- Тихо, товарищи, все будет в порядке! Сейчас заберем арестованных в чека, там разберемся, кто прав, кто виноват.
Чернявый красноармеец крикнул:
- Не отдадим! Сами их судить будем!
- Не выпустим гадов из лазарету! - поддержали его.
- Знаем, они вам мясцо, а вы их на все четыре стороны! - выкрикнул рыжий казачок, только что разговаривавший с Алексеем.
- Что-о? - Воронько повернулся к нему. - Что ты сказал?
Лапая задний карман брюк, где лежал револьвер, он шагнул к раненому.
- Они нам мясцо? Значит, нас купить можно, так, что ли?
Отпрянув назад, парень прижался спиной к товарищам.
Стало тихо. И эта внезапная тишина была пронизана таким недобрым, настороженным ожиданием, что Алексей вдруг почувствовал: Воронько делает ошибку. Столкновение с раненым в этой накаленной обстановке могло вызвать новый взрыв возмущения.
Он предостерегающе сказал:
- Товарищ Воронько!..
Но Воронько, по-видимому, и сам уже все понял. Дернув плечами, он отвернулся от рыжего и решительно поправил на боку офицерскую полевую сумку.
- Добро, пусть по-вашему! Устроим комиссию - на месте разберемся!
- Это другой разговор! - одобрительно зашумели кругом.
- С самого начала бы так!
- Грамотные есть? - спросил Воронько. - Пусть выйдут.
Он был уже спокоен, улыбался, и только усы его возбужденно топорщились.
Вперед протиснулось несколько человек. Воронько отобрал четверых, присоединил к ним чернявого красноармейца, который говорил речь, потом нашел глазами своего рыжего обидчика:
- Эй, гнедой, иди тоже в комиссию заседать!
- А на черта мне та комиссия! - отмахнулся рыжий, держась, на всякий случай, поодаль.
- Иди сам разбирайся, ежели другим не веришь.
- Мне это ни к чему. И так все известно.
- Может, еще чего узнаешь… про чекистов.
- Вы ему пожрать пообещайте, сам побежит, - посоветовал кто-то. - Он брюхом до всего доходит.
Раненые засмеялись. От недавней напряженности не осталось и следа. Рыжего стали подталкивать к Воронько.
- Да ведь малограмотный я, - отнекивался тот.
- Уразумеешь как-нибудь. Заурчит в пузе, - значит, непорядок.
Его в конце концов уговорили.
Трубным своим басом Воронько точно обрубил шум:
- Тихо! Знаете этих людей? - спросил он, указывая на "комиссию". - Доверяете им?
- Знаем!
- Люди известные!
- В таком разе кончайте базар: комиссия будет работать, остальным не соваться! Ведите на кухню!
И толпа, возглавляемая "комиссией", повалила к одноэтажному, стоявшему особнячком кухонному флигельку. У его дверей двое раненых с винтовками охраняли нерозданный обед. "Комиссия" вошла на кухню, раненые столпились в дверях, облепили распахнутые окна.
На длинном разделочном столе влажной остывшей грудой лежало сваренное мясо.
- Седайте, громодяне, - сказал Воронько членам "комиссии", - будем работать.
Алексею показалось, что матроса начинает забавлять происходящее. Воронько сел на табурет посреди кухни, положил на колени полевую сумку и уперся руками в бедра, хитро оглядывая присутствующих из-под насупленных бровей. Алексей встал у двери, помогая часовым сдерживать любопытных. "Комиссия" расселась на лавке вдоль стены.
Начался разбор дела.
Прежде всего допросили тех двух раненых, которые "накрыли" повара с поличным. Это были молоденький чубатый красноармеец с забинтованным глазом и дюжий хромой матрос в полосатом тельнике и желтых затрепанных кальсонах. Молоденький бойко рассказал, что подозрение у него вызвала солидная комплекция повара: с чего бы он был такой толстый, когда у всего трудового народа животы подводит! Не иначе - обжирается за счет раненых! С того все и началось…
- Повар-то спервоначалу нагличал, - рассказывал свидетель, - отказался мясо вешать, оттого, мол, что с обедом не поспеет. Но мы его взяли за жиры - взвесил… А как прояснилось, что не хватает, говорит-уварка. Это двадцать-то фунтов! Тут и малому дитю было бы понятно, что и как… Ты не гляди, что у меня временно один глаз остался: я и вслепую контрреволюцию разберу!
Раненые сочувственно засмеялись.
- Сколько было мяса вначале? - спросил Воронько хмурясь.
- Свежего-то? Чуть поболе семидесяти четырех фунтов, - с уверенностью ответил красноармеец. - А как сварилось, в аккурат - пятьдесят. Двадцать четыре фунта как не бывало.
Воронько почесал голову, сдвинув на сторону фуражку, и обратился к "комиссии":
- Теперь надо другую сторону послушать… Пускай повара приведут. Только смотрите, без глупостей! Если кто тронет его хоть пальцем, с тем я отдельно поговорю! Михалев, сходи с ними, последи за порядком!
Привели повара. Неповоротливый, болезненно тучный, он мелко семенил ногами и, как улитка, втягивал голову в плечи при каждом окрике.
Его поставили перед Воронько.
- Рассказывай, кок, воровал мясо или не воровал? - приказал тот.
Повар заплакал. Дрожа обвислыми щеками, он стал клясться, что за тридцать лет работы не взял казенного ни на полушку, что мясо уварилось, что у него жена - старуха, а дочка на сносях от красного командира…
- Не заставьте безвинно пострадать, голубчики! - задыхаясь, выговаривал он. - Честно работал, видит бог!
- Знаем вашу честность! - крикнул рыжий.
Но его никто не поддержал. Раненые уже успокоились, и вид жалкого, плачущего старика подействовал на всех угнетающе.
- Отвечай, кок, - сказал Воронько, дергая себя за ус, - сколько бывает уварка?
- По-разному, голубчик, - всхлипнул повар. - Какое мясо… Другой раз и треть от всего может уйти.
Кругом зашумели.
- Ша, громодяне! - повысил голос Воронько. - Надо проверить, брешет он или нет. Свежее мясо есть еще, кок?
- В подвале, к ужину осталось.
- Давайте его сюда!
Когда мясо вытащили наверх, Воронько сказал повару:
- Режь ровно три фунта. Но, смотри, тютелька в тютельку.
Все придирчиво следили, как повар взвешивал отрубленный от тушки сочный кусок филея.
- Ставь чугунок на огонь! - распорядился Воронько. - Сейчас, товарищи, сварим этот кусок и посмотрим, сколько останется, а там решим - виноват старик или нет.
Кто-то недовольно протянул:
- До-олгая история!
Человека расстрелять, известно, быстрей, - нахмурился Воронько. - Ничего, подождешь!
- Правильно! - заговорили раненые. - Это он дельно придумал!
…Мясо варилось больше часу, и все это время члены "комиссии" и раненые, не отрываясь, следили за кипящим чугунком. По кухне растекался пар. Запахло жирным мясным бульоном. И послышались голоса:
- Ох, и жрать охота! Без обеда ведь сидим!
- Кабы не затевали бузу, давно были бы сыты!
Сварившееся мясо взвесили. В нем не хватало одного фунта и трех золотников!
Арифметикой занимались все. Имевшиеся у Воронько и Алексея карандаши разломали на шесть огрызков, каждому члену "комиссии" Воронько выдал по листу бумаги из тетради.
Когда все подсчитали, оказалось, что на общее количество мяса, предназначенного на обед уварка в двадцать четыре фунта была еще невелика, могло увариться больше.
- Ну? - спросил Воронько. - Что вы скажете, товарищи громодяне?
Члены "комиссии" переглядывались, чесали затылки.
- Кого же теперь будем судить? - продолжал Воронько. - Или, может быть, все-таки расстреляем старика? Что нам стоит?
- Ты не шуткуй! - сконфуженно пробурчал чернявый красноармеец, разглядывая исчирканную неуклюжими расчетами бумажку. - Всякое могло быть…
- Оно и видно, что всякое! - издевался Воронько. - Если черепушка не срабатывает, всего дождешься! Перебили бы людей, а после ищи виновных! А где он, главный-то свидетель? Поди-ка, поди сюда!.. Расскажи еще раз, как ты контрреволюцию разглядел?
- Братцы! - испуганно забормотал тот. - Ошибочка вышла!
Воронько сгреб его за рубаху.
- Я б за такие ошибки стрелял на месте! - свирепо раздувая усы, прогудел он.
- Почем же я знал! - оправдывался красноармеец. - Да я в жисть столько мяса не варил! Кто ж его, чертяку, ведал, что оно такое уваристое!
- А что, - обратился Воронько к раненым, - может, научим его кухарить, чтоб в другой раз не ошибался? Запихнем в чугунок и посмотрим, сколько от него останется?
Грянул хохот:
- Ото, сказал!
- Ай да чекист!
- Отпусти его: он костлявый-навару не будет! Смеялись все - и члены "комиссии", и раненые, и чекисты, - смеялись весело, от души, охваченные одним чувством радостного облегчения. Повара хлопали по круглым плечам, и он тоже улыбался, вытирая фартуком дряблое лицо, к которому вернулся его естественный багровый оттенок.
Вспомнили о других арестованных. Толпа повалила к подвалу. Врачей торжественно извлекли на свет и, - растерянных, ничего не понимающих, - обступив со всех сторон, повели через двор в здание госпиталя…
- Пошли, Михалев, - сказал Воронько, взглянув на карманные часы, - сколько времени потратили!
Возле ворот их догнал рыжий казачок:
- Эй, постойте!
- Чего тебе?
Рыжий подошел и, виновато заглядывая в глаза, попросил:
- Ты прости, брат, сбрехнул тогда не подумавши…
- Иди уж, голова! - сказал Воронько благодушно. - За глупость только и прощаю… Я ведь сразу сообразил, что повар не виноват, - говорил он, когда вышли за ворота. - Сам когда-то в подручных состоял у корабельного кока, разбираюсь.