Вот только что им вздумается?
* * *
– Склеринги! – проверещал с башенки юный Ньял. Задохнулся, закашлялся. Возраст такой – голос ломается. – Склеринги! – повторил прорезавшимся баском. – Идут! От леса! Сюда идут!
Вне дома были в ту пору лишь рыбачивший Гуннар да Свен с Канутом, мастерившие лодку. Все трое на берегу, но поспешили сразу за частокол. Хотя склеринги от леса приближались, а не с моря. Остальные и так были в усадьбе – с охоты уже вернулись, добытые туши свежевали. Но сразу после клича Ньяла бросили то занятие. Топорики из рук, правда, не выпустили, а только покрепче их сжали. Склеринги, значит? Ну, давайте, краснокожие, идите поближе, а мы и посмотрим, какие-такие склеринги. На вас посмотрим, себя покажем.
Сивел птицей взлетел на башенку, лук со стрелами прихватив. Оттеснил Ньяла:
– Где тут у тебя? Которые? Не померещилось?
Не померещилось Ньялу. Склеринги. Было их шестеро. Четверо несли что-то или кого-то на шкуре, взявшись за ее края. Провисала шкура, но легко, не до земли. Ноша не тяжела. Но несли бережно – потому и четверо. Еще один – в авангарде.
И еще один – замыкая.
– Что там, братка?! – вопросил Белян, запрокинув лицо к башенке.
– Шестеро идут. К нам идут. Полуголые. Раскрашенные в полоску. Перья на башке. Несут
что-то.
– Оружные?
– Да не без того, братка, не без того. Колчаны у каждого за спиной, луки. У переднего и заднего еще и копья… Вот я вас, краснокожие! – Сивел наложил стрелу, натянул тетиву, прицелился.
– Ты погодь, братка, не переусердствуй, – предупредил Белян.
– Да я так только, для острастки. Чтоб знали! – Сивел спустил тетиву.
Стрела просвистела и впилась в землю – аккурат перед тем, который в авангарде, в шаге от него. Обозначил, значит, Сивел границу: дальше не ходи, стой, где стоишь. До частокола склерингам оставалось шагов с полсотни.
Четверо, держащие шкуру с непонятным содержимым, тут же уронили ее на землю. Сдернули свои луки с плеча, наладили стрелы, направили в сторону усадьбы.
Обитатели усадьбы, в свою очередь, ощетинились копьями из-за частокола, топоры взяли на изготовку.
Склеринг в головном уборе, украшенном перьями, тот, что был в авангарде, остановился как вкопанный, отмахнул своим, не обернувшись. Те опустили стрелы, но тетивы не ослабили. Склеринг вынул из колчана за спиной свою стрелу, переломил пополам, положил вниз – крестиком. Выдернул из земли и стрелу, пущенную Сивелом, тоже переломил, положил рядом со своей. Два крестика получилось.
– Эге! Да они нашу старицу приволокли! – понял Сивел, всмотревшись с башенки. Шкура, упав на землю, развернулась. Из мешка стала подстилкой. – Точно, она! Другой такой нет!
– Живая?
– Отсюда не видать. Лежит… А дышит или нет… Поближе бы посмотреть.
– Да как посмотреть, как посмотреть! – зачастил трусоватый Тили. – Там вон краснокожие!
Склеринги будто услышали. Отступили, ловко пятясь к лесу, спину не показали. Шагов на сто отступили, но в лес не вошли. На опушке встали истуканами.
Первым наружу из усадьбы ступил Белян с мечом наперевес. За ним – Торм-молчальник и Гру-корсар, с луками и стрелами.
Белян дал им знак оставаться у частокола. Сам в одиночку пошел к распростертой на шкуре старице. Склонился над ней, присел на корточки.
Старица Берит была измождена и бледна. Морщинистые веки сомкнуты. Дыхания не слышно.
– Берит, – позвал Белян шепотом, понимая, что это бессмысленно. Оттуда еще никто не отзывался.
Никто… Кроме…
Берит неожиданно вдруг дрогнула ртом, прошамкала:
– Ты, воин?
– Что с тобой, Берит? – облегченно перевел дух Белян. – Ранена? Это они тебя так? – кивнул в сторону склерингов.
– Нет, не они. Скорее уж, это я их… Устала очень. Очень устала. Ноги отказали… – Вдруг сощурилась хитро и чуть ли не хихикнула. – Говорила же тебе: даже если ноги вдруг откажут, все равно вернусь!
Белян жестом призвал Торма-молчальника и Гру-корсара к себе, показал на шкуру с Берит – мол, несите в усадьбу, да побережней, побережней.
Снова оставшись один, Белян поворотился лицом к склерингам. Напоказ отбросил топор в сторону и, подняв правую руку с раскрытой ладонью, пошел к ним. Рисковал, конечно, однако знал доподлинно, что братка Сивел на башне держит группу на опушке леса под прицелом. Одно их подозрительное движение, и…
От леса навстречу Беляну двинулся тот склеринг, что был в авангарде.
Сошлись. Встали в шаге друг от друга. Или враг от врага? Смотрели глаза в глаза. Высокий, грузноватый Белян в кольчуге, но без шлема. И такой же высокий, но худощавый туземец в коротких кожаных штанах с ременной бахромой, лицо раскрашено полосками черного и красного цвета, нос с горбинкой.
Белян протянул руку для пожатия. Склеринг помедлил и протянул свою…
* * *
Сидели теперь все вместе в усадьбе подле костра. Склеринги дымили трубкой, передавая по кругу. Уже знакомая новгородцам процедура. Озирались ненароком, выискивая среди хозяев старицу, которая их заворожила. Но та в доме лежала на шкурах, спала крепко, силы восстанавливала. Так еще два дня и две ночи пробудет. Колдовство – штука нелегкая, даже если ты ведьма.
Молодые сильные воины, тугие мускулы закаленного тела. Скуластые лица с прямыми носами, длинные черные волосы, заплетенные в косички или закрученные в узлы. Хвостовые перья орлов украшали их прически, на груди красовались ожерелья из когтей рыси, медведя или ракушек. Некоторые из воинов были с голыми торсами и в коротких штанах, на лбах алели ремешки, стягивающие волосы.
Говорили меж собой и с хозяевами. Но совсем непонятно. Ленок записной полиглот, и тот очумело тряс кудлатой башкой. Потом махнул рукой безнадежно, щепку поднял, на песке стал чертить-рисовать – приглашая к этому занятию и гостей.
Дело пошло! Кого и чего только склеринги на том песке не рисовали! Вместе с тем колотили себя в грудь, представляясь.
И Ленок, в свою очередь, колотил себя в грудь, вопил, как глухим:
– Ленок! Я – Ленок!.. А это, – тыкал пальцем, – Белян! Главный наш! – и разводил руками, показывая, какой Белян главный. – А там – Сивел! Брат! Сивел брат нашего главного! – Рисовал на песке двух человечков, взявшихся за руки, – один повыше, другой пониже.
Склеринги же – Черная Сова, Громкий Ворон, Олений Рог, Зуб Щуки, Быстрый Волк, Сильный Бизон. Все понятно, хотя и не сразу. Попробуй пойми по рисунку на песке и чужеязычному клекоту, что Сова именно Черная, что Ворон именно Громкий, что Зуб именно Щуки, что Волк именно Быстрый… А какой такой Бизон? Бык, что ли? Не-ет, бизон! Ну, вроде быка, да? Вроде, да. Но не бык, бизон.
Да уж, для полного взаимопонимания найти общий язык – первое дело! Но кое-что уяснилось. Склеринги дозволили пришлым охоту в их землях, обещали не трогать. Вот еще зачем-то ямку нарыли здесь же у костра, один из своих топориков чудны2х туда положили, закопали – все с какими-то подергиваниями ритмичными, с криками протяжными. Или у них такие пляски и песни? А топорик-то зачем похоронили?!
– А! – осенило Ленка. – Это у них мир означает! То бишь они с нами задружились так! Сейчас проверим!
Он забежал в дом, выбрал топор покороче-поплоше, вернулся к костру. Вырыл ямку рядом с холмиком, под которым покоился топорик склерингов, и похоронил в ней свой. Вскинул голову, глядя на склерингов снизу вверх. Так, да?
Те разразились радостными криками, сотряслись в очередных буйных подергиваниях. Так, да!
Мир!..
Торм-молчальник угрюмо буркнул миротворцу-полиглоту:
– Между прочим, Лен, мой топор-то был. Как я теперь без него?.. Да ладно, сиди, умник. Сам сейчас выкопаю обратно.
– Нет! – повис на могучем Торме Ленок. – Не вздумай! Это у них означает вражду. Закопал – значит, мир. Вырыл – значит, война.
Торм легко стряхнул с себя худосочного Ленка и упрямо пошел к бывшей ямке, а теперь к холмику.
На пути у него встал Белян:
– Торм, Торм, охолони. Не надо. Прав Ленок… кажется.
– Ему кажется, а я безоружный остаюсь! С дороги, Белян!
Могучий новгородец как бы в шутку толкнул Торма в плечо, широко улыбнулся при этом. Торм плюхнулся на задницу, взметнув кучу песка. Побагровел мгновенно, ощерился. Те, кто подле оказался, хохотом залились. Склеринги застыли каменно, однако внимательно смотрели.
Белян, не переставая улыбаться, протянул Торму руку помощи – подняться с песка. Заговорил приглушенно и быстро:
– Торм, Торм, тише. Да тише ты. Вишь, ты только откопать собрался, еще и не копнул, а мы на краю ссоры. Нам это надо? Да еще при склерингах. Так что прав Ленок… Ну, цепляй за ладонь, цепляй. А топорик – я тебе свой отдам. Ну, Торм?
Уцепил Торм Беляна за ладонь, поднялся, отряхнувшись. Буркнул так, что никто не расслышал:
– Все равно потом откопаю. Чего добру пропадать?
Тут и мясо на костре поспело… Мир, подкрепленный общей трапезой, – самый прочный.
– Завтра с утра склеринги обратно к себе собираются, – подсказал Ленок Беляну. Помялся, помялся. – А знаешь, Белян, я тут подумал… Пойду-ка я с ними, а?
– Куда? – опешил Белян.
– Вот я и посмотрю, куда. Главное, с ними. Нет, не насовсем. На месяц-другой… третий…
– Да зачем тебе?!
– Ну, как… Дружбу крепить надо. Осваиваться надо. Речь ихнюю стану понимать. Новое узнаю. Вернусь, расскажу.
Когда бы дом был не достроен, колодец не дорыт, частокол не установлен, решил бы Белян, что Ленок просто от тяжелой работы бежит. Хоть со склерингами, но отсюда. Однако все как раз уже сделано на славу. Да и Ленок – не Тили-обжора. Вот он-то, Тили, готов на край света сбежать, лишь бы лишний раз палец о палец не ударить.