Петр Григорьев горячо говорил коменданту о том, что новый город надо делать исключительно из камня и кирпича. И при этом спрямить старые кривые улицы, устраивать в пристойных местах обширные площади с водосборными бассейнами. В те резервуары вода подводилась бы от ключей и родников по деревянным лиственничным трубам.
Инженер-капитан Сергей Плаутин показал Томасу уже имевшиеся в верхнем городе каменные строения: цейхгауз неподалеку от старого собора и палату городского архива. Плаутин рассказал о планах перестройки верхней части города. Этим займутся военные строители. А в нижней части Томска Григорьев уже начал строительство каменного гостиного двора, на месте прежнего, сгоревшего, на берегу Томи. После прогулки Девильнев поднес капитану и прапорщику по бокалу настойки, которую мастерски готовила из смородины Франсуаза. Петр Григорьев расстелил на столе план прежнего, сгоревшего Томска. Франсуаза заглянула в этот план и сказала:
- О! Это не есть Пари! Нет, не Париж! Нет!
- Медам! - улыбнулся Петр Григорьев. - Пусть это зарисован не Париж. Но мы построим для вас новый Томск, в точности похожий на французскую столицу! Там будет свой Версаль. А Сена уже есть у нас! Выгляните в окно! Вон она течет! Это наша река Томь! Она более широка и полноводна, чем Сена, и более чиста. И, что немаловажно, изобилует вкуснейшей рыбой!
Девильнев заговорил с инженер-капитаном о своем комендантском доме.
- Я его уже создал в своей голове. Он будет неподалеку отсюда. Это будет дворец в романском стиле. Каменный первый этаж и деревянный мезонин, с мансардами и лестничными переходами. В усадьбе я разобью парк, создам оранжерею. Из подвала моего дома пройдет подземный ход. Он будет вести к каменному замку у самого обрыва, над крутой дорогой, спускающейся с горы. Замок будет тюрьмой для особо важных шпионов и разбойников, там же будет кордегардия, гауптвахта для провинившихся офицеров ее величества. Когда план будет готов, я попрошу вас внести в него свои коррекции. Хочу иметь типичное французское подворье, с оранжереями, сараями и погребами.
Разговор шел всё оживленнее. И в это время доложили, что к коменданту по вызову явился ссыльный Ван Суслонов. Старый знакомец все еще донашивал китайскую солдатскую форму, синий халат и матерчатый треух. И косу не остриг.
- Ну, здорово, братец! - сказал ему Девильнев. - Что-то ты никак обрусеть не хочешь, а ведь в тебе русской крови, я чаю, больше, чем китайской!
- Русеть, не русеть! - отвечал Ван Суслонов. - Разве в этом дело? Мы живем в Боярской дресве, под твоей Комендантской горой. В глину закопались, еды никакой нету! Рыбу ловить запрещают, хлеб сеять не дают. Хуже собак живем! Тех хоть пинают, но кормят!
- Что за Боярская дресва такая? - поинтересовался Девильнев. Петр Григорьев пояснил:
- Почетных пленных держат в посольской избе неподалеку отсюда. Она хоть и старая, но еще тепло держит. Прочие ссыльные живут под горой, на песках. В глинистых склонах сами себе норы выкопали. Боярская дресва, оттого так называется, что боярки в тех местах много было. Ссыльные всю ту боярку поели, поломали. А рыбу ловить, кто же ссыльным даст? Все муксунные ямы между островами Семейкином, Зеленым, Средним томичами давно поделены. Чужаков и близко не подпустят. Убьют. Прибрежных жителей у нас муксунниками зовут. Муксун - рыба сладкая, хоть в пироги её, хоть в ушицу! Ну и хлеб ссыльным сеять негде, на хорошие земли их не пустят, а на песках да на болоте, что вырастет?
- Мало того, что мы в норах, как кроты, живем, так ночью из болота драконы вылезают! - пожаловался Ван Суслонов.
- Верно говорит! - подтвердил Петр Григорьев. - Какая-то тварь в тех болотных зарослях выныривает иногда. Тулово толстое, а голова небольшая на тонкой длинной шее.
- Хорошо! - сказал Девильнев. - У нас будет время познакомиться с этими драконами. А пока нам надо выполнить указ матушки императрицы. Вы знаете, что Александр Васильевич Суворов при Рымнике нанес поражение турецкому визирю и получил звание граф Суворов-Рымникский. А в Чесменской битве с турками в прошлом году граф Алексей Григорьевич Орлов стал Орловым-Чесменским. Одновременно граф Румянцев стал Задунайским, с семнадцатью тысячами солдат разбив при реке Кагуле сто пятьдесят тысяч турок.
Я изучал историю России, когда раны уложили меня в постель. История эта меня много отвлекала от боли. Борьба со шведами, с османами. Выход к теплым морям. Екатерина Великая имеет мечту освободить Константинополь. После Кучук-Кайнарджи планы близятся к исполнению! Кстати, мой дядюшка маркиз де Вильнев, будучи послом Франции в Турции, много способствовал составлению сего мирного договора. За что и получил от государыни орден Андрея Первозванного!
По случаю победы росского оружия в Крыму должно устроить в Томске пушечную пальбу и потешные огни! Ван Суслонов как уроженец китайский должен знать искусство пущать потешные огни в небеса. Чтобы в ночном небе огненные колеса крутились и имя самой матушки императрицы в самое небо было вписано!
Петр Григорьев сказал:
- Как бы от этих потешных огней иные огни не затеялись! Тогда уж не только Вану Суслонову, но и всем томичам придется в глиняных норах ночевать.
- Сия кампания будет проведена под строгим надзором ландмилицких солдат и казаков! - пообещал Девильнев. - Кого еще знаешь, ты, Иван, умельцев, умеющих делать потешные огни?
- Кынсон может! - сказал Ван Суслонов. - И пусть нам дадут в подчинение с десяток китайских пленных по моему выбору. И дадут селитру, порох, бумагу, и все, что попросим. И через два дня мы будем готовы позабавить город.
- Хорошо! - согласился Девильнев. - Но смотри, ежели что будет не так, то я прикажу тебя самого зарядить в пушку и пустить в небеса как огненную шутиху! Понял? Город сей особенный. Много деревянных домов, кругом леса. Нужна осторожность. А Кынсон - соглядатай вражеский. Ты мне за него головой отвечаешь.
- Вместе с Кынсоном у нас будет три головы! - отвечал Ван Суслонов. - Я свое дело знаю, да и Кынсону не с чего озоровать. Он в Томске вместе с Мартыном Белым колдовством и гаданием пробавляется, толстеет что ни день. От хорошей жизни не озоруют!
В это утро было у коменданта еще много важных томичей с докладами, просьбами, пожеланиями. Затем Девильнев приказал заложить карету и отправился в сопровождении Григорьева, Плаутина, Шегереша и двух верных казаков осматривать город. Подъехали к реке Ушайке, вылезли из коляски, Томас разглядывал оба берега реки, размышляя о том, где лучше поставить большой магистратский мост. Речка извилиста, красива, в лугах и рощах течет. Хорошо бы сделать в живописных местах множество прочных изящных деревянных мостков, вроде тех, которые строят в Провансе. У мостов пусть будут черно-белые полосатые будки со стражей.
Переехали через реку и поднялись на Юртошную гору. Поразил красотой собора и крепостных стен мужской монастырь. Тут неподалеку на плаце томского батальона играли барабаны. Здесь забривали рекрутов. Русые кудри падали к ногам чернявого еврейского парикмахера. Петр Григорьев сказал:
- Вишь, как чертова деревня испугалась? Рекрута обделаться от страха готовы. Их переписывают и потом отправляют на кораблях в Тобольск. А уж там при помощи сержантских палок из них добрых мужиков сделают. От шпицрутенов и муштры хоть к черту в пекло попрешь!..
С гор неслись речки и огромные ручьи, вырывшие в глине глубокие каньоны. Все они впадали в полноводную реку Ушайку, та, в свою очередь, впадала в великую реку Томь. Вербы и калины в изобилии росли по берегам ручьев, диковинные цветы бежали по полянам. Галечные острова на реке перемежались островами травянистыми или песчаными.
Томас, раздвигая ветви, вышел на поляну, голубевшую, как небо, цветами. И вдруг увидел девушку, собиравшую букет. Она оглянулась, и он узнал… Палашку! Он понимал, что ошибся. Столько лет прошло! Палашка, если она жива, теперь - старуха. Миражи, миражи! Он протер глаза. Девушки на поляне уже не было. И вдруг он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Мужское лицо, заросшее седым волосом, с грозно сведенными бровями померещилось ему в зарослях шиповника и боярки. Он невольно ухватился за шпагу. Шагнул к кустам. Но там никого не было. Девильнев вернулся к своим спутникам.
- Нравится вам здешняя природа? - спросил Плаутин. - Летом здесь приятно. Очень много цветов, ягод, целебных трав. Сибирь всем этим безмерно богата. И простор. Никто не толкает локтем…
17. ПРОШЛОЕ ВСЕГДА С НАМИ
Девильнев не знал, что во время его прогулки по Томску само прошлое заглянуло ему в лицо. Одна из монашек женского Христорождественского монастыря увидела компанию господ на поляне, невольно взглянула на них. При этом она запнулась о кочку, чуть не выронив корзину с красной смородиной. Её взор остановился на Девильневе. Лицо её было обрамлено седыми волосами, но большие глаза её смотрели молодо и живо. Еще раз внимательно взглянув на полковника, она потупила взор, поправила шаль и пошла своей дорогой. Она шла неторопливо. Но мысли ее неслись быстрее почтовых голубей. Да, конечно, это был тот француз, который когда-то гостил у Пьера Жевахова. Он еще пытался ухаживать за ней. Просил её петь. И она пела. Как давно это было! Как много горя она узнала с тех пор! И француз изменился. Возмужал. Поседел. В чинах. И красив по-прежнему. Она уже слышала весть, что комендантом Томска назначили какого-то француза, но не думала, что это будет именно тот, который был другом её барина.