимаю по-своему, а вот вы – иначе.
Священник молча рассматривает меня, я невольно ежусь. С его жизненным опытом, с превосходным знанием людей он должен видеть меня насквозь.
– Так вот, – упорно добиваюсь я ответа, – ответьте, вы же знаете, что я не самый ревностный христианин: почему вы выбрали именно меня?
– Скажи, Робер, – отзывается наконец отец Бартимеус, – разве в жизни мы пользуемся одними и теми же предметами для разных целей? Вяжем спицами, рубим топором, пишем гусиным пером, время от времени обмакивая его в чернила. Господь создал людей непохожими, чтобы Церковь находила среди них нужные инструменты для работы во славу Его. Простые монахи молятся за нас, вознося хвалу Иисусу. Монахи-воины в рядах рыцарских орденов сражаются во славу Божию, реками проливая свою и чужую кровь. Ученые в тиши монастырей придумывают способы усилить нашу Церковь. Тебе известно, конечно же, кто изобрел порох?
– Монах Бертольд Шварц, – тут же отвечаю я.
– Вот именно. Каждому человеку мы найдем должное применение, лишь бы он ненавидел врагов Франции и был верным сторонником дофина Карла.
– Я не подведу, – просто отвечаю я.
Так оно и будет. В прошлой моей жизни, которая осталась за горизонтом событий, Англия всегда была врагом России, тайным, а чаще явным противником. Стоит только вспомнить бесконечную череду войн и конфликтов, в которых мы сталкивались. А Турция, которая за английское золото бесконечно воевала с русскими? А мощный поток денег на революцию?