Робину казалось, что он слышит удары грома, так сильно сердцебиение отдавалось в его ушах. Но вскоре до него издалека донесся какой-то звук. Это был не тот звук, который он ожидал услышать, - скрип ступеньки или удар о сундук или табурет - а странный гул, похожий на жужжание пчел над ульем, становящийся то громче, то тише, а на краткие секунды иногда прерывавшийся вовсе. С их приближением громкость увеличивалась, достигнув высшей точки, когда Грегори осторожно повернул ручку двери и открыл ее. Звук шел снизу.
- Тише! - шепнул Грегори.
Он опустился на колени, и в стене, к которой почти прикасались их лица, появился луч света. Стена оказалась створками дверей. Грегори потянул одну из них к себе. Щель расширилась, и Робин увидел внизу большую домашнюю часовню. Дверь находилась у ее потолка, и если бы юноша сделал шаг вперед, то свалился бы на каменный пол, находящийся сорока футами ниже. На алтаре горели свечи, и маленькая группа людей стояла, преклонив колена. У алтаря, спиной к ним, священник в облачении произносил нараспев слова мессы, а молящиеся хором отвечали ему. Среди них были Энтони Бейбингтон, Барнуэлл, в дикой спешке примчавшийся прошлой ночью в Хилбери, несколько других гостей, а на первой ступеньке алтаря стоял, опустившись на колени, молодой солдат - Джон Сэведж.
Робин искал глазами сэра Роберта и Хамфри, но никого из них не увидел. Священник поднял с алтаря какой-то предмет, встал с колен и повернулся к своей пастве. Если бы Грегори не сжал изо всех сил плечо Робина, у него бы вырвался громкий крик. Ибо человек в облачении священника был никем иным, как щеголеватым хвастуном, капитаном Фортескью.
- Смотрите внимательно! - прошептал мистер Грегори.
Священник поднял перед молящимися сверкающий сталью кинжал. Подержав его несколько секунд, он спустился к Джону Сэведжу, склонился над ним и произнес по латыни:
- Возьми это освященное оружие! Да послужит оно Господу!
Робин понял, что капитан Фортескью в рясе священника был совсем иным человеком, нежели в расшитом золотом плаще.
Джон Сэведж почтительно взял кинжал, поцеловал его и спрятал в ножны сбоку. Когда священник, протянув руку, начал произносить благословение, мистер Грегори из Лайма закрыл дверь.
- Давайте поспешим! - сказал он.
Молча и быстро они двинулись по коридорам в обратный путь. Когда они вновь оказались в спальне Робина, некоторое время никто не произносил ни слова. Робин упал в кресло и закрыл лицо руками.
- Так вот что таится за этой неделей развлечений и за протестантами и католиками, варящимися в общем котле, - наконец, заговорил он. - Подлое предательство!
- Совершенно верно, - невозмутимо подтвердил мистер Грегори.
- Значит, "она", о которой Барнуэлл говорил прошлой ночью…
- Королева, - кивнул Грегори. - Барнуэлл ходил во дворцовые сады у реки в Ричмонде. Из-за доброжелательности ее величества там может гулять весь мир. Негодяй ходил туда, чтобы определить, за каким кустом будет прятаться убийца.
- И королева подошла к нему?
- Подошла и сказала: "Видите - я не вооружена". Она лишена чувства страха и ходит без охраны.
- А этот кинжал? - воскликнул Робин.
- Кинжал освятил мистер Боллард, священник-иезуит, прибывший недавно от этого достойного англичанина, кардинала Аллена из Реймса, - с презрением сказал мистер Грегори. - Но не бойтесь, мистер Обри! Кинжал не найдет дорогу к сердцу королевы. - Он опустил руку на плечо Робина. - Ее верные слуги позаботятся об этом.
Робином овладело гнетущее ощущение собственной неполноценности. Другие люди трудились ради королевы, охраняли ее, жертвовали для нес своими жизнями и состояниями, нося на лице маску равнодушия. А он даже не мог скрывать свои эмоции - ему еще предстояло научиться этому искусству.
- Как же я смогу завтра смотреть им в глаза? - воскликнул он.
- Думаю, что завтра их здесь не будет, - ответил Грегори. - Вы встретите сэра Роберта, мистера Хамфри, вашего доброго друга, мистера Хорька - разумеется, все они невинны, как младенцы. Но ваше лицо не должно открыть им то, что вам известно, мистер Обри. А остальные, в том числе священник, отправятся в Лондон.
Мистер Грегори из Лайма оказался прав. Когда Робин спустился к завтраку, он обнаружил, что количество гостей сэра Роберта уменьшилось за счет отсутствия Бейбингтона, Барнуэлла, Джона Сэведжа, капитана Фортескью и еще нескольких человек. Дела призвали их в Лондон.
Глава 8. Лучший план
В субботу, в полдень, Синтия Норрис и Робин Обри стояли на гравиевой дорожке позади Хилбери-Мелкум. Все утро они были заняты репетицией и сейчас ожидали, что звук трубы пригласит их к обеду. Сад спускался крутыми террасами к ручейку внизу долины, чье мелодичное журчание достигало ушей юноши и девушки. В центре изумрудно-зеленой поверхности каждой террасы находился продолговатый пруд с лилиями и фонтаном, окруженный каменным парапетом, а по краям располагались лестницы с высокими урнами по бокам. С каменных стен сзади свешивались белые ломоносы и алые розы. На светло-голубом небе сверкало солнце.
- Это наш последний день вместе, - промолвила Синтия, не пытаясь скрыть тоску, звучавшую в ее голосе.
- Надеюсь, мы расстанемся ненадолго, - ответил Робин.
Хотя между ними не было произнесено ни единого слова любви, они говорили с серьезностью, присущей влюбленным.
- Вы уезжаете завтра? - спросил Робин.
Синтия сообщила ему о приготовлениях к отъезду. На рассвете повозка заберет багаж ее и ее кузины.
- Оливия и я отправимся верхом после завтрака. Я пообедаю в доме Оливии, а дальше поеду одна.
- У меня есть лучший план, - заметил Робин, глядя вниз, в сторону ручья. Синтия внезапно рассмеялась.
- По-моему, сэр, вы уже в колыбели строили планы, как усовершенствовать качалку. А когда у вас начали резаться зубы - это было совсем недавно, верно? - вы, безусловно, придумали, как их побыстрее вытянуть с помощью припарок. Ну, хорошо, послушаем, что вы замыслили на мой счет!
Увы! Прежде чем она успела это услышать, прозвучала труба, призывая их к обеденному столу.
- У нас больше нет времени! - воскликнул Робин. - Почему мы всегда должны есть?
- Потому что пироги из воздуха могут удовлетворить только…
Прежде чем Синтия успела окончить фразу, Робин быстро повернулся к ней.
- Кого?
Покраснев, Синтия попыталась скрыть смущение смехом.
- Угадайте сами, - быстро сказала она, смутившись еще больше.
Беспомощно оглядевшись, девушка увидела сквозь окна, что большой холл полон людей, и ей захотелось поскорее уйти.
- Что это за лучший план? - поспешно спросила она. - Когда я услышу о нем?
- Сегодня вечером, если пожелаете.
- Пожелаю.
Робин поглядел вниз.
- Тогда на третьей террасе, - сказал он.
- Она отсюда не видна, - пожаловалась девушка.
- И из окон тоже. Поэтому я ее и выбрал, - объяснил Робин, и кровь снова прилила к щекам Синтии.
- Когда пьеса кончится… - начал он.
- Будут поздравления и опять еда и питье.
- И такие шум и суета, что ничье отсутствие не окажется замеченным.
- А в саду будут лунный свет и тишина, - торжественно произнесла Синтия.
- Итак, на третьей террасе, - резюмировал Робин. - Там как раз за тисовой изгородью есть скамейка…
- Да, и в дальнем конце пруда с лилиями статуя Меркурия, готового к полету, - лукаво улыбнулась девушка. - Это предупреждение.
- Притворство - он никогда не полетит, - ответил Робин. - Я буду ждать на скамейке.
Синтия внезапно рассмеялась.
- В кожаной куртке и широких штанах?
Робин засмеялся в ответ.
- Мистер Стаффорд написал мне мою роль, и я учил ее очень тщательно. Теперь я знаю этот персонаж лучше, чем он, который его придумал. Этот слуга не Карло Мануччи! Такие, как он, ухаживают за девушками, переодевшись в платье своих хозяев.
Синтия покатилась со смеху.
- Значит, на третьей террасе, Карло. Я приду, чтобы услышать о вашем плане.
- И еще три слова, дорогая, - тихо произнес Робин. - Но три слова, длинные, как жизнь, а если захочет Бог, то еще длинней.
И снова "свойственная влюбленным серьезность стерла улыбки с их лиц.
Пообедав на скорую руку, актеры удалились переодеваться. Никакая девушка не прихорашивалась столько перед зеркалом, как Робин в тот вечер. В саду он мог завоевать величайшую награду. Юноша не считал себя достойным се, но, по крайней мере, он намеревался выглядеть таковым. Робин надел розовый бархатный камзол, штаны того же оттенка и светлые чулки; маленький воротник был расшит золотом, а розы на туфлях - серебром; руки были заняты парой перчаток. Когда Робин спустился в длинную галерею, все актеры уже собрались. Судя по царившей неразберихе, могло показаться, что пьеса не будет подготовлена и через месяц. Но даже в этой суете мистер Стаффорд нашел время возмущенно воздеть руки к небу при виде Робина, превратившись на момент в наставника в доме миссис Паркер.
- Вы же слуга, сэр! Ваше упрямство губит всю пьесу! Вы же Джек Дудл, слуга, и должны появиться первым! Клянусь Богом, маска погублена!
Робин серьезно покачал головой.
- Я следую тексту, мистер Стаффорд. Вы же сами его сочинили. Я вбегаю в большой зал, где сэр Роберт и его гости заканчивают ужин…
- Не вы, а Джек Дудл, сэр.
- Джек Дудл сразу же произносит ваши восхитительные строки, мистер Стаффорд. В них ощутим сам дух поэзии.