5
Мистер Эшли, глава торгового дома в Петербурге, вывозил в Англию лес, сало, а в Скандинавию и Северную Германию пшеницу. Восточными рынками и русским миткалем он не интересовался… И вдруг осенью 1835 года он отправился в Оренбург, чтобы, как говорилось в его ходатайстве о выдаче подорожной, "познакомиться с условиями торговли среднеазиатской и возможностями моего торгового дома в ней участия". В Москве мистер Эшли, осмотрев Кремль и посетив соборы, направился в трактир Палкина и за стерляжьей ухой долго беседовал с мистером Петерсоном, преподавателем английского языка в частном пансионе мадам Гризе.
В Оренбурге мистер Эшли подъехал прямо к дому Деева и был на крыльце встречен хозяином с превеликим почетом.
Свой первый визит англичанин нанес военному губернатору, а затем объехал и прочих начальствующих и именитых лиц Оренбурга.
Перовскому он вручил рекомендательные письма от знатных особ столицы и просил помощи и покровительства. Перовский принял его вежливо, обещая содействие, и лишь только гость удалился, приказал установить за ним неослабный надзор.
Значительную часть времени Эшли посвятил осмотру Менового двора, где объяснения давал ему Деев.
В Евангелической миссии Эшли был принят, как важная персона.
Эшли передал Джеймсону толстый, запечатанный сургучом пакет и отсчитал тысячу фунтов стерлингов, преимущественно мелкими купюрами.
- На просвещение язычников, Джеймсон! - многозначительно улыбнувшись, сказал Эшли.
Джеймсон спрятал деньги в стальной шкаф и достал из него канцелярские книги. Однако то не были бухгалтерские гроссбухи… На переплете одной значилось "Перовский", на другой - "Генс", далее - "Никифоров", "Карелин", "Виткевич".
Книги с морским кодом на кораблях флота его величества переплетены в свинец, дабы их можно было утопить в случае опасности захвата корабля врагом. Переплеты книг Джеймсона были пропитаны особым составом, быстро воспламеняющимся. Книги содержали особые сведения и были настолько интересны, что мистер Эшли погрузился в них с головой и читал их несколько часов не отрываясь…
А по прочтении он спросил, что известно о новой крепости на берегу Каспия. Мистер Джеймсон вынужден был признаться, что его людям еще не удалось там побывать.
Но зато Джеймсон мог похвастать тем, что залучил к себе приезжавшего в Оренбург родственника эмира бухарского - некоего Абдул Керима, расспросил его о делах бухарских…
Тут Эшли сердито прервал:
- О делах бухарских мы хорошо осведомлены через Вольфа и Бернса!
- Абдул Керим теперь наш. человек, - возразил Джеймсон и, когда в Бухаре опять появится русский эмиссар…
- Вы точно знаете, - снова прервал Джеймсона Эшли, - что новый русский эмиссар отправится в Бухару?
- Демезону не удалось установить прочные связи в Бухаре; следовательно, туда пошлют еще кого-либо…
- Ах, это только ваше предположение!.. Хорошо, так что же с этим Абдулом?
- Он взялся настроить эмира против русских эмиссаров и, если кто-либо из них объявится в Бухаре, будет ему всячески препятствовать…
Эшли одобрительно кивнул головой, но подумал, что печальный результат затеи с мнимыми афганскими послами в Тифлисе не вселяет большой веры в способность этих азиатов провести русских…
Пробыл мистер Эшли в Оренбурге всего три дня и, помимо всего упомянутого выше, занимался также и шахматами: сыграл несколько партий с переводчиком миссии, шотландцем Мак Грегором.
Одна партия была весьма примечательна. Черные, которыми играл шотландец, казалось, уже добились победы. У них было серьезное позиционное превосходство и материальный перевес. Черный король должен был вот-вот восторжествовать. И вдруг! Вдруг белая пешка прорвалась вперед, и положение на доске круто изменилось. Еще два хода, и под угрозой мата черные сдались.
- Запомните эту партию, молодой человек, - удовлетворенно сказал Эшли. - Мы с вами разыграли замечательный старинный этюд: черный король на вершине славы, и вдруг жалкая пешка наносит ему смертельный удар! Я пришлю вам этот этюд, изучите его, он может вам очень пригодиться…
Эшли уехал, а через несколько дней стало известно, что Деев снаряжает в Бухару большой караван.
6
Абдул Керим был значительно умнее и хитрее, нежели предполагали мистер Джеймсон и его сотрудники. Хаким-бек, кушбеги Бухары, избрал Абдул Керима для очень тонкой и деликатной миссии: разузнать, что же намерены делать русские? Пойдут ли войной против Хивы? Постройка крепости на Каспии предвещала близость такого похода…
А если русские двинутся на Хиву, как отнесутся к тому англичане? Как быть самой Бухаре, к которой с севера тянутся русские, а с юга Англия?
А тут еще с юга, из-за Оксуса, явился в Бухару некий Абдул Самед-хан - он бежал из Кабула от гнева Дост Мухаммеда. Не распространяясь о причине размолвки с кабульским владетелем, прибывший похвалялся, что он хорошо знаком с европейским военным искусством. Кушбеги рекомендовал Абдул Самед-хана эмиру, который и назначил его главнокомандующим своей армии. В оплату за услугу афганец начал плести интриги против кушбеги, обвиняя его в тайных сношениях с Англией. А кушбеги подозревал, что с англичанами связан сам Абдул Самед (не зря же он бежал из Кабула!) - и тогда-то и решил послать в Оренбург Абдул Керима.
Обещав Джеймсону быть ему верным слугой и подальше припрятав полученные золотые, Абдул Керим отправился на Меновой двор и принялся шататься по базару, где и был замечен людьми из Пограничной комиссии. Когда его задержали, он представился как родственник бухарского эмира и сказал, что прибыл по торговым делам.

Дост Мухаммед-хан
Генсу уже было известно, что бухарец успел посетить "святых пастырей" в Евангелической миссии. Но он, конечно, не стал об этом говорить, продолжал любезно расспрашивать о здоровье эмира, кушбеги, о самочувствии самого гостя, о том, удачно ли прошло его путешествие…
Беседа протекала чинно, и чашка чая за чашкой осушалась хозяином и гостем…
- Что же ему все-таки нужно? - думал Генс. Абдул Керим, ставя пустую чашку на блюдечко, с невинным видом, как бы невзначай спросил:
- Я видел, возводится новая оборонительная линия впереди реки Урал - она дойдет до самого Кизил-Таша?
Генс, наконец, "открыл дверь понимания" мыслей своего собеседника.
- Добрый хозяин всегда ставит забор, чтобы волк не похищал овец, - сказал председатель Пограничной комиссии.
- Хоп якши, - промолвил Абдул Керим, поглаживая бороду. - На базарах от Коканда до Ургенча, от Ташкента до Балха толкуют: скоро-скоро русские сарбазы выйдут из новой крепости и пойдут на Хиву.
- Наш великий государь, да продлит господь его дни, справедлив и терпелив. Но бесчинства хана Аллакули переполняют чашу терпения. Хивинцы грабят бухарские караваны…
Абдул Керим горестно вздохнул:
- В прошлом году эти степные разбойники разграбили караван, где были и мои верблюды.
- Ваши убытки, почтенный Абдул Керим, отзываются больно в нашем сердце. Волк труслив: он нападает, когда жертва беззащитна… Наш великий государь, да ниспошлет господь ему долгие годы, пришел на помощь султану, когда нечестивый паша египетский поднял руку на своего падишаха. Защиту всегда найдет тот, кто в ней нуждается.
Долго еще текла беседа, в недомолвках, намеках, в изощрениях восточного лукавства. Генсу было понятно, что Абдул Керим прислан разведать, будет ли поход на Хиву. Абдул Керим сделал свой вывод: русские не намерены без конца терпеть хивинские бесчинства.
Генс показал бухарцу книгу Бернса:
- Вот это написал про священный город, крепость ислама и веры, тот. инглиз, который был у вас три года назад.
Абдул Керим сказал, что об этой книге в Бухаре ничего не знают, и эмир, да будет им доволен бог, разгневается: он запретил инглизу пользоваться бумагой и чернилами, чтобы нечестивый ференджи не мог ничего записать о Бухаре, но неверная собака обманула.
- Инглиз подсчитал, - сказал Генс, - сколько у эмира солдат и пушек, и сколько он получает дохода, и сколько людей в Бухаре.
Абдул Керим пришел в ужас.
- Проклятый соглядатай, да разроют псы могилу его отца!
- Так значит, инглиз Джеймсон ничего не сказал про эту книгу? - быстро спросил Генс.
И Абдул попался в ловушку.
- Ничего! - вырвалось у него раньше, чем он сообразил, что выдал тайну своего визита в Евангелическую миссию…
- Вот так всегда поступают коварные инглизы, - сказал Генс, делая вид, что не замечает смущения бухарца.
Абдул Керим поспешил уклониться от дальнейшей беседы…
Перовский думал о Виткевиче, можно ли ему поручить поездку в Бухару? Не заговорит ли в нем поляк сильнее, чем русский офицер?
Совсем недавно, принимая депутацию городского управления Варшавы, царь не дал ей говорить и потребовал, чтобы поляки перестали мечтать о независимой Польше. А если они будут упорствовать, то, сказал Николай, "по моему повелению здесь воздвигнута цитадель, и я вам объявляю, что при малейшем возмущении я прикажу разгромить ваш город, я разрушу Варшаву и уж, конечно, не я отстрою ее снова…"
Речь эта наделала много шума в Европе; журналы и газеты, сочувствовавшие полякам, обрушились на царя. Захочет ли поляк служить власти, которая так поступает с Польшей?
Перовский, человек благородной натуры, истинно просвещенный, понимал душевные переживания Виткевича.