* * *
Действительно, охрана на острове бдительно несла свою службу. Не успело судно войти в небольшую естественную бухту и приблизиться к берегу, как там появились несколько темных человеческих фигур и громкий голос спросил:
- Кто такие? Тут запрещено приставать.
- По приказу цезаря Августа, - крикнул в ответ Фабий, перегнувшись через борт. - Нам нужно повидать Марка Агриппу Постума.
- Пропуск есть? - осведомился голос уже не так сурово.
- Есть.
Люди на берегу успокоились и молча ждали, пока "Золотая стрела" пришвартуется, матросы опустят трап и нежданные визитеры сойдут на сушу.
- Ты останешься здесь, - бросил Фабий Сабину, направляясь к каюте. - Следи за своим греком, чтобы он не вздумал удрать.
Трибун кивнул, с удовлетворением представив себе, как он сейчас побеседует с подлым Никомедом на предмет взаимного доверия.
На палубе появились двое мужчин в плащах. Фабий Максим поддержал одного из них под руку и помог сойти по трапу. Второй следовал за мим на некотором расстоянии.
"Кто это такой, интересно? - подумал Сабин. - Хотя, мне-то какое дело? Это уже проблемы цезаря".
Трое спустились на землю, коротко переговорили с людьми на берегу, потом они все вместе двинулись вглубь острова, где мерцал слабый огонек.
Сабин зевнул и огляделся. Матросы расселись на палубе, чтобы немого передохнуть. Рулевой закрепил румпель и тоже устроился у борта. На носу послышался плеск - кто-то бросил якорь. Корникс мирно спал, положив голову на бухту каната.
А вот Никомеда нигде не было видно. Наверное, он понял, что остаться сейчас один на один с трибуном будет для него небезопасно.
Но Сабин был настроен решительно, в душе его пылал пламенный гнев, а руки чесались наказать за предательство. Нельзя же, в самом деле, прощать такое.
Он простучал по доскам палубы своими подкованными сандалиями, преодолевая легкую качку, и приблизился к каюте капитана. Толкнул дверь.
Она была заперта изнутри.
- Открывай! - со злостью сказал Сабин. - Все равно ведь никуда не денешься.
- Ты не имеешь права! - испуганно взвизгнул грек из-за двери. - Я выполнил свой долг гражданина. Уходи отсюда, а то позову моих людей.
- Твои люди пальцем не шевельнут, чтобы помочь такой пиявке, - с презрением ответил трибун, - Открывай, скотина, а то вышибу дверь.
В каюте послышался какой-то шум. Сабин не привык повторять свои приказы дважды. Тем более, имея дело с таким гнусных типом, как Никомед.
Он отступил на шаг и с силой двинул плечом в хлипкую дверь. Та моментально соскочила с петель и с грохотом полетела на пол каюты. Слабая щеколда оторвалась и тоже упала.
Сабин вошел в помещение и огляделся.
Перепуганный грек забился в самый дальний угол. В его глазах был ужас, губы дрожали и колени тряслись. Но зато в руке он держал довольно длинный и острый морской кортик.
- Не подходи! - истерично взвизгнул шкипер.
Сабин криво улыбнулся уголком рта и сделал еще шаг. Никомед еще сильнее вжался спиной в дощатую стену и вытянул руку с клинком вперед. Лезвие блестело в свете факела, который горел на стене. По нему пробегали красные блики пламени.
Сабин ловко ухватил грека за запястье и дернул на себя. Тщедушное тело словно пушинка выпорхнуло из угла и взвилось в воздух. Шкипер испуганно вскрикнул.
Другой рукой Сабин легко вырвал кортик из потной ладони грека и отшвырнул его в сторону. Оружие глубоко воткнулось в стенку каюты и замерло там.
- Ну, - сказал трибун, крепко беря Никомеда за хламиду на груди, - что ж ты, подлец, доносами промышляешь?
Тот молча втянул голову в плечи. Маленькие глазки, в которых появились слезы, лихорадочно бегали по сторонам. Грек уже не пытался оправдываться - по грозному выражению лица Сабина он понял, что это бесполезно.
- Вонючка корабельная, - презрительно процедил трибун. - Ты же обещал мне, я готов был заплатить. Тебя ведь никто не заставлял - мог и отказаться.
Никомед буркнул что-то насчет гражданского долга и снова умолк, нервно сглатывая слюну.
Сабину стало противно.
Он резко выпустил шкипера и правой рукой с силой двинул его в лицо. Тот словно щепка отлетел к стене, ударился о нее спиной и медленно сполз на пол, закрывая голову руками. На его губах появилась кровь, из носа тоже выскользнула струйка.
- Живи, скотина, - с отвращением произнес Сабин, вытирая полой туники испачканную кровью ладонь. - Помолись всем своим богам, чтобы ты больше не встретился на моем пути. Иначе я просто раздавлю тебя, как таракана.
С этими словами он повернулся и вышел.
Когда шаги трибуна стихли, Никомед медленно поднялся на ноги, взял какую-то тряпку, вытер лицо. В его глазах по-прежнему был страх, но теперь прибавилось и нечто другое - ненависть. Дикая, безграничная ненависть.
- Ладно, трибун, - пробормотал он, закашлялся и выплюнул на пол сгусток крови. - Ладно... Я помолюсь моим богам. Но будь уверен - мы еще встретимся. И тогда я тебе не завидую...
Сабин вышел на палубу и вернулся на свое место у борта. Несмотря на урок, преподанный предателю-греку, он не чувствовал себя удовлетворенным. Ему просто было противно, словно он прикоснулся к скользкой змее. К тому же, интуиция подсказывала ему, что змея эта может оказаться ядовитой.
Матросы - догадались ли они о том, что произошло в каюте капитана, или нет - продолжали спокойно сидеть на палубе, лениво переговариваясь. Некоторые жевали черствый хлеб с сыром, прихлебывая воду из кувшина. Запасы вина на корабле находились под замком. Скупой Никомед лично следил за раздачей порций. Наверное, ему доставляло танталовы муки смотреть, как живительный напиток поглощает кто-то другой.
Корникс уже проснулся - ему достаточно было поспать несколько минут, чтобы освежиться - и грустно смотрел куда-то в темную даль.
Сабин усмехнулся, глядя на него.
"Бедняга совсем расстроился, - подумал он. - Наверное, после объятий преторианцев, он ожидает, что нас каждую минуту могут заковать в цепи и бросить в тюрьму. Ладно, я компенсирую ему все переживания".
Так шло время, точнее - тянулось. Сабин все чаще нетерпеливо поглядывал на берег.
И вот, наконец, он заметил там какое-то движение, вспыхнул свет факелов. Вскоре можно уже было различить группу людей, направлявшихся к судну. Матросы тоже оживились и начали подниматься на ноги.
Сабин видел, как по трапу взошел сначала человек в плаще, в котором, как ему показалось, он узнал цезаря. За ним следовал Фабий Максим - его голову капюшон не закрывал. Третьим был все тот же таинственный незнакомец, которого в последний момент привел сенатор. Этот прятал лицо, но Сабин узнал его по характерной походке - человек слегка раскачивался из стороны в сторону и размахивал руками.
Остальные задержались на берегу. Сабин с интересом всматривался в них, надеясь увидеть Агриппу Постума, которого ему до сих пор встречать не доводилось. Но нет - в слабом свете факелов мелькали только воинские доспехи, а ссыльный наверняка не мог носить армейскую форму.
Цезарь и сопровождавшие его люди поднялись на борт и молча, не говоря никому ни слова, двинулись к каюте. Оттуда торопливо выскочил Никомед, держась рукой за распухший нос.
Август и неизвестный прошли в помещение и закрыли за собой дверь. Фабий задержался и посмотрел на шкипера.
- Плывем обратно, - скомандовал он. - И побыстрее.
Никомед всхлипнул, бросил злобный взгляд на Сабина, который спокойно стоял у борта и решился.
- Да, господин, - жалобно протянул он. - Но только я хочу тебе сказать сначала...
- Потом скажешь, - нетерпеливо бросил сенатор и шагнул к двери каюты.
- Я - верный подданный нашего цезаря! - завопил вдруг Никомед, доведенный до отчаяния бесконечными обидами. - Я выполнил свой долг. А этот преступник, - он пальцем указал на Сабина, - избил меня на моем собственном корабле!
Матросы столпились вокруг и с интересом наблюдали за сценкой. Трибун, не изменившись в лице, презрительно сплюнул за борт. Корникс с неприязнью сверлил взглядом спину Никомеда.
- Вот как? - спросил, останавливаясь, Фабий и не очень дружелюбно посмотрел на шкипера. - Что ж, не могу его за это осуждать Ты сам должен знать - доносить на других - это довольно рискованное занятие. Всегда можно нарваться на неприятности.
- Я выполнял свой долг, - упрямо повторил грек.
Он чувствовал, как в нем закипает ненависть к этому холодному и равнодушному патрицию, который, судя по всему, плевать хотел на унижение, перенесенное бедным простым моряком. А ведь он для них старался...
"Все они сволочи, эти римляне, - со злостью подумал Никомед. - Гордые, куда там! Других вообще за людей не считают".
- Мой долг... - начал он опять.
- Долг, - перебил его Фабий, - только тогда достоин уважения, если, выполняя его, человек не поступается своей честью. Тобой же - я уверен - руководили совсем другие мотивы. Что ж, деньги ты получишь, как я и обещал. Но это все, что я для тебя сделаю. А если трибун нанес тебе оскорбление, ты всегда можешь подать на него в суд. Закон защищает всех граждан Империи.
- Суд... - с презрением пробормотал Никомед. - Суд, где сидят такие же напыщенные индюки... Ну, нет, у меня есть и другие средства. Погодите, ребята, вы еще узнаете, на что способен Никомед из Халкедона.
Но его уже никто не слушал. Фабий долгим взглядом посмотрел на Сабина, несколько секунд молчал, а потом произнес:
- Будь рядом. Скоро ты нам понадобишься.
Затем повернулся и скрылся за дверью каюты. Трибун вернулся на свое место и принялся всматриваться в море, взявшись руками за борт.
Кипящий от ярости Никомед взобрался на мостик.