Четвертая стадия. Переделка
Однако в 1835 году, если не ошибаюсь, была основана газета "Пресса", и для нее я придумал роман-фельетон.
Правда, этот мой опыт не был удачным. Жирарден предоставил право на еженедельный фельетон, и я дебютировал "Графиней Солсбери", которая не принадлежит к моим лучшим произведениям.
Если бы фельетоны выходили каждый день, роман еще смог бы продержаться.
Еженедельный фельетон впечатления не производил.
Но, тем не менее, этот новый способ публикации приняли и другие газеты.
Газета "Век" прислала ко мне Денуайе.
Луи Денуайе был одним из самых старинных моих приятелей. С 1827 года мы с ним входили в литературную и политическую оппозицию. Вместе с Вайяном (мне неизвестно, что с ним стало) и Довалем (он погиб на дуэли) мы основали газету под названием "Сильф"; этот заголовок забыли и стали называть ее "Розовой газетой", потому что она печаталась на розовой бумаге, и благодаря этому цвету на нашу газету подписывалось много женщин.
От каких пустяков зависит успех!
Июльская революция убила "Розовую газету"! Мира́ убил Доваля. Будучи тогда вице-президентом национальной комиссии по присвоению воинских званий, я произвел Вайяна в унтер-офицеры и отправил в Африку, где, по всей вероятности, его убили арабы.
Мы с Денуайе не виделись очень давно: во-первых, я вернулся из долгого путешествия; во-вторых, сильно занятые люди встречаются редко.
Поэтому "Век" не мог выбрать более симпатичного мне посланца. Ведь Денуайе состоит при мне двадцать лет.
Мы условились, что я дам в "Век" роман в двух томах.
Я был широко известен как драматург и мало известен как романист.
В театре у меня, помнится, шли "Генрих III", "Христина", "Антони", "Нельская башня", "Тереза", "Ричард Дарлингтон", "Дон Жуан эль Маранья", "Анжела" и "Екатерина Говард".
Из книг я опубликовал только "Путевые впечатления. По Швейцарии", "Исторические сцены времен Карла VI", "Красную розу" и несколько фельетонов "Графини Солсбери".
У газеты "Век" было тридцать тысяч подписчиков.
Речь шла о том, чтобы добиться в ней успеха.
Я подписал с этой газетой контракт, оставлявший за мной выбор сюжета и обязывавший лишь к тому, чтобы роман не превышал двух томов.
Правда, газета торопилась.
Я обещал через месяц дать ей два тома.
Денуайе передал мое согласие в "Век".
Мне самому хотелось все выяснить, ибо я полагал, что "Капитан Поль" может иметь успех как драма, следовательно, он должен иметь успех и как роман.
Не из каждого романа можно сделать драму, но любую драму можно превратить в роман.
Какими прекрасными романами были бы "Гамлет", "Отелло", "Ромео и Джульетта", если бы Шекспир не сотворил их тремя великолепными драмами!
Итак, я принялся изучать флот с моим другом, художником Гарнере (позже он имел столь заслуженный успех, опубликовав свои "Понтоны").
Помимо этого, Гарнере взялся держать мои корректуры.
Через месяц пятиактная пьеса превратилась в двухтомный роман.
Теперь мы расскажем, как пьеса снова заскользила по волнам литературного океана и каким образом пробился "Капитан Поль", хотя он плыл на скромной посудине под названием "Пантеон", вместо того чтобы плыть на семидесятичетырехпушечном фрегате, именуемом Порт-Сен-Мартен.
Пятая стадия. Воскресение
Отвергнутую Арелем пьесу я отнес моему другу Порше.
Нет необходимости, дорогие читатели, рассказывать вам, что представляет собой мой друг Порше; если вы знаете меня, то знаете и его; если вы с ним незнакомы, то откройте мои "Мемуары" на страницах, посвященных 1836 году, и познакомьтесь с ним.
- Мой дорогой Порше, сохраните у себя эту пьесу, - сказал я ему. - Арель не хочет ее брать; мадемуазель Жорж не желает в ней играть; Бокаж тоже ее отверг. Но другие эту пьесу возьмут.
Порше покачал головой.
Он не мог поверить, что три таких светила, как Арель, Жорж и Бокаж, ошибались.
Он, естественно, предпочел бы думать, что ошибаюсь я.
Но это не имело значения! Поскольку "Капитан Поль" много места не занимал и прокормить его ничего не стоило, Порше просто сложил все пять действий вместе и убрал их к себе в шкаф.
Там они преспокойно дремали целых пять месяцев, до тех пор пока "Век" не объявил о "Капитане Поле", двухтомном романе Александра Дюма.
При первой же нашей новой встрече Порше спросил меня:
- Кстати, не должен ли я вернуть вам вашего "Капитана Поля"?
- К чему, Порше?
- Разве он не публикуется в "Веке"?
- Как роман, Порше, но не как пьеса.
- Дело в том, что, если он появится в виде романа, его будет намного труднее пристроить, чем если бы он вообще не появился на свет.
Бедный "Капитан Поль"! Видите, в какое безвыходное положение он попал.
- Трудно пристроить?! - переспросил я Порше. - Наоборот, это принесет ему известность.
Порше покачал головой.
- Порше, выслушайте внимательно то, что вам говорит Нострадамус: придет время, когда книгоиздатели не захотят публиковать ничего, кроме книг, уже напечатанных в газетах, а директора театров пожелают ставить только пьесы, извлеченные из романов.
Он снова покачал головой, но упрямее, чем в первый раз.
Я расстался с ним.
"Капитан Поль" открыл в газете "Век" серию успехов, которых впоследствии я добился публикацией романов "Шевалье д’Арманталь", "Три мушкетера", "Двадцать лет спустя" и "Виконт де Бражелон".
Эти успехи были столь впечатляющи, что газета "Век", рассудив, будто подобных у меня уже никогда не будет, обратилась к Скрибу, предложив ему контракт, в котором не была проставлена сумма.
Скриб удовольствовался тем, что за каждый том запросил на две тысячи франков больше, чем получал я.
Перре счел требование Скриба столь скромным, что в ту же секунду подписал контракт.
Скриб напечатал роман "Пикилло Аллиага".
Однако вернемся к "Капитану Полю".
Несмотря на успех романа "Капитан Поль", директора театров не набрасывались на пьесу.
Порше торжествовал.
Всякий раз, когда я его встречал, он меня спрашивал:
- Как поживает "Капитан Поль"?
- Подождите, - говорил я.
- Вы прекрасно понимаете, что я жду, - отвечал он.
В 1838 году великое горе заставило меня уехать из Парижа и искать одиночество на берегах Рейна.
Находясь во Франкфурте, я получил письмо от одного из моих друзей, который писал:
"Мой дорогой Дюма!
Только что в театре "Пантеон" поставили Вашего "Капитана Поля". Давали ли Вы на это Ваше согласие?
Если Вы и дали свое согласие, то каким образом?
Если Вы его не давали, то как Вы можете это терпеть?
Черкните мне словечко, и я берусь прекратить это безобразие.
Ваш Ж. Д.
P. S. Поговаривают, будто никто не верит, что это Ваша пьеса, и поэтому в фойе выставлен ее рукописный оригинал".
Я даже не ответил на это письмо.
Бог мой! Какое значение имел для меня этот "Капитан Поль", какое мне было дело до всей этой театральной иерархии - Пантеон или Комеди Франсез!
Все сложилось так, что представления "Капитана Поля" шли своим чередом, никому на свете не мешая, а хор моих безутешных друзей, воздевая руки горе, стенал:
- Бедняга Дюма! Он дошел до того, что вынужден ставить свои пьесы в Пантеоне.
Я могу сказать, что если есть на свете человек, которого жалели столь горестно, то это я.
Я не просто исписался - я вышел из моды.
Я не просто вышел из моды - я умер!
Никто даже не думал пожалеть меня потому, что я понес невосполнимую потерю.
Я потерял мать.
Но все жалели меня потому, что мою пьесу поставили в Пантеоне.
О Боже! Какой же великолепный характер ты мне дал, что я не стал бо́льшим мизантропом, чем мизантроп Мольера, бо́льшим Альцестом, чем Альцест, бо́льшим Тимоном, чем Тимон!
Я вернулся в Париж.
"Капитан Поль" сошел со сцены. Было дано всего каких-нибудь шестьдесят представлений.
Но о моей пьесе все еще говорили.
Никогда раньше у современной литературы не было столь жалостливого сердца.
Порше думал, что я бешено на него зол.
Наконец он решился меня проведать.
Как обычно, я его принял с открытыми объятиями, с открытым сердцем и с открытым лицом.
- Значит, вы на меня не сердитесь? - спросил он.
- Почему я должен на вас сердиться, Порше?
- Из-за "Капитана Поля".
Я недоуменно пожал плечами.
- Сейчас я вам все объясню, - сказал Порше.
- Что именно?
- Почему вашу пьесу поставили в Пантеоне.
- Ни к чему.
- Нет, я объясню.
- Вы настаиваете на этом?
- Да, дорогой мой. Вы сделали доброе дело, сами того не подозревая.
- Тем лучше, Порше! Быть может, Бог зачтет мне это.
- Вам известно, что директор Пантеона - Теодор Незель?
- Ваш зять?
- Да.
- Этого я не знал.