- У этого… караунасца Казангана… - как всегда в своем духе вклинивается в разговор Чеку.
- Повелителя Мавеннахара Казангана. А тебе советую уподобиться не сороке, а соколу!..
- Молчу! Молчу!
- Что это означает? - продолжает Тимур. - Это значит, что с сегодняшнего дня вы мои сотники! Мы все поступаем на службу к Казангану!
Новость мигом преображает сверстников: они как бы становятся более собранными, такое впечатление, что они только теперь почувствовали себя настоящими мужчинами.
24
Город Кеш.
Заутренняя молитва.
Среди молящихся - Тимур. Он стоит рядом с дядей, Хаджи Барласом тут же неподалеку, расположились молодые незнакомые люди.
Мы застаем молитву. Естественно, в конце ее люди расходятся. Тимур и Хаджи Барлас идут рядом. Говорит чаще Хаджи Барлас. Тимур, как и полагается племяннику, весь - внимание…
- Истинно: ты, т. е. я хочу сказать "мы", должны быть благодарны эмиру Казангану за столь милостивое предложение, но…
Тут Хаджи Барлас, почуяв, что к их разговору прислушивается какой–то человек, осекается, берет за плечи племянника, отводит его в сторону и через секунду - другую продолжает:
- Здесь у каждого камня есть ухо. Посторонним знать о наших семейных делах не обязательно - или я не прав?
- Вы правы, дядя.
- Так что хотел я сказать?
- Мы должны быть благодарны эмиру Казангану, но…
- Но… должны помнить, - он опасливо озирается, - эмир - северянин, караунасовец, мы же - барласовцы - южане… Кеш спокон веков наш…
С ними раскланялся какой–то, судя по внешнему виду, знатный человек. Хаджи Барлас заметил, что это вызвало интерес племянника:
- Это Байан Сулдус…
- Южанин? Северянин?
- Не то и не другое, но он ближе к нам…
Неподалеку в группе молодых людей человек что–то выкрикивал, размахивая рукой:
- Это кто?
- А–а–а… Это Саллех, сын покойного Боролдоя… Попрошайка! Всё канючил, выспрашивал у эмира тумень отца, а этот ему - огрызок кости со стола… Ха–ха–ха… Но… нет более опасных врагов, чем монголы… Они… этот Туглук Тимур спит и видит себя на троне Мавераннахра!..
- Зачем вы мне обо всем этом говорите, дядя?
Хаджи Барлас несколько обескуражен:
- Зачем? Для сведения… Считай, что пошутил. Конечно, нет смысла забивать всем этим голову… Выкинь, выбрось… А теперь куда?
- Пойду познакомлюсь со своей тысячей.
- Это дело, - говорит, все еще не совсем уверенно Хаджи Барлас, - Ах, да, совсем забыл о главном! Тимур, у нас был разговор с эмиром. Знаешь, что он задумал? - Хаджи Барлас расплывается казалось бы в искренне весёлой улыбке. - Он намерен выдать за тебя свою внучку… Айджал!
- Айджал!? - вырывается невольно у Тимура.
- Ты недоволен?
- Что вы, дядя! Воля эмира - воля Аллаха. Я рад!..
- А теперь можешь идти к своей тысяче! А меня ждет человек. Байан Сулдус с пронзительной улыбкой смотрит в их сторону… Хаджи Барлас также, улыбаясь, направляется к нему…
Между тем последняя весть озадачивает Тимура - он мысленно уходит в прошлое:… Заросли речной поймы… Он держит за плечи полуголую… Жамбы. Та вырывается, выкрикивает: "Уходи! Уходи!.." - Он: "..У тебя вид шлюхи! Шлюха!.." - Она: "Уходи! Убийца! Убийца!.." Он бьет еще, еще, еще по лицу… Жамбы падает, не в силах прикрыть оголенное до пояса тело… И вдруг слышится за спиной:
- Ассалом алейкум!
Тимур оборачивается - перед ним - франтовато одетый, улыбчивый молодой человек повторяет:
- Ассалом алейкум! Я внук эмира. Меня зовут Хусейн. А тебя я знаю, ты новый тысячник деда… Тебя зовут…
- Меня зовут Тимур.
- Ты барласовец - и это мне известно. Ты мне нравишься. Я хочу, чтобы ты стал мне хорошим другом - согласен?..
- Я сделаю всё, чтобы удержать твое дружеское расположение ко мне.
- Ты чем владеешь лучше - луком или саблей? - не унимается Хусейн.
- Саблей, - честно признается Тимур.
- Ты волнуешься перед сражениями?
- Да, волнуюсь.
- Ты любитель мясного?
- Я ем в меру.
- Что значит "в меру"? Сможешь переесть кочевника? - смеется Хусейн. - Ты ведь потомок кочевников.
- Мой отец Торгай родился в Кеше, - Тимур пытается изо всех сил упрятать свое недоумение по поводу столь необычного тестирования.
- Ну, и что? Я тоже родился в Кеше, а не прочь обурдать аппетитное ребрышко… а теперь скажи честно, что ты больше любишь - женщин или охоту?
Впервые Тимур озадачен: кто этот Хусейн - шутник или идиот? Жуир или хитрый дипломат, ловко умеющий завлечь в сети неопытного человека?
- А если я предложу тебе, - он что–то шепчет панибратски Тимуру на ухо. Хохочет. Следом - то ли искренно, то ли подыгрывая, - смеется и Тимур.
25
Начало ноября.
На охоте.
Верхом на конях во главе с Хусейном молодые люди из элитарных кругов Мавераннараха, в основном военные. Среди них, по правую руку с Хусейном - и Тимур.
Гон, судя по шумам, приближается.
- Понял: саблей владеешь хорошо. Но говорят и лук в твоих руках поет, не хуже струн рубаба, - говорит не без некоего лукавства Хусейн Тимуру. - Может быть сыграешь?
- Попробую, - Тимур вытаскивает из колчана стрелу, прикладывает ее к тетиве.
- Тебе приходилось участвовать в такой охоте? - интересуется Хусейн.
- В такой нет.
- Сейчас из–за тех деревьев появятся газели - смотри, не проморгай!
За беседой Хусейна с Тимуром в сторонке наблюдают трое молодых людей. Среди них - известный нам Саллех, сын Боролдоя.
- Щебечут, как влюбленные птички, - провоцирует Саллеха один из его приятелей.
- Ничего не могу сказать по поводу птички с зелеными крылышками, - отвечает резко Саллех, имея в виду Хусеина, облаченного в ярко–зеленый чапан. - А вот птичка с красным оперением… Говорят, он - откровенный убийца… Долона, сына Эреджена.
В это время из–за деревьев появляется первая небольшая группка газелей.
- Первый выстрел за тобой, Хусейн, - подсказывает молодой человек, стоящий по другую сторону от Хусейна.
Но тот отказывается, говорит искренно:
- Первый выстрел предоставляется моему другу… тысячнику Тимуру сыну Торгая.
В группировке Саллеха по–своему реагируют на предложение Хусейна.
- Сегодня… тысячник… - говорит Саллех.
- Все идет к тому, что завтра караунасец… эмир Казарган… подарит… тумень, твоего отца…
- Молчи! - едва не взрывается Саллех.
А между тем газели, как будто бы специально, заметив напротив большую группу охотников во главе с Хусейном, замедляют бег.
- Ну! - командует Хусейн.
Тимур натягивает лук - со свистом пущена и пораженная газель падает оземь.
Охотников охватывает азарт: свистят между деревьями стрелы - падает еще газель, еще, еще… Однако на этом не заканчивается охота - всадники устремляются в погоню.
- Вперед! - кричит Хусейн.
- Вперед! - раздается там и сям.
Неожиданно, просвистев мимо уха Тимура, стрела вонзается в ствол одного из деревьев. Тимур, не раздумывая, осадил коня. Подъезжает к дереву, разглядывает ствол дерева со стрелой, не без труда вытаскивает ее. (так глубоко она врезалась в дерево). Подъезжает тут же к нему Хусейн.
- Ну, что?
- Хочу понять, какой газели была предназначена эта стрела, - отвечает Тимур.
- Вот так всегда в нашем славном Мавераннахре, - смеется Хусейн. - Впрочем ты убедишься в этом сам, - продолжает он и зовет к себе охотников.
Те - тут как тут. На разгоряченных конях. Человек не менее 15–20.
- Тут мы с моим другом ломаем голову над задачей. Говори, Тимур.
Тимур показывает стрелу.
- А задача вот какая: какой газели была предназначена эта стрела?
Панорама лиц - монголоидные и европеоидные, безусые и усатые, носатые и с носами пуговкой - все улыбчивые, дружелюбные. Такое впечатление, что, конечно же, не один из них не имеет отношения к загадочной "газели". Лишь на миг останавливается взгляд Тимура на Саллехе, сыне Боролдоя, после чего Тимур опускает стрелу в свой колчан, говорит:
- Нам не к лицу разбрасываться добром.
- Ты хочешь сказать, что мы, мавераннахрцы, нищие? - бросает Хусейн.
- Напротив, я хочу сказать, что мы, мавераннахрцы, владеем несметными богатствами. Но свое богатство мы должны оберегать своими руками.
Все смеются, делая вид, что им непонятен "эзопов" язык тысячника.
- А сейчас - в шатры! - командует Хусейн.
26
В лесу - несколько вызывающе - красивых шатров. В центре - шатер Хусейна. Хусейн вальяжен, сидит полулежа на атласных подушках, рядом с ним Тимур. На дастархане яства. Мужчины вдвоем.
- Давай–ка поговорим по душам.
- Насколько помню, мы с тобой говорили только о насущном.
- Мне нравится твоя искренность… Я давно хотел сказать что мне опротивели и Кеш, и Самарканд…
- ?!
- Здесь мы все - да! да! - мы все подобны "газели", той самой, которой была предназначена стрела. Не понимаю отца: он просто бредит… Самаркандом! Мечтает перенести столицу из Кеша в Самарканд! Уговаривает деда.
- Разве, плохо?
- Как! - едва ли не подскакивает с подушек Хусейн, - разве не ясно, что это не понравится многим…
- Кому?
- Прежде всего - буду откровенен с тобой - твоему дяде, его дружкам - сулдусцам, южанам… барласовцам - тебе это не о чем не говорит?
- Я барласовец - и я буду с тобой откровенен: Кеш - родной город, а Самарканд я люблю больше…
- Но что об этом скажут монголы… этот Туглук Тимур… Боюсь, что это ему на руку!
Тимур молчит.