- Жди, готовься, учись, - отвечал амаута. - После зимы всегда наступает лето, после ночи всегда занимается заря.
XXX
Вскоре после вступления в столицу Пизарро начал налаживать расшатавшуюся государственную жизнь. Нужно было показать всему народу, что у него теперь есть законный повелитель, которому подданные должны повиноваться так же слепо, как повиновались они его отцам. Пизарро приказал короновать нового властителя, обставив эту церемонию католическими обрядами и древними празднествами. Вместо главного жреца пурпурную борлу возложил на инку Пизарро. Испанский нотариус прочел акт, в котором Манко признавал себя слугой и вассалом короля и императора Карла V. Падре Вальверде отслужил торжественную обедню в храме Солнца, превращенном в собор. А вечером этого же дня было устроено пиршество, которым инки обычно отмечали свое вступление на престол. На одном конце стола сидели Пизарро со своими военачальниками и Манко со своей свитой, а на другом восседали в пышных одеждах мумии царственных предков, принесенные для этого случая из своих необитаемых дворцов. Многочисленные слуги прислуживали мертвым так же заботливо, как и живым: ставили перед ними блюда с жареным мясом, плоды, золотые чаши с игристой чичей. Участники пира поднимали в их честь пенящиеся кубки, народ веселился, плясал и пел. Все, казалось, было по-старому: такой же инка, такой же пышный двор, такие же песни, такая же радость. Звуки флейт и рожков заглушали пьяные выкрики солдат, пестрые плащи перуанцев заслоняли от глаз фигуру седобородого человека, спокойно и внимательно следившего за празднеством. А от него-то и зависело все.
Пизарро поспешил организовать управление городом по испанскому образцу: назначил городской совет с двумя алькальдами и восемью заседателями, которые должны были распределять дома и земли между новыми испанскими колонистами. На городской совет была возложена и охрана порядка, который, впрочем, не нарушал никто, кроме испанских солдат.
Благодаря заботам монахов, во множестве прибывавших с каждым кораблем, быстро уничтожались языческие храмы и на их месте руками туземных рабочих воздвигались соборы и церкви. Обиталища "дев Солнца" были превращены в женские монастыри. На глазах Манко столица его отцов меняла свой лик и из древнего перуанского города мало-помалу становилась испанским поселением.
Но не успел Пизарро наладить управление городом, не успели монахи окрестить всех жителей города и сжечь на кострах всех языческих жрецов, как возникли непредвиденные затруднения. В окрестностях Куско появились отряды одного из лучших полководцев Атагуальпы - Кискиса, двинувшего свою армию против чужеземцев. По рассказам туземцев, она насчитывала двадцать пять тысяч человек и, следовательно, представляла для завоевателей немалую опасность.
Если бы Кискиса поддерживали инка и население столицы, испанцы, удаленные от своих баз, были бы обречены на гибель, но внутренние раздоры между перуанцами помешали этому. Кискис и большинство солдат были уроженцами Квито - провинции, которая до сих пор не вполне еще слилась с империей и мечтала о возвращении былой самостоятельности. Победа Кискиса не сулила ничего хорошего ни жителям Куско, ни новому инке, врагу Атагуальпы и его сторонников. Поэтому, когда Пизарро отправил против перуанского полководца значительный отряд под предводительством Альмагро, к испанцам присоединился Манко со всеми своими войсками. После непродолжительной кампании Альмагро наголову разбил Кискиса и загнал его далеко в горы, где перуанский вождь погиб от руки собственных солдат, утомленных борьбой и отчаявшихся в успехе.
Пизарро потирал руки: все его враги погибали, один за другим. Атагуальпа казнен, Чалькучима сожжен, Кис-кис заколот и армия его разбрелась по всей стране. Манко послушно исполняет приказы испанцев и, по-видимому, тешится своей призрачной властью, как ребенок игрушкой. Но в одно из ясных перуанских утр запыленный гонец принес из Сан-Мигеля тревожное донесение: начальник города писал, что губернатор Гватемалы Педро де-Альварадо с крупными силами высадился на перуанском побережье и идет занимать Квито, в котором отряды Пизарро не успели еще побывать. У Пизарро появился соперник с той стороны, с которой он меньше всего его ожидал!
У, Пизарро хранилась королевская грамота, назначавшая его наместником новооткрытой страны, но, во-первых, в Новом Свете мало считались с королевскими грамотами, если только представлялась возможность их нарушить, а во-вторых, границы отведенной Пизарро территории были настолько неопределенны, что каждый смелый захватчик мог устанавливать их по-своему, особенно если у него, как у Педро Альварадо, были хорошие связи при королевском дворе. Педро Альварадо располагал большими средствами, стяжал себе воинскую славу во время походов Кортеса, обладал храбростью и опытностью. Этого было вполне достаточно, чтобы по-своему перекраивать географическую карту, еще никем не начерченную, и присваивать себе области, где не бывали еще европейцы. Если Альварадо успеет вовремя дойти до Квито, он там останется, и новая королевская грамота подтвердит права завоевателя.
Пизарро решил немедленно послать на спорную территорию Альмагро, поручив ему предварительно зайти в Сан-Мигель и взять оттуда отряд Беналькасара, который был назначен начальником этого города. Альмагро поспешно тронулся в поход, но Беналькасара в Сан-Мигеле не оказалось: этот предприимчивый человек, не желая упустить сокровища второй столицы, уже недели три назад покинул колонию и отправился в Квито. Альмагро пришлось начать экспедицию одному.
В этом походе трех конкурентов ясно проявилась вся сущность, весь дух испанского завоевания. Все ссылались на веления короля и на благо Испании. Но ни о короле, ни об Испании никто не думал. Все думали лишь о себе и состязались друг с другом в плутовстве, проворстве рук и быстроте бега. Альмагро надеялся перехитрить своего начальника и друга: приказание его он выполнит, но в случае успеха постарается, по праву завоевания, оставить за собой Квито. Беналькасар не питал столь честолюбивых, замыслов: он не будет оспаривать, у Пизарро вторую столицу, но он основательно обшарит ее храмы и дворцы и постарается проглотить золотое ядрышко, прежде чем почтительно передаст вождю пустую скорлупу. Педро Альварадо рассчитывал обогнать Пизарро и склонить на свою сторону короля. А Пизарро, покоривший целую империю, наживший такое состояние, какого не в силах было себе представить воображение его земляков, не верил никому и, словно домовитый паук, хлопотливо бегал по сплетенной им паутине, следя, чтобы оттуда не вырвалась ни одна мушка.
Альварадо не повезло: он пошел более короткой, но более трудной дорогой, заблудился в лабиринтах гор и потерял чуть не треть своих солдат, погибших от лихорадки, нестерпимого зноя долин и столь же нестерпимого холода высоких горных перевалов. Он опоздал на полтора месяца и, когда дошел до долины Риобамбы, расположенной в окрестностях Квито, увидел там палатки только что прибывшего Альмагро. Соперники сделали распоряжения для предстоящего боя и ждали начала сражения. Но не успел еще завязаться бой, как на помощь Альмагро прибыл из Квито Беналькасар и сообщил: в Квито они ничего не нашли, ибо все сокровища были уже спрятаны предусмотрительными жрецами. Вместо ожидавшегося богатого приза оказался нуль. Овчинка не стоит выделки, и сражаться, в сущности, не из-за чего.
Когда об этом узнал Альварадо, он пришел к тому же выводу. Соперники тут же устроили свидание и заключили мировую сделку: Альварадо отказался от своих притязаний и передал Пизарро весь свой флот, дожидавшийся у побережья, и все свое военное снаряжение за сто тысяч золотых песо. Альмагро торжественно вступил в Квито и немедленно послал Пизарро донесение о бескровной победе над врагом.
Но гонец не застал Пизарро в Куско: Пизарро покинул город, оставив его на попечение своего любимого брата Хуана. Вождь вернулся на побережье, чтобы приготовиться на случай войны с Альварадо и выбрать место для новой столицы. После долгих поисков выбор его остановился на долине реки Римак, в пятнадцати километрах от ее устья. Здесь 6 января 1535 года он и заложил основание новому городу, назвав его "Городом королей". Впоследствии город был перекрещен в Лиму, которая и поныне является столицей Перуанской республики.
Из Куско гонец направился в Город королей и через две с половиной недели уже пробирался по улицам строящейся столицы. Это было нелегко: вся местность была покрыта ямами, перекопана канавами, забросана бревнами и принесенными с гор каменными плитами. Справа и слева подымались незаконченные остовы деревянных и каменных зданий, и между ними в беспорядке лежали кучи глины, извести и щебня. Выписанные из Испании каменщики торопливо возводили стены, испанские солдаты, по приказу вождя превратившиеся из воинов в строителей, приготовляли цемент и показывали туземцам, как надо класть доски и прилаживать стропила. Перуанцы, обливаясь потом, перетаскивали тяжести, и испанские надсмотрщики то и дело подбадривали их ременными бичами. Все было полно шума, криков, деловой суеты: древнюю империю спешно переделывали под Европу.
Гонец с трудом нашел наместника. Пизарро, значительно осунувшийся похудевший за эти тревожные месяцы, сидел в деревянном бараке, наскоро сколоченном против сооружаемого губернаторского дома, и внимательно просматривал планы и чертежи. Когда ему сообщили о приходе посланца, он вздрогнул и приказал секретарю читать письмо. По мере того как он слушал донесение Альмагро, морщины его разглаживались, в уголках губ начинала играть радостная улыбка. Как только чтение было окончено, он Опустился на колени, прочел молитву деве Марии и св. Яго, сунул гонцу три золотых и знаком приказал ему удалиться.