- Почему же ты поверил, что у нас, в Бухаре, такие порядки, что можно убивать гостей из чужих стран! А теперь скажи нам, что это у тебя за книга?
Вольф, ждавший такого вопроса, живо ответил, что это арабский перевод одной замечательной книги об удивительных приключениях некоего Робинзона Крузо и он просит милостивого разрешения поднести книгу эмиру. Эмир кивнул головой, и махрамы взяли книгу и передали ее эмиру.
Аудиенция окончилась милостивым разрешением оставаться Вольфу в Бухаре, сколько ему будет угодно.
9
Вольф знал, что Нассыр-Улла создал целую систему надзора за своими подданными: слуги подслушивали, что говорили их господа даже в постели; мальчишки на улицах ловили каждое слово, и эмир получал и сам читал донесения. Соглядатаями был окружен и Вольф, почему он и был весьма осторожен. А чтобы невозможно было подслушать, что он может вслух сказать во сне, он на ночь укрывался с головой…
Вольф посещал крытые базары, вступал в разговоры с купцами и ремесленниками, заходил в караван-сараи, подолгу сидел в чайханах…
Однажды он беседовал в чайхане с купцом, с которым его свел Акбар-ходжа и который собирался в Оренбург во главе каравана, нагруженного каракулем, шелками, коврами, хлопком. Вольф расспрашивал, кого знает купец в Оренбурге, с кем ведет торговые дела и известен ли ему человек по имени Деев.
Тут в чайхану вошел какой-то человек, по виду афганец, и обратился по-персидски к Вольфу:
- Ты, неверный, уже успел обольстить эмира! Но если бы он отдал тебя в мои руки, я бы живо расправился с тобой своей саблей!
Купец прервал афганца:
- Уходи и не тронь ференга: он дервиш!
- Дервиш! - саркастически воскликнул афганец. - Я знаю этих английских дервишей! Они приходят в страну, высматривают все в горах и долинах, в озерах и реках, находят удобные пути и возвращаются домой. Там они все сообщают господину по имени Компания, и он посылает солдат, и они завоевывают страну!
С этими словами афганец быстро вышел из чайханы, вскочил на коня и уехал.
Купец просил Вольфа не придавать значения словам неотесанного грубияна, жителя диких гор. Вольф вежливо согласился, но про себя решил узнать, что это за афганец и кто его подослал… Однако ни Акбар-ходжа, с которым Вольф окончательно подружился, ни владельцы каравансараев, которых он расспрашивал, ничего не знали о таинственном афганце.
Как-то в бедной чайхане вблизи самаркандских ворот Вольф расспрашивал нищего - дервиша из Самарканда, - как выглядит теперь некогда славная столица Тимура.
Дервиш, узнав, что Вольф инглиз, внимательно поглядел на него и сказал:
- Инглизы - это теперь Тимур! Они - потомки Чингисхана, и они покорят весь мир!
Слова дервиша услышал сидевший неподалеку туркмен.
- Русские будут покорителями всего мира, - обратился туркмен к Вольфу. - Они возводят сильную крепость посреди моря, недалеко от Хивы… Ислам погиб!
Тут заговорил еще один дервиш, с другого конца чайханы:
- Великие муллы Самарканда утверждают, что Руссия - это Гог и Магог, и великий дервиш Амир-Султан предсказал, что урусы завладеют миром… Скоро, скоро они захватят Ташкент, Коканд, Ургенч, а потом настанет очередь и Бухары!..
Вольф, с большим вниманием выслушавший все это, ничего не сказал и внимательно оглядел туркмена. Дервиш из Самарканда рассмеялся:
- Против инглизов руссы ничего не сделают! Вся Индия уже в руках инглизов. Они убили русского посла в Тегеране, и русский падишах не смог им отомстить!
Туркмен махнул пренебрежительно рукой:
- Ты не знаешь руссов! А я их знаю, я был в Оренбурге и в Казани…
Вольф подозвал хозяина чайханы, заплатил ему и вышел на темную улицу. Пройдя десяток шагов, он остановился у глухого дувала и стал поджидать, пока из чайханы выйдет туркмен…
Через два дня из Бухары вышел тот караван, один из погонщиков которого - туркмен - взял в Оренбурге расчет и посетил Евангелическую миссию на окраине города.
… Проведя в Бухаре свыше двух месяцев, Вольф отправился в Кабул.
10
От старшего султана-правителя средней части жуза прискакал гонец с извещением, что казахи Джагалбайлинского рода напали на аулы соседнего рода, ограбили их и угнали более восьми тысяч лошадей. Состоявший при султане-правителе чиновник Пограничной комиссии сообщил, что по собранным сведениям, подстрекал джагалбайлинцев какой-то старик, не то узбек, не то афганец, будто бы прибывший из Бухары и даже побывавший в Оренбурге.
Сухтелен и Генс склонны были видеть в этом происшествии английские происки. Решено было, что Генс лично отправится в степь для расследования всех обстоятельств дела в сопровождении Виткевича.
Собрав старейшин обоих родов, Генс заставил их примириться и дать клятву, что они прекратят междоусобицу. Похищенные лошади были возвращены владельцам, и большой праздничный той заключил процедуру примирения.
Генс и Виткевич остались в стане старшего султана-правителя, чтобы расследовать одно странное дело.
Чиновник Пограничной комиссии при султане-правителе поручик Аитов передал Генсу пакет с бумагами, которые были отобраны у одного казаха, захваченного во время преследования похитителей лошадей. Бумаги оказались письмами офицера Карелина, посланного на берега Каспия для рекогносцировки. Правда, письма были частные, Карелин писал их родным в Москву, но, видимо, не успел отослать. Все же необходимо было дознаться, как же письма очутились у казаха. Аитов привел его в юрту, в которой помещались Генс и Виткевич.
Казах, молодой парень лет двадцати пяти, немного знавший по-русски, сразу же ответил:
- Пакет передал мне один татарин из Оренбурга, приказчик какого-то купца.
- А откуда ты его знаешь, этого татарина? - спросил Генс.
- На Меновом дворе встретил его, когда лошадей продавали.
- И что же он велел делать с бумагами?.
Казах немного замялся… Генс и Виткевич переглянулись…
- Что ж, придется взять тебя в Оренбург, - сказал Виткевич.
Парень переступил с ноги на ногу, поглядел на свои сапоги и произнес:
- Он велел мне передать бумаги туркмену, который приедет в наш аул и скажет мне, что его прислал Джаффар из Ургенча.
- А потом что было?
- Татарин приказчик уехал, а мы все выехали из аула в степь.
- Григорий Федорович, - сказал Виткевич по-английски, - отпустим его, и пусть Аитов поручит своему человеку в том ауле последить за парнем.
Генс кивнул головой, и Виткевич сказал:
- Ладно, можешь ехать домой!.. Нет, нет, постой! Скажи-ка, имя этого приказчика знаешь?
- Абдулла Низамат.
- А как одет? Каков с виду?
С трудом подбирая слова, запинаясь, казах кое-как описал внешность приказчика. Ничего примечательного в описании не было: самый обычный татарин, в полуевропейском, полувосточном наряде - таких на Меновом дворе десятки.
Когда казах ушел, Генс, еще раз просмотрев письма, сказал Виткевичу.
- Даты на письмах, Иван Викторович, свидетельствуют, что писал их Григорий Силыч в степи, когда возвращался из рекогносцировки к морю. Там он их и потерял.
- Либо же их у него украли, Григорий Федорович, - а он их так и не хватился.
- Да, конечно! Ежели украли, думали похитить не частные письма Карелина родным, а его бумаги деловые, заметки, планы. Кому они надобны, понятно! А вот что за туркмен еще такой, как вы думаете?
Ни Генс, ни Виткевич, разумеется, тогда еще не знали о таинственном посетителе Евангелической миссии в Оренбурге, который прибыл из Бухары, а еще раньше в Бухаре в чайхане встретился с Вольфом. Поэтому Виткевич пожал плечами и сказал, что сперва надобно отыскать приказчика, а через него уж сыщется и туркмен.
11
Генс проехал прямо в Оренбург, а Виткевич задержался в промежуточном пункте Оренбургской линии, в небольшой крепостце Таналыкской. Сюда прибыла партия поляков, присланных из Польши для службы в войсках Оренбургской линии.
Виткевич увидел плохо одетых и обутых, истомленных длинной дорогой, ни в чем неповинных соотечественников, преследуемых только за то, что они сыны Польши…
Старые чувства вспыхнули в груди "черного брата"… И опять вспомнился ему Новосильцев и его слова:
- Все равно вы будете служить нам и делать то, что нам нужно, и суровая школа жизни заставит вас позабыть о Польше!
Нет, своей отчизны Виткевич не забыл и никогда не забудет, и страдания родного народа - это его страдания… Но что он может сделать?
В Таналыке служил рядовым поляк Кживицкий, известный Виткевичу по прежним посещениям Таналыкской крепости. Разыскав его, Виткевич дал ему пятьдесят рублей и приказал разделить между прибывшими.
Вернувшись в Оренбург, Виткевич рассказал о тяжелом положении виденных им соотечественников Томашу Зану.
- Я соберу для них что удастся, - сказал Зан, - и мы отошлем через Кживицкого.
- Нет, лучше я узнаю, на кого можно положиться. Пан Кживицкий что-то не понравился мне…
- Делай, как найдешь удобным. А как съездили в степь, что нового узнали?
Виткевич передернул плечами и сказал с легкой гримасой:
- Нынешнее мое пребывание в степи подкрепило мое убеждение: не тут, не у самой нашей линии, собака зарыта…
Зан засмеялся.
- Не смейся, право! - воскликнул Виткевич. - Я уверен, что степняки служат орудием в других, дальних руках. Вот до тех бы добраться!
- И что же была бы тебе за польза?
Виткевич скрестил руки на груди, наклонил немного голову и сказал очень твердо: