Месяц спросил у британцев, какой груз они везли в Нарву. Те ответили: медь и свинец, шерсть и сукно, а также бумагу для печатания книг, – но бумага, понятно, не самая желанная добыча для капера… К рассказанному купцы добавили, что, несмотря на все страхи, на скоротечность боя, они сумели разглядеть тип разбойничьего корабля и название его – то был трехмачтовый когг "Сабина"; еще британцы сумели расслышать, что каперы, действующие под флагом польского короля, переговаривались между собой по-немецки и по-датски и называли друг друга германскими именами. Некоторые россияне этому удивились, ибо полагали, что под флагами Сигизмунда плавают поляки. Но их просветили на этот счет. Среди англичан был один датчанин, который направлялся на остров Эзель в надежде найти там себе должность и который, заплатив купцу немало датских далеров, за свои же деньги едва не угодил в лапы смерти. Звали его Проспер Морталис. Это был человек молодой, но много знающий и образованный. И он подтвердил, что слышанная им от каперов речь, помимо немецкой, была и датская. Он сказал:
– Хотя в Дании существует множество наречий, и зачастую сосед плохо понимает соседа, но датскую речь нетрудно отличить от шведской или немецкой…
Далее он пустился в объяснения с примерами – каким образом отличается ютландское наречие от зеландского, а зеландское от копенгагенского – наречия Эресунна, проходного двора, наречия величайшего порта в величайшем проливе, этой мельнице языков. И закончил датчанин свой спич утверждением: будто слышанная им сегодня речь – не что иное, как речь датчан-борнхольмцев.
Тойво Линнеус сказал:
– В том нет ничего удивительного, что датчане и немцы служат польскому королю. Тот прекрасный сброд, который, как я полагаю, собрался на "Сабине", мог бы служить и царю Иоанну, и королю Филиппу, и даже библейскому Моисею. Сброд этот служит не какой-нибудь правде или кривде и даже не властителю и не флагу, а всего лишь монете. У кого в мошне поболее монет, тот им и милый господин…
После того как купцы немного освоились с новым своим положением, как поблекли страхи и поостыла горячка, и когда они уверовали, что жизнь их уже вне опасности, то очень опечалились гибелью своих кораблей. Похищенный груз и погибшие люди беспокоили их меньше. Купцы только раз помянули по именам тех, кому сегодня не повезло, кто ушел из жизни так внезапно – без исповеди, без отповеди и даже без савана. Зато о судах, потерянных так бесславно и бестолково, купцы говорили без умолку и без устали. И хотя суда их не были дорогостоящими трехмачтовыми пинасами или великолепными галионами, а представляли собой обыкновенные незавидные халупы – медлительные и неповоротливые, пузатые для большей емкости трюма, и не новые уже, однако для своих хозяев они являлись и домом, и делом, и прошлым, и будущим, и родителем, и детищем одновременно; поэтому потеря их переживалась купцами болезненно.
Погоревав, какое-то время спустя англичане завели разговор о несомненных достоинствах "Юстуса", который строением своим, как и всякий корабль, отражал свое назначение, а именно – от киля до марса, от носа до кормы он был коггом, торговым судном времен расцвета Ганзы. Однако купцов удивляло количество пушек, которое имелось на нем: не одна, не две, а четырнадцать. Купцы говорили, что если б "Юстус" не был известен им от самого Бергена, то они легко могли бы принять его за такого же капера, какой сегодня расправился с ними. Иван Месяц, наслушавшись этих речей, сказал англичанам, что когг "Юстус" и есть суть каперский корабль, отбитый с год назад у разбойника Даниеля Хольма; и еще он им сказал, что "Юстус" готов послужить справедливости, для которой был возрожден трудами безвинно осужденных, гонимых и трижды проклятых – царем, попом, врагом – людей. Купцам понравились эти последние слова, и они весьма пожалели о том, что "Юстуса" не было в здешних водах в полдень. Вот уж, верно, поддал бы он "Сабине" жару!… "Ах!… – с сожалением качали головами купцы. – Все сложилось бы иначе, кабы вместо Баттера, унизившего имя британца в местных водах, Господь поместил сюда этого достойного человека". А Месяц в ответ не сказал им любезность, как они, быть может, того ждали, а сказал, что Господь, однако, дозволил свершиться тому, что свершилось, и это выглядело странно, как во всякий раз, когда побеждает зло, ибо никто не сомневается – от Небес исходят лишь благие дела. Значит, то, что "Юстус" не появился здесь в известный час, было угодно Богу – дабы не сотворилось еще большее зло. Далее Месяц повторил, что "Юстус" готов своими орудиями и людьми послужить делу справедливости и помочь нуждающимся в их нуждах. Купцы обрадовались этому, хотя от возмездия грабителю они вряд ли поимели бы теперь сколько-нибудь проку; по крайней мере корабли их уже невозможно было вернуть. Однако они сказали, что было бы неплохо вышибить волку зубы; возможно, они питали еще какие-то надежды. Один из англичан припомнил, что "Сабина" удалилась ровнехонько курсом зюйд-вест, и к тому же заметил:
– Если бы я хотел попасть из здешних несчастливых вод в Любек, то взял бы именно это направление.
Тогда Месяц сказал кормчему править на зюйд-вест, и команда россиян оживилась. А Тойво Линнеус, как бы сам для себя заканчивая разговор, сказал тихонько, что если Небесам будет угодно, то справедливый еще останется и живым…
Вольная глава
"О РЕФОРМАЦИИ"
Лет за семьдесят до описываемых событий, когда Россией правили предки Иоанновы, – великие князья Иван III, дед, а за ним Василий III, отец, – когда государство Российское одну за другой вело войны с Литвой, а также с Ливонией, и возвращало исконные русские земли – княжества Чернигово-Стародубское, Новгород-Северское, города Мценск, Брянск, Дорогобуж, – когда от Ливонского ордена брали дань за русский город Юрьев, примерно тогда же корабли португальца Васко да Гамы впервые пришли морским путем в Индию, а итальянец Америго Веспуччи, побывав на материке, открытом Колумбом, предложил назвать его Новым Светом; тогда же разгорелось крестьянское восстание в Норвегии; тогда же подавлялись мечом и заточением московские и новгородские ереси, в эти же годы русские войска вступили в Карелию и осадили шведский Выборг, а шведы захватили и разгромили Ивангород; датский король Ганс разбил под Стокгольмом шведские войска Стена Стуре и завладел престолом Швеции, а Стен Стуре вскоре поднял восстание и снова занял престол; тем же временем в Германии зрели заговоры крестьянского союза "Башмак"… Всемудрый летописец, идущий по земле и видящий повсюду, как естество не терпит пустоты, понимает, что не бывает и времен без событий, ибо везде, где есть человек, что-то постоянно происходит. Это истина движения, взаимопроникновения, развития. Но ошибается летописец, сидящий в доме своем и полагающий, что если нечто вышло на Москве, то весь остальной мир при этом замер, как будто заледенел; ошибается сей летописец, думая, что в тот день, когда в московском Успенском соборе венчали на престол малолетнего Дмитрия, юный Коперник у себя на родине не мечтал о звездах…