- Произвольное заключение. Вы прибегаете к нему, чтобы усложнить вопрос. А он довольно ясен. Операция "Большой Корреспондент" для каждого, кто был к ней причастен, представлялась как крупнейший стратегический и уж, конечно, тактический удар в тайной войне на Дальнем Востоке. Удар достиг сейфов советского генштаба и пробил их. Мы знали все, что осуществлялось и что будет осуществлено командованием Особой Дальневосточной армии. Мы читали здесь, в Токио, приказы Блюхера, указания Сталина, видели на картах дислокацию советских войск и следили за перемещением частей вдоль Маньчжурской границы. Информация была точной, а если выражаться деловым языком, то документальной… Бросить тень на эту блестящую операцию подозрением о какой-то связи "Большого Корреспондента" с судьбой Маратова, значит, не понять значение удара. Вы, как контрразведчик, должны оценить событие по его значимости и своим донесением о состоявшемся у нас разговоре помочь быстрой ликвидации крупного агента. Он в самом штабе Дальневосточной армии. В самом сердце…
- Сообщение уже сделано.
Тень с лица Доихары как-то легко и быстро сошла. Успокоенный, он глянул на Язева с прежним снисходительным сочувствием: как там, в Хабаровске, да и в Москве отнесутся к сообщению? Поежатся небось. Японская разведка сильна. Сильна и талантлива,
- Благодарю, - склонил голову Доихара. Величественно склонил. Он должен был играть пленника, но не побежденного врага. И играл с вдохновением. - Миссию свою я, кажется, выполнил…
Или нет? Не испытывает Язев смущения, в глазах его какое-то наивное любопытство и даже озорное легкомыслие - этот майор отказывается вроде признавать победу противника, очевидную победу.
"Да, теперь совершенно ясно, что Доихара перебрался через Амур. А мы считали его только потенциальным противником, - подумал Язев, - покрутился, мол, на чужом берегу, посмотрел из Сахаляна на Благовещенск и ушел на юг. Ошибка. Какой-то ночью, невидимый, неугаданный, он вышел на наш берег. Символически, конечно. В облике этого самого Сунгарийца, как назвал резидента Лоуренс-2. Потом перевоплотился в Большого Корреспондента".
Сунгарийца Язев помнил. Однажды зимой, где-то за полночь, на льду Амура пограничники перехватили связного, направлявшегося к маньчжурскому берегу с донесением. Случайно перехватили. Была метель, злая февральская метель, тучи снега неслись по Амуру - ни земли, ни неба не видать. В такую погоду не то что до чужого берега, до своего дома не доберешься. Закружила связного пурга, завертелся он на одном месте как юла. А тут еще полынья - отсырел лед перед метелью, сдал кое-где, а может, и рыбаки попытали счастья, прорубили круги для неводов. К ночи затянулись просветы, занесло их снегом, но окрепнуть не успели - нога связного так и пошла в воду. Закричал бедняга, позвал на помощь. Тут закричишь, хоть и не велено, если под лед тянет, а руки скользят по кромке, не находя опоры. Услышали дозорные. Как уж услышали - неведомо, порывом ветра, должно быть, принесло крик. Поспешили на помощь. Успели вытянуть человека, почти подо льдом был, едва живой.
Что он связной, никто не знал, сам, конечно, не открылся - охота ли сидеть в тюрьме? Стал плести обычное. Заплутался, мол, в буран, забрел на лед. Не поверили. Тогда не верили случайностям: граница, как передний край, каждый день нарушение, да и не одно. Время к тому же было суровое - бдительность обострена до крайности. Обыскали, распороли одежду по швам, всю, даже портки не обошли, хотя ясно было, что в складках тонкой бязи ничего не скроешь. Нашли все же - не в полушубке, не в кителе и не в нижнем белье, в подкладке левого голенища Записка крошечная, в кошачью лапу: "В полночь Большой выходит из игры". Вот так просто и так таинственно резидент сообщал о выходе из дела одного из агентов. Было ли это истинное намерение или ложное - не поймешь. Посчитали открытый текст шифрованным. Тоже ничего не поняли, Но ломать голову над бумажкой в кошачью лапу не было смысла. Принялись искать Большого. Связной вначале вроде попытался помочь, что-то выдал через стон и хрип, потянулась ниточка, да тут же оборвалась - впал в забытье. Крепко обожгла его полынья, загорелся ледяным огнем, а он горячее обычного, бред от него тяжелый. Врачи в те времена антибиотиками не располагали, с пневмонией боролись старыми способами, впрочем, и антибиотиками не удалось бы спасти связного. Слишком шибко ожег его Амур. Сгорел, так и не придя в себя. Поэтому искали Большого уже без связного. Не нашли. По записке разве найдешь, да еще такой крошечной, в кошачью лапу? Осталась она в деле как след.
На этот след и наткнулся как-то Язев, тогда еще совсем молодой сотрудник ОГПУ, случайно, не в связи с Большим, по другому поводу. Заинтересовался Ну а если заинтересовался, то и запомнил.
Была в записке какая-то закорючка, подпись, что ли, или знак какой, похожий на букву "с", а может, на "е" или "о" недописанное. Теперь представилось как "с", только "с" Сунгариец! К нему легко пристегивался и Большой. Все на своем месте. Пригодилась записка, а многие над ней тогда посмеялись.
- Настоящая фамилия Сунгарийца?
Они вроде закончили беседу. Так понял Доихара. Даже поблагодарил майора за любезность. Можно было встать и уйти. Не как обычно уйти, конечно. Где-то за дверью Лоуренса-2 ждал конвоир - американский солдат в очень красивой фуражке с кокардой, вежливый и предупредительный, как бы извиняющийся за необходимость сопровождать японского генерала. И все же сопровождающий, своим присутствием напоминающий о неволе, в которой содержится теперь почти легендарный Доихара.
Уйти, однако, нельзя. Даже встать нельзя. Майор вопросом задерживает Лоуренса-2. Ох, эти вопросы. Они не содержат ничего коварного, ничего унизительного. Но они снижают значение встречи, они приглушают ее торжественный тон: ведь Доихара сделал важное, очень важное заявление. Оно само по себе обязывает к какой-то особенной обстановке. Вопросы же мельчат все, тянут в обыденность, элементарную деловитость. А сейчас не допрос. Даже намек на допрос недопустим. Доихара по собственной воле сделал заявление и по собственной инициативе снизошел до встречи с майором. Генерал Доихара и майор Язев, Возможно ли было такое до августа 1945 года?
- Не знаю фамилии Сунгарийца.
- Не знаете или не помните?
- Не помню…
Доихара сделал усилие, проверяя себя. Память у него была хорошая, и среди множества следов прошлого могли сохраниться и следы Сунгарийца. Но их не оказалось.
- Была, наверное, какая-то фамилия. Люди не рождаются с псевдонимами. Веспа представлял его мне накануне переброски в Благовещенск и называл как-то…
- Амлето Веспа?
- Да.
- Этот китаец итальянского происхождения причастен к операции "Большой Корреспондент"?
- В какой-то степени… - Доихара подосадовал на себя за оброненное имя. Веспа хорошо известен в Европе и как секретный агент Японии вызывал любопытство,
- Он вербовал Сунгарийца?
- Не то чтобы вербовал, - скривил губы Доихара, - нашел где-то… Кажется, в Сахаляне, среди эмигрантов.
- А не в Харбине? Там вы встретили Веспу.
Доихара отшатнулся - такой неожиданной была справка Язева. Майор вроде бы уличал Лоуренса-2, во всяком случае, приближал к тому, от чего тот хотел отойти.
- Почему там?! Из чего вы заключили, что я встретил Веспу в Харбине?
- Так пишет сам Веспа.
- Ах, да… Я упустил из виду стряпню моего бывшего агента относительно его успехов в Маньчжурии. Он не всегда был точен, пожалуй, всегда неточен и, главное, неискренен.
- Нам показались его характеристики почти что фотографиями.
- Кроме самого Веспы, - с раздражением заметил Доихара. - Себя он изобразил рыцарем разведки.
Язев вспомнил книгу Веспы, которая в свое время наделала много шума в Европе да и в Америке, попытался представить себе страницы, где шла речь о самом авторе. Признался:
- Он обходит себя.
- Это так кажется, - загорелся Доихара. - Явных откровений нет, зато, осуждая японскую секретную службу, Веспа отстраняет собственную персону от всего, что могло казаться европейцам коварным и жестоким. Он льет слезы по поводу судьбы китайских агентов, лишенных возможности делать свое дело в присутствии японцев, в то же время сам Веспа был китайским агентом, и именно мы, японцы, привлекли его к секретной работе, и именно он создал для нас агентурную сеть среди белоэмигрантов.